— Милая можно я задам тебе вопрос, возможно не очень приятный?

— Не пугай, — не отвлекаясь от складывания вещей говорит она. Подхожу к Лине и обнимаю со спины.

— Как думаешь, может Еве тоже подарок купить? — она замирает, всего на мгновение, но я это замечаю.

— Думаю это будет правильно. Тем более она в больнице.

— Тогда, я отвезу тебе к родителям, а потом съезжу к ней, — Лина не отвечает лишь, кивает.

Моя совесть вгрызается мертвой хваткой где-то в районе груди. Я подвел ее, и не только ее. Настроение от этого осознания портится. Я правда, не знаю, как правильно себе вести. Как сделать так, чтоб нам всем было хорошо? А возможно ли такое?

Я отвожу Лину, и говорю маме куда собираюсь. Она, конечно же, изъявила желание ехать со мной. Пришлось подождать пока она соберёт Еве еды, по ее мнению, больничную еду есть в праздники преступление.

Линин грустный взгляд я ловлю случайно, она быстро отворачиваться, и переключается на Тигренка. Снова снимаю обувь, иду к ней.

— Тигр, я украду маму на минутку, — говорю мальчишке, беру Лину за руку и тяну в ближайшую комнату. Стоит двери закрыться, прижимаю к себе любимую.

— Я не знаю, как отблагодарить тебя, за твое понимание и терпение. Скажи мне, милая, что мне сделать?

— Прости…

— Не тебе просить прощения… Я люблю тебя, помни об этом, пожалуйста.

Я нахожу ее губы и целую, пытаюсь передать всю свою любовь, нежность. Хочу, чтоб она поняла, для меня, есть только она.

— Я люблю тебя, — прерывая поцелуй шепчу я. — Веришь?

— Верю, — как же шёпотом, и в этот раз целует сама.

ДАВИД

У Евы мы провели почти час. Я почти не участвовал в разговоре, мама справлялась за двоих. Она же и первой попрощалась, ведь ей ещё готовить, и она это никому не доверит. Я оставил на столе свой подарок.

— Это тебе, с наступающим.

— Поцелуешь?

— Ты же знаешь, что нет.

Я выхожу из палаты и слышу, как в дверь с той стороны что-то ударяется.

Чувствую ли я себя виноватым? Да. Но точно не перед ней. Мы сели в машину, и я прибавил скорости, чтоб быть рядом с той, что живёт в моем сердце.

Мама с Линой колдовали на кухне, мы с Тиграном устроили гонки машинок на пульте управления. К девяти часам приехали родители Лины. Они явно волновались, это было очень заметно. Но стоило родителям познакомиться, как волнение ушло. Виктор Михайлович, уселся смотреть с отцом и Тиграном "Один дома". А я смог утянуть Лину, мамы там и без неё справятся.

— Ты куда меня тащишь? — смеясь спрашивает Лина.

— Мне нужно решить очень важный вопрос.

— А потом нельзя? Им там помощь нужна. Стол пора накрывать.

— Справятся, и мы не надолго, — мы дошли до моей комнаты, и я пропустил вперед Лину и зашёл сам.

— Ну? — она приподнимает брови.

— Я хочу, чтобы ты назвала дату нашей свадьбы.

— Прямо сейчас? И в чём срочность?

— Хочу принадлежать тебе, — опускаюсь на колени…

— Ты что делаешь? — удивленно смотрит Лина, а я обнимаю ее за ноги и прижимаюсь к животу.

— Я совершал очень много ошибок в своей жизни, но я не позволю себе потерять тебя. Если ты согласишься, я бы хотел расписаться сразу после праздников. Но если ты хочешь какую-то конкретную дату…

— А разве не нужно заранее подавать заявление?

— Этот вопрос решается очень легко. Ты просто скажи, когда?

ЛИНА

Дату? Конкретную дату? Я даже не думала об этом. Мы вообще не обсуждали этот вопрос. Все как-то очень быстро произошло. А ещё есть Ева…

— А разве не нужно заранее подавать заявление?

— Этот вопрос решается очень легко. Ты просто скажи, когда?

Давид на коленях передо мной, и с какой-то мольбой в глазах просит назвать дату, а я растерялась и вообще не соображаю. Хочу ли я поскорее выйти замуж? Хочу ли, чтоб этот потрясающий мужчина принадлежал мне? Хочу ли, сама принадлежать ему? ДА!!! На все три вопроса.

— Надо, наверное, в календарь посмотреть? — бормочу я, а Давид начинает улыбаться.

— Не обязательно. Просто скажи, первые выходные января, — начинаю смеяться.

— Вот мне интересно, если ты все решил, зачем у меня спрашиваешь?

— Потому что, мы все должны решать вместе. Разве нет?

— А как же "мужские решения не оспариваются"?

— Не оспариваются, но они могут корректироваться, — зарываюсь пальцами в его волосы.

— Тогда, пусть будут первые выходные августа, — выходит грустно.

— Но это долго, — возмущается он.

Не выдерживаю и тоже опускаюсь на колени, обнимаю его лицо ладонями. Любуюсь, слегка поглаживая.

— Я хочу быть твоей женой, Давид. Хочу принадлежать тебе. Хочу родить тебе дочку. Хочу жить с тобой и делить радости и горести. Хочу быть той, с кем ты будешь засыпать и просыпаться. Хочу быть той, кто сделает тебя счастливым. И это время, я прошу не для себя, а для тебя, — он хмурит брови, не понимая, куда я клоню. — Я хочу, чтоб ты был уверен в правильности своего решения.

— Я в нем уверен.

— Ты только, сейчас не злись, — прошу я, прежде чем объяснить своё решение. — Твой сын родится в мае, может в начале июня. Вчера, увидев его на экране, ты поверил в его существование. А когда ты возьмёшь его на руки… — говорить становится тяжело. — В общем, если после этого ты не передумаешь…

— Лина, это бред, — он отстраняется, и поднимается на ноги. — Ты сама себя слышишь? — всё-таки злится он. — То есть, мы будем вместе жить все это время, а потом я должен передумать, а ты просто возьмёшь и уйдешь?

Я опустилась на пятки. Мне сейчас больно, тяжело, во мне столько сомнений. И я не знаю, как донести все это до него так, чтоб он понял.

— Ты так не уверена во мне? — тем временем спрашивает он, нависая надо мной. — Я совсем не заслужил твоего доверия? — я не выдерживаю и начинаю плакать. Давид замечает, садится рядом и притягивает меня к себе. — Прости, милая, прости, — вытирая мои слезы шепчет он.

— Мне очень страшно, — признаюсь я. — Я боюсь, что ты уйдешь. Или, что я не выдержу… Не смогу тебя делить с ней. Я ведь тоже человек, да, я стараюсь все понять и принять, но это нелегко…

— Милая, что мне сделать, чтоб ты поверила? Я не сомневаюсь в своем решении. Я точно знаю, оно не изменится, заставь ты меня хоть пять лет ждать. Я буду ждать, — смотрит мне в глаза, — Я тебя люблю, и никто, ни Ева, ни наш с ней ребенок, ни даже ты сама не сможешь избавить себя от меня. Смирись, я твой, а ты моя.

— Мама, папа, — в комнату влетает Тигран. — Вас бабушки зовут. Надо стол накрывать, а вы тут валяетесь, — мы, не сговариваясь, тихо засмеялись, а Тигран убежал обратно.

— Он прав, хватит валяться, — вытирая слезы, говорю я. — Пойдем помогать, — но Давид удерживает меня.

— Если не хочешь первые выходные, может тогда последние?

— Я подумаю, — сдаюсь я. Мне кажется, я всегда ему проигрываю.

Мы накрываем стол, и расходимся переодеться. В столовую спускаемся к половине одиннадцатого. За столом не хватает Ксюши, но она переехала в мою квартиру, и они с подружками решили встречать праздник там. Под бой курантов я загадала быть счастливой рядом с Давидом. А как только часы пробили полночь, оповестив всех о начале Нового года, я переплела наши с Давидом пальцы и тихо сказала:

— Я согласна, — его лицо озарила широкая улыбка, а потом он меня поцеловал. И в этом поцелуе было столько любви, благодарности и нежности, что я могла бы утонуть.

Потом был фейерверк. Ближе к часу я всё-таки уложила Тиграна спать. Родители наши, нашли общий язык, за столом было весело и уютно, и мы разошлись только ближе к четырем.

А утро началось с открывания подарков. Больше всего, конечно, досталось Тиграну, и он был очень счастлив.

ЛИНА

Так получилось, что первое января выпало на пятницу, поэтому выходные продлились аж до четвертого числа. Мы так и остались у родителей Давида до Рождества.