Я не видела его с тех пор, как мы приехали в Вегас, потому что он был невероятно занят командой и мероприятиями для СМИ, как и последние несколько недель после победы в чемпионате NFC. Я полностью понимаю, однако, и крала каждую минуту с ним, что я могла. Скоро все это закончится, и мы, наконец, сможем провести вместе несколько месяцев в межсезонье, свободные от его жесткого графика.

Тем не менее, были безостановочные текстовые сообщения следующего уровня. Всегда кокетливые маленькие цифры, как этот разговор, который у нас был вскоре после приземления прошлой ночью.

Я: Привет, горячие штучки. Мы в Вегасе!

Натан: Мне показалось, что день вдруг показался ярче.

Я: Stoooppppp jk это так отвратительно, и мне это нравится. Продолжай делать это.

Натан: :) Скучаю по тебе. Пожалуйста, не напивайся и не сбегай со странными парнями сегодня вечером.

Я: Боже, ты такой придирчивый.

Натан: Чертовски прямо. Единственный человек, с которым ты можешь сбежать в Вегасе, это я.

Я: О, хорошо. Потому что ты единственный, с кем я хочу сбежать. Как насчет сегодняшнего вечера?

Натан: Не могу сегодня вечером. Я занят. Как насчет завтрашнего вечера? У меня есть кое-что с 6:30 до 10:30, но после этого я свободен.

Я: Конечно! Звучит отлично!

Теперь мы с Лили идем в предоставленную нам ложу на стадионе, обутые в болезненные высокие каблуки и закутанные Саран в модные дизайнерские платья а-ля Маршаллы .

За исключением того, что я — это я, и нельзя рассчитывать, что я полностью соответствую общественным нормам моды, я также надела свое симпатичное белое облегающее платье с черной майкой (конечно, с номером Натана 8), затянутой в пояс небольшой узел спереди.

Кое-что, что я усвоила в начале карьеры Натана: жены и подруги НФЛ живут по строгому модному кодексу, и этот кодекс всегда модный AF. Только как его друг я могла свободно ходить на игры в кроссовках и футболке. Как его девушка… вообще-то, какая разница. Я все равно приду на игры в чем захочу. Сегодня я хотела надеть каблуки и нарядиться. В следующей игре это может быть комбинезон с капюшоном. Никто никогда не может действительно предсказать, что произойдет с моим выбором одежды.

После того, как нам показали кабинку, мы заходим внутрь и обнаруживаем Вивиан, маму Натана, уже здесь и высасывающую весь кислород своим большим эго. Она вертит оливки в бокале для мартини, выглядя так, будто у нее на кончике языка вертится не меньше десяти высокомерных комментариев.

— Здравствуйте, миссис Донельсон, рада снова вас видеть.

Я улыбаюсь и протягиваю руку, как продавец автомобилей. Хотите купить эту кучу дерьма? Нормальные люди обнимаются в подобных ситуациях. Но давайте все помнить, что Вивиан Донельсон далеко не нормальная, и она всегда видела во мне угрозу карьере Нейтана. Другими словами, она ненавидит меня.

Эти темные глаза — похожие на глаза Натана, но такие навязчивые, что кажется, будто они никогда не закрываются, — скользят по моей протянутой руке.

— В следующий раз тебе стоит сделать маникюр перед важной игрой, как жены и подруги других игроков. А липкие браслеты оставь дома. Они не вписываются в этот мир. — Эти глаза снова поднимаются. Рука: не пожата. — Никто не любит хиппи, сидящего в секции жен НФЛ.

Лили делает шаг вперед, словно собирается вырвать серьги из ушей и избить эту женщину в стиле Wreck-It Ralph. Я хватаю ее за предплечье и останавливаю, потому что мне не нужно, чтобы она сражалась за меня в этой битве. Меня даже не задели ее слова. Все, что я сейчас чувствую, это грусть по Натану. Было бы мучительно расти с такой взыскательной, требовательной матерью. Неудивительно, что он чувствует себя заваленным давлением и ожиданиями. Я также благоговею перед ним за то, что он преодолел влияние этой женщины и стал таким щедрым, добрым человеком, несмотря на нее. Это просто доказывает, что деньги — это не то, что определяет человека; это только усиливает их природу.

