Пока добираюсь до дома родителей, на часах почти десять. Лина расстроенная встречает меня с красными от слез глазами. Что в этот миг творится в моей душе, словами не передать. И все, что я могу из себя выдавить это "что?".

Я готов был услышать что угодно, но не то, что объявился отец Тиграна. Больше всего в этой ситуации меня пугало, что Лина может к нему что-то чувствовать и, если он приехал ее вернуть, у него может получиться. Но мой Ангел уверяет меня, что это не так. Не могу сказать, что совершенно успокоился, но когда-то Лина просила доверять ей, и я не подведу. Тем более, я не в том положении, чтоб что-то требовать. Ведь я почти каждый день езжу к Еве, и она это терпит, не упрекает.

Утром заезжает на квартиру переодеться, и вместе едем в офис. Я уже привык приходить на работу к восьми, зато теперь раньше могу уйти. Сегодня у меня встреча, прошу Лину меня дождаться в офисе, чтоб вместе вернуться домой.

В офис я возвращаюсь в начале шестого, а стоит мне зайти в приемную, как все внутри закипает. Кто сидит на диване в приемной, догадаться несложно.

ЛИНА

На следующий день на работу мы пришли с Давидом вместе. После обеда у него была встреча, и он попросил дождаться его, чтоб вместе вернуться домой. Я занималась текучкой, когда в приемную зашёл Маис.

— Привет.

— Уходи, или я вызову охрану.

— Ангел, — я стрельнула в него глазами, и он тут же исправился. — Прости, я всегда называл тебя только так.

— Вот только не надо ностальгировать.

— Почему? Я всегда вспоминал о тебе с нежностью.

Он подходит ближе и упирается кулаками в поверхность стола, нависая надо мной, и заглядывая в глаза. Я поднимаюсь с кресла, и отступаю, хочу быть подальше от него.

— Мне совершенно не интересно, — пытаюсь быть строгой и безразличной, но понимаю, что проигрываю.

Руки бьёт мелкая дрожь, а сердце, оно отбивает сумасшедший ритм. Во мне сейчас столько эмоций. Когда-то я мечтала, что встречу его, и пройду мимо с гордо поднятой головой, ведь у меня все хорошо, а он… Он никто… Но моя голова, хоть и гордо поднята, я так же чувствую, что этот мужчина навсегда занимает часть моего сердца. Нет, это не любовь, и, наверное, даже не ненависть… Он просто там живёт. Жил все эти годы, за маленькой закрытой дверцей, а сейчас зачем-то вышел. И путает мои мысли и чувства. Это как незакрытый гештальт, мы ведь не попрощались тогда. Он собирался вернуться. А сам просто пропал…

— Уходи, — снова прошу я, а сама не могу оторвать взгляд от его лица.

— Давай поговорим, я ведь немного прошу.

— Ответь честно, зачем ты появился?

— Я приехал за сыном, — спокойно, глаза в глаза. А мне кажется, из приемной весь воздух выкачали, я начинаю как рыба открывать и закрывать рот, но не могу издать и звука. Это ведь бред, страшный сон. Он сейчас скажет, что пошутил. Но он по-прежнему смотрит серьезно, и ждёт, когда я приду в себя.

— Воды? — спрашивает меня, видимо ждать надоело.

— Убирайся, — шиплю как змея. — Прочь, из моей жизни. Нет у тебя сына! Понятно! Нет! Это мой сын, не твой. Убирайся.

— Успокойся. Ты спросила — я ответил. Не устраивай истерик. Выслушай и сама всё поймёшь, — он отходит от стола и устраивается на диван. — Тигран мой единственный сын. У Лилианы, моей жены… В общем, она не может иметь детей. Я не буду вдаваться в подробности, это сейчас неважно. Этот брак — сделка, Ангел, я честно даже не знал, что они все решили. Первым делом я рассказал родителям о нас. Про Тиграна, показал фото и ждал, что они обрадуются, — он горько усмехается, а я делаю шаг вперёд и опускаюсь в кресло.

Ноги дрожат. Воспоминания травят душу. Мы ведь любили друг друга, у нас было столько счастливых моментов. Мы так ждали Тигренка. И он любил его, иначе не вставал бы по ночам, и не менял ему подгузники, пока я готовлюсь к экзамену. Все это было недолго, но было. Глаза начинает щипать, и я моргаю, чтоб прогнать эти чувства. А затем дверь открывается и заходит Давид.

— Что он здесь делает? Я же просил, не встречаться с ним без меня.

— А ты вообще кто? — спрашивает Маис, за что получает убийственный взгляд от Давида.

— А я, вообще, ее муж.

ЛИНА

— А я, вообще, ее муж, — говорит Давид. Маис осматривает его, оценивает, потом переводит взгляд на меня, и с ухмылкой.

— А что на кольца денег не хватило?

— У нас свадьба в следующую субботу, — поясняю я. — Маис, тебе лучше уйти. Разговора у нас не получится. Тигран наш сын, он зовет Давида папой, и я не собираюсь ничего менять.

— По документам он мой сын. Ты же понимаешь, если мы не договоримся по-хорошему…

— Ты не переживай, у меня хороший адвокат, — говорит Давид.

Нас прерывает Надежда Витальевна:

— Давид Всеволодович, как хорошо, что я Вас застала, — тараторит хрупкая на вид женщина, но у нас все знают, хватка у нее как у бульдога, и просто так она беспокоить не будет, раз пришла, значит дело срочное. Давид это тоже знает.

— Проходите, — говорит он ей, приглашая в кабинет. Уходя, снова прожигает взглядом Маиса.

— Так ты неплохо устроилась, замуж за гендиректора… — с какой-то издёвкой, и мне хочется сказать гадость в ответ, но, несмотря на прошедшие годы, я его знаю и вижу, что за этой издёвкой Маис скрывает другие чувства, его выдает взгляд. Отворачиваюсь. — Ангел…лина, — тут же поправляет себя, — Я не хочу ругаться. Я не хотел вас бросать, я любил…

— Боже, пожалуйста, прекрати, — не выдерживаю я. Мне сейчас только его признаний не хватало. Маис поднимаемся и, достав телефон, подходит ближе, что-то в нем делает, а затем протягивает мне.

— Я не забывал о вас, можешь проверить даты, — вся его бравада исчезает, и он вдруг становится тем парнем, с которым мы когда-то любили друг друга.

Я смотрю на экран положенного передо мной телефона и вижу наши с Тигренком фото. Я узнаю их, некоторые с моих страниц, некоторые из тех, что делала Ксю и выкладывала у себя.

— Я просто не знал, — его голос и интонация с какой он говорил, изменились. Эти интонации пробуждали воспоминания, кололи острыми иглами, делали больно. — Не знал, как объяснить, почему я исчез… Почему бросил. Это было не мое решение, Ангел…

— Нет, пожалуйста, — отдаю ему телефон. Ещё чуть-чуть и я разревусь. — Я не хочу… — голос подводит, выдает мои эмоции. — Тиграну через два месяца будет пять, ты думаешь, ты ему нужен? У него есть папа, они любят друг друга, я не хочу… — мотаю головой, и чувствую, что первые слезинки все же срываются с ресниц, — Пожалуйста, не надо. Если он хоть чуть-чуть тебе дорог, как ты говоришь, уезжай.

— Я не могу, — его глаза сейчас полны тоски. — У отца обнаружили рак, ставят четвертую стадию. Он хочет познакомиться с внуком. Если честно, хоть повод и ужасный, но я был рад этой возможности, — теперь голос подводит его, прокашлявшись, он продолжает. — Ты же знаешь, я единственный сын. Он… — тяжело вздохнув. — Он очень строгий, требовательный, даже жестокий. Наверное, поэтому я в свое время воспользовался возможностью уехать, и учиться здесь. Полукровок ему было не надо, — с грустной усмешкой. — Чистая кровь, его предков, — Маис трет пальцами лоб. — Звучит дико, да? В начале декабря выясняется, что у него рак. Лилиана родить не может… — он запинается, тема для него явно тяжелая. — И отец вдруг вспомнил, что у него есть внук. Он хочет видеть внука, я не могу ему отказать в этом. Особенно сейчас… Поверь, я бы не стал тебя беспокоить, хоть, признаюсь честно, мне этого хотелось и не раз… Ему не дают больше трех месяцев, поэтому я здесь.

Я не знаю, что мне сказать и что ответить. Я растеряна, потрясена, и нахожусь в полном замешательстве. Рассказы про его отца я помню, там, действительно, жёсткий и принципиальный человек. Поэтому когда-то он был уверен, что отец не позволит ему оставить своего ребенка. А в итоге вышло все совсем наоборот.

Жалко ли мне Маиса? Не знаю, но мне жалко нас. Возможно, мы были бы счастливы вместе. Принципы, которые казались его отцу верными, разрушили наши жизни.