— Ева, я честно не разбираюсь в этом, поэтому предпочитаю доверять тем, кто разбирается. Она сказала, что боится оставлять тебя без наблюдения, она переживает за тебя, и хочет, чтоб ты и наш сын, — специально делаю акцент на этих словах. — Были здоровы. Я не думаю, что ты одна такая, и будешь единственной в отделении. Клиника эта хорошая, палаты, наверняка, комфортные. Реши, что для тебя важно? И прими решение.

Ева долго смотрела в стену напротив. А потом, выдохнув, даже плечи опустила. Смирилась.

— Ты будешь приходить?

— Буду, — честно отвечаю я, потому что, действительно, ощущаю ответственность, перед ней и ребенком, который перестал быть эфемерным, а стал реальным. — И мама тоже не оставит тебя, уверен.

В коридор выходит врач, отдает бумаги и направление.

Мы едем к Еве. Она собирает вещи, потом мы заезжаем в магазин, закупаем продукты. И возвращаемся в клинику. Почти пол часа проводим в приемном отделении. А потом поднимаемся на третий этаж, где располагается отделение патологии беременности.

— От одного названия жутко становится, — морщится Ева.

Ей выделяют одноместную палату, обустроенную, как мини гостиничный номер, с кухонными шкафчиками, чайником, микроволновкой и холодильником. На стене большая плазма. Даже мебель здесь не похожа на больничную.

— Ладно, здесь, действительно, нормально. Надеюсь, я надолго не задержусь, — говорит Ева и устраивается в кресле. Какие здесь часы посещения? — спрашивает у акушерки, что привела нас сюда.

— В этой палате, почти без ограничений. С девяти утра и до девяти вечера. Вы устраивайтесь, а я пойду оформлю историю и приглашу дежурного врача, — девушка выходит.

Смотрю на часы, уже начало девятого, Лина, наверное, меня потеряла, но ни разу не позвонила. Доверяет? Или обижается? Прощаюсь с Евой, обещаю завтра навестить и спешу домой.

ЛИНА

Давида не было очень долго. Я уже извелась вся, несколько раз собиралась набрать его номер, или хотя бы написать сообщение, но в последнее мгновение, откладывала телефон. Я доверяю Давиду, если он задержался, значит на то есть причина.

Снова посмотрела на часы, начало девятого. Для себя решила, что, если к девяти не появится, тогда наберу.

Чтоб немного отвлечься позвонила Анаит Вардановне.

— Здравствуйте, как вы там?

— Здравствуй Линочка, замечательно, мы печём печенье. Тигран мне очень помогает, да, мой хороший? — обращается она к Тигренку.

— Да, — слышу его утвердительное. — А можно ещё и звёздочки вырезать?

— Конечно, — отвечает она сыну, а потом переключается на меня. — А у вас как дела?

— Все хорошо. Мы хотели сегодня заехать за Тиграном, но Давид задерживается, так что наверное поздно уже будет ехать.

— Ну, и правильно, какой смысл его забирать, если завтра опять приведите. Мы тут и так справимся. Правда? — и снова утвердительное "да" от Тигренка.

Мы ещё немного поболтали и попрощались. Мне необходимо расслабиться, лучшее средство — это полежать в ванной. Набираю ванную, добавляю пену. Когда ванная заполнилась на треть я погружаюсь в теплую ароматную воду. Телефон специально оставляю в недосягаемости. С Давидом все хорошо, я уверена, плохие новости приходят быстро. Значит занят. Чтоб занять мысли начинаю петь песни, все, что могу вспомнить. Когда уже кожа на ладошках сморщилась, а вода остыла, я все же выбралась из воды.

Обмотав себя полотенцем, я вышла из ванной и застала Давида сидящим на нашей кровати. Вид его был уставшим и явно расстроенным, и я бы сказала, рассеянным. Он уперся локтями себе в колени, а подбородок уложил на сцепленные в замок руки. Взгляд его был направлен в одну точку, он словно и не заметил, что я вошла.

— Что-то случилось? — он медленно перевёл взгляд на меня.

— Еву в больницу положили. У не гестоз, ничего страшного, но требуется наблюдение.

— А ребенок, с ним все в порядке?

— Да, насколько я понимаю, — а потом совсем тихо. — Я его видел. Это мальчик. Ты представляешь, у него все есть ручки ножки сердечко бьётся, он спал положив под щёчку кулачок, представляешь?

Я представляла. Я помню, как впервые увидела Тигренка на УЗИ. Это ни с чем не сравнить. И Давида я сейчас понимала. При всей его холодности и строгости, которую он так демонстрирует людям, я знаю, насколько хороший, добрый, нежный и даже ранимый он на самом деле.

Я не знала, что ему ответить, да и нужен ли ему мой ответ. Просто присела рядом, и положила голову ему на плечо. Сегодняшний день изменил его. Не его, а его отношение к ситуации, теперь он более четко понял, что он отец. И мне было больно, очень. От ревности, от безвыходности, от того, что это чувство он впервые испытал не со мной. Я не знаю сколько мы так просидели. Давид молчал, и я тоже не знала, что говорить. А в голову назойливо лез лишь один вопрос. Не выдержав, я все же его задала:

— Ты теперь хочешь быть с ними? — и кажется, в тот момент я перестала дышать в ожидании ответа.

ДАВИД

Я ехал домой, находясь в какой-то прострации. Что-то изменилось. Не могу сказать, что я вдруг полюбил этого ребенка. Нет. Это не объяснить словами, я не могу найти названия этому чувству. Может осознание? Наверное, это оно, я осознал, только сейчас осознал, что действительно буду отцом. Я подарил жизнь другому человеку…

Когда я зашёл, в квартире было тихо, я даже подумал, что Лина ушла, но зайдя в спальню увидел свет в ванной, а через неплотно закрытую дверь, услышал как она напевает.

Я сел на кровать, и положил подбородок на сцепленные в замок руки. Я снова погрузился в свои мысли.

— Что-то случилось? — выдернула меня от туда Лина.

— Еву в больницу положили. У не гестоз, ничего страшного, но требуется наблюдение.

— А ребенок, с ним все в порядке?

— Да, насколько я понимаю, — совсем тихо, словно я боялся об этом говорить. — Я его видел. Это мальчик, — эмоции снова брали верх. — Ты представляешь, у него все есть. Ручки, ножки, сердечко бьётся, он спал положив под щёчку кулачок, представляешь?

Лина ничего не ответила, присела рядом, положила мне голову на плечо. У меня перед глазами снова стояла картинка с черно-белого экрана. Мой ребенок, мой сын, жаль только не от моей женщины. Мы сидели молча, я был благодарен Лине за ее поддержку. Но вдруг она задаёт вопрос:

— Ты теперь хочешь быть с ними?

— Нет, — без раздумий отвечаю я. Поворачиваюсь к Лине. — Милая не говори глупости, я хочу быть с тобой, это не изменится, — пересаживаю ее к себе на колени. Смотрю в глаза. — Просто, я не ожидал, что это будет так… Я даже объяснить не могу, сам не совсем понимаю… Словно я не верил до сих пор, что этот ребенок есть, а теперь точно знаю — есть. Мне сложно, даже страшно, — Лина запускает свои пальчики мне в волосы, и начинает их перебирать. — Прости, — шепчу я, и прижимаюсь к ней покрепче.

— За что?

— За то, что так получилось. Я так виноват перед тобой.

— Не надо, я ни в чём тебе не виню. Немного испугалась, врать не буду. Но не виню.

— Ты мой Ангел, и за что мне такое счастье?

— По-моему, — с улыбкой говорит Лина. — Ты его заслужил.

Нас прервал Линин телефон. Взяв его, она вернулась ко мне на колени. Мама прислала ей видео. Лина открылась его, и мы с умилением наблюдали, как Тигран раскатывал маленькой скалкой тесто, а потом вырезал формочками печенье.

— Как думаешь, он будет рад брату? — вырвалось у меня.

— Я думаю да, — тихо отвечает мой ангел.

Лина больше ни о чем не спрашивает, отправляет меня в душ, сама идет готовить ужин. Сегодня нет той легкости в наших отношениях, но это пройдет я верю. Нам просто нужно это переварить.

В кровати я прижимаю Лину к себе и засыпаю, уткнувшись носом в ее макушку.

Утро тридцать первого декабря проходит в сборах. Нужно собрать все подарки, одежду на вечер, взять вещи на несколько дней так как, я уверен, от мамы уехать на завтра не получиться. А еще нужно заехать к Еве.