Что ж, пришло время миссис Донельсон узнать о своей природе и о том, какое влияние она оказывает на окружающих ее людей. Натан действительно отошел от своих родителей за последние несколько недель по предложению своего терапевта и посвятил себя установлению новых границ. Он рассказал мне о вещах из своего детства, о которых я понятия не имела, а также откровенно рассказал об отношении его мамы конкретно ко мне. С самого начала наших новых отношений он ясно дал понять, что мне никогда не придется носить кляп рядом с его мамой. Я могу свободно высказывать свое мнение и постоять за себя при его полной, непоколебимой поддержке.

Так что все, отойдите — я собираюсь стать худшим кошмаром этой женщины.

— Миссис Донельсон, — начинаю я с размеренной улыбкой. — Во-первых, тебе давно пора перестать говорить мне такие грубые вещи.

Я думаю, она бы нахмурилась, но ее лицо всегда хмурится, так что трудно сказать.

Я продолжаю:

— Я думаю, ты уже знаешь, что я здесь, чтобы остаться. И ты можешь быть полностью уверена, что если ты продолжишь разговаривать со мной или моим парнем, как раньше, твои дни в этой кабинке с нами закончатся. То, что ты родила его и подтолкнула к успеху, не гарантирует тебе места в нашей жизни.

Как я уже говорила, я не представляю угрозы для женщин в жизни Натана — пока они не заставят его выбирать. Он будет выбирать меня каждый раз, и теперь, когда я знаю почему, я полностью намерена позволить этой силе ударить мне в голову. Я буду защищать его так же яростно, как он защищает меня.

— Я не буду говорить от имени Натана, хотя у меня есть длинный список проблем, которые я хотела бы прокомментировать, но что касается того, как вы относитесь ко мне, вы снисходительны и грубы, и я не буду мириться с этим.

Глаза Лили расширяются, и она сжимает губы, чтобы не улыбнуться. Левый глаз миссис Донельсон слегка дергается. Ее подбородок поднимается вверх, и я готова к ее резким словам. На самом деле, я готова к буквальной пощечине.

Ни то, ни другое не происходит.

— Этот напиток ужасен. Я посмотрю, не лучше ли то, что у них есть.

Она проносится мимо нас, и вместе с ней в воздухе проносится холодок. Я благодарю свою счастливую звезду, что Натан не близок с этой женщиной, и мне приходится терпеть ее лишь несколько раз в год.

Как только она уходит и дверь за ней закрывается, Лили поворачивается ко мне.

— Я никогда в жизни так не гордилась тобой. Что ж, хорошо, потому что меня буквально трясет теперь, когда все закончилось.

— Все, что нужно этой женщине, — это шуба, и она станет диснеевской злодейкой. Кроме того, где отец Натана?

— У него завтра важная встреча, и он хочет отдохнуть. Он сказал Натану, что посмотрит часть игры по телевизору.

Лили моргает.

— Ты издеваешься надо мной.

— Если бы.

Натан так усердно работал, чтобы порадовать своих родителей, и вот он уже во второй раз на Суперкубке, а его отец даже не удосуживается показаться, потому что ему нужно вымыть голову и хорошенько выспаться.

Мы с Лили спускаемся по трем ступеням, ведущим из развлекательной части ложи к кожаным сиденьям перед стеклом. Стадион быстро заполняется болельщиками, одетыми в контрастные цвета: черный и серебристый, оранжевый и темно-синий. Энергия искрится по стадиону, как фейерверк. Мое собственное предвкушение бурлит во мне, причудливый стиль шампанского.

Натан (и его команда, ну а если серьезно, кого они волнуют) скоро пройдут через этот туннель, и этот стадион сойдет с ума. Они держат таблички с его именем, носят футболки с его номером, а противоборствующие болельщики боятся его и того, что он будет делать сегодня. Его имя будет на языке тысяч. Петь и кричать. Все размышляют: каков Натан Донельсон в реальной жизни?

Но я знаю.

Я знаю о зеленой бутылке шампуня и о том, что он боится летать. Я знаю, что он может хранить секреты лучше, чем Лили, тем летом из винного холодильника моих родителей таинственным образом пропала бутылка вина, и я знаю, что простыни Натана кажутся мне мягкими, как масло. Он мой, и мое сердце колотится при одной мысли об этом.