Затем меня сносят вниз по трем отвратительным лестничным пролетам. Я слышу, как обувь Натана сползает с липкого пола с каждым шагом. Фу. Вы могли бы подумать, что эта квартира будет стоить сверхнизкой арендной платы, несмотря на то, насколько отвратительно это здание, но НЕТ. Это Лос-Анджелес для вас. Я слишком много плачу, чтобы жить в здании, которое пахнет подмышками.

Прежде чем мы доберемся до вестибюля, я решаю, может ли Натан потрогать мою задницу, а я могу потрогать его. Я морщу нос, а затем двигаю большим и указательным пальцами к его ягодицам, намереваясь лишить его дневного света, чтобы он уложил меня. Однако первая попытка оказывается неудачной. Он только смеется и сгибает твердые, как скала, ягодицы, делая так, что я не могу схватиться за что-нибудь, чтобы нанести урон.

— Делай меньше приседаний, — говорю я ему обиженным тоном и скрещиваю руки, смирившись с тем, что накинусь на него, как пальто, пока он не уложит меня, задаваясь вопросом, где я так ошиблась в нашей сегодняшней драке.

Мы добираемся до грузовика, и Натан шлепает меня на переднее сиденье, закрывает дверь, а затем смотрит на меня в окно. Я роюсь в карманах и нахожу использованную обертку от жвачки, чтобы назло