Осекается и нервно хватает со стола пистолет. Через силу добавляет.
— Мужа.
— А если я уговорю его уехать, ты оставишь Рона в покое? — с надеждой спрашиваю.
Заметив мои чувства, Алдо начинает смеяться. Его забавляет тревога в моём голосе. Он ни во что не ставит мою сумасшедшую веру в Шмидта и открыто насмехается над глупой, по его мнению, девчонкой.
— Клянусь, порой я очень хочу, чтобы ты была похожа на Амелию. Есть в тебе хоть капля безнравственности, эгоизма и жестокости?
Есть, но ты об этом не узнаешь, потому что всю свою агрессию я направлю в твою сторону.
Я позволяю себе слабую улыбку и вкрадчиво шепчу.
— Надо было забирать её. Ты дочерей перепутал. С моей сестрой у вас бы был идеальный альянс. Она в точности скопировала твой характер.
Мысленно ошпариваю себя кипятком. Вот зачем грублю? Мой яд никак не поможет Рону.
— Нет. Она была копией этой женщины, — бросает с презрением.
Опять. Эта.
Глаза наливаются кровью. Чтобы хоть как-то собраться, я невольно впиваюсь ладонями в плотную ткань джинсов и до боли стискиваю коленки. Почти до треска.
— Ты так и не ответил, — выжимаю скупую улыбку, — если Рон отступит, ты оставишь его в живых?
— Да.
Очень сомнительно, но я хватаюсь за тростинку. Выбора нет — придётся поверить ему на слово.
— Можно я поеду прямо сейчас?
— Нельзя. Как стемнеет, так и отправишься. Но у меня одно условие — с тобой будет Фелис.
— Зачем? — рвано выдыхаю, чувствуя почти нестерпимое покалывание в районе затылка.
— Для твоей безопасности, — щелкает пистолетом и сухо протягивает. — Не пойми меня превратно, но сейчас он опасен. Даже для тебя.
Уверенно заявляю.
— Рон никогда не сделает мне больно.
— Не зарекайся. Либо так, либо ты останешься здесь.
Скрепя сердце я соглашаюсь и уже мысленно прикидываю, как буду убеждать Рона, но возле двери меня останавливает тихий вопрос.
— Ты винишь меня за приказ убить твою мать?
— Я виню вас обоих за тот кошмар, в который вы превратили нашу с сестрой жизнь, — ухожу от ответа.
Слишком больно вспоминать. Я боюсь, что, если замру хотя бы на миг, шквал агонии сожрёт меня заживо, и потому быстро скрываюсь за дверью, отстраняясь от человека, лишенного права быть отцом.
Меня провожают в комнату, и я начинаю быстро собираться. Переодеваюсь в удобные штаны, накидываю майку и застегиваю джинсовую куртку. Ледяная дрожь сотрясает тело, и я дико зажмуриваюсь, мечтая прямо сейчас оказаться в надежных руках Шмидта. От них пахнет кровью и жестокостью, но, тем не менее, только его вкрадчивое обращение «Царапка» способно остановить назревающую истерику.
Если бы я не сбежала, ничего бы не произошло. В любом случае от меня мало что зависело. Я так и не смогла никого спасти и продолжала винить себя за то, что даже не попыталась. В этом не было смысла, но, возможно, тогда бы я смогла спокойно посмотреть на своё отражение. Без презрения и горечи в глазах.
Я возвращаюсь в ванную, включаю кран и умываю лицо ледяной водой. На потрескавшихся губах тлеет намек на улыбку.
Скоро я увижу его. Что он скажет?
Наверняка не то, что мне понравится. Назовет глупой, безрассудной и неоправданно жертвенной. Сожмёт в хищных ладонях, пообещает не отпускать и пригрозит, что цепями свяжет. Так он уже делал раньше, но то, что произошло на самом деле, просто перевернуло мою реальность.
Снесло к чёрту последнюю грань и морально убило.
Через несколько часов, когда тьма сгустилась, Фелис учтиво постучался в мою дверь. Он был непривычно напряжен и постоянно оглядывался. Будто и правда думал, что на нас нападут.
— В чем дело? — насмешливо подкалываю. — Боишься?
— Ненавижу ответственность. Еще не хватало пулю отхватить из-за тебя, — сверлит взглядом.
Бросает чёрную повязку и загораживает проход. Не даёт пройти.
— В чём дело? Зачем это?
— Пока что ты не заслужила доверия Дона, поэтому он приказал завязать твои глаза, чтобы ты не смогла узнать, где мы находимся.
— Но я и так видела двор…
— Этого мало. Ты ведь всё равно не понимаешь, где мы, — с нажимом добавляет. — Завязывай. Пора выдвигаться.
— Ладно, — растерянно поднимаю повязку и подчиняюсь его приказу.
— Прекрасно. Держись за локоть, а то упадешь.
По ощущениям мы спускаемся вниз и преодолеваем несколько коридоров. Мои руки невольно начинают трястись, стоит нам сесть в машину. Привычный озноб проходится по спине, напоминая о моём главном страхе — страхе темноты.
Я скукоживаюсь, вгоняю ногти под кожу и молюсь, чтобы мы как можно скорее добрались до нужного места. Меня мутит, тошнит и колотит. Сердце грозит выпрыгнуть из груди вместе с гортанью. Все силы уходят на контроль, текущий по венам.
Я отчаянно себя подбадриваю и нервно выдыхаю.
— Скоро?
Будто в ответ на мои молитвы машина начинает тормозить. Фелис развязывает мою повязку и тихо произносит.
— Приехали.
Вопль облегчения рвёт горло. Я судорожно открываю дверь и выбегаю на улицу, губами хватая прохладный воздух.
За спиной раздаётся недовольное.
— Ты не можешь быть тише?
— Могу, но тогда я сознание потеряю. Этого хочешь? — раздраженно хриплю, чувствуя, как меня понемногу отпускает.
— Было бы неплохо. Мы бы просто вернулись обратно и не рисковали своими жизнями из-за твоей прихоти.
Боги. Врезать бы ему, да я едва держусь на ногах. С трудом отрываю взгляд от земли и быстро оглядываюсь. Нервы снова до предела оголяются.
Это не дом Шмидта. Это то место, в котором он измывался надо мной. Наказывал и ядовито терзал. Бездушно насмехался и втаптывал в грязь.
Проклятье. Я рефлекторно сжимаюсь, не в силах с собой совладать.
Тело всё еще помнит холод стали, прижатой к горлу. Рваный выпад с последующим тресканьем одежды. Жуткий взгляд черных глаз, замутненных ненавистью.
И этого не изменить. Наравне с любовью я вкусила горечь и распалась на сотни осколков, тщетно ища спасение в бездне Шмидта.
— Эй. Ты в порядке? Даже не огрызнёшься?
Фелис тянет меня за куртку и удивленно вскидывает брови. Я выдавливаю слабую улыбку и тихо шепчу.
— Нормально. Ты уверен, что мы в правильном месте?
— Да. Люди Дона доложили, что сегодня он здесь.
— Ладно, — отмахиваюсь и прочищаю горло. — Рон же не знает, что мы приехали?
— Нет, поэтому не будем спешить. Пойдём скрытно. Может, что-то интересное услышим.
Не понимаю, что он хочет услышать, но быстро соглашаюсь. Напряжение Фелиса буквально сквозит в каждом слове, и это сильно настораживает.
Вдруг я правда чего-то не понимаю и очень переоцениваю свою важность?
Мы тихо подкрадываемся к дому. Мимо проходят люди Шмидта, но они нас не замечают — Фелис вовремя оттаскивает меня за угол и внимательно следит за периметром возле входа.
Грозный голос настигает нас рядом с окнами. Звук идёт из дома, и, благодаря приоткрытым ставням, мы слышим почти всё.
— Что нам с ней сделать? — спрашивает кто-то.
— Убить, — холодно отрезает Рон.
От явной угрозы мороз бежит по коже. Я настораживаюсь и вздрагиваю, когда он продолжает.
— Наш приоритет — Ндрангета. Если сейчас не избавимся, предательство может повториться. Мне не нужны крысы, втирающиеся в доверие, — грязно ругается. — Мать твою, пригрел же змею на груди.
— Нам нечего бояться. Твоя жена немногое знала.
Фраза резко обрывается. Скрип стекла режет слух. Жёсткая насмешка убивает последнюю надежду.
— Нельзя недооценивать одного человека, — нутром чувствую его хищную ухмылку. — Когда встретите — убейте на месте. Не смейте возвращаться без трупа.
— Хорошо, Шмидт.
Наступает зловещая тишина.
Первая мысль — ворваться в дом и выплеснуть всю обиду, да так, чтобы он захлебнулся от моей злобы. Теперь истерика в машине кажется надуманным пустяком. И даже страх, испытанный в подвале этого дома, не идёт ни в какое сравнение с той долей ужаса, что порабощает мой рассудок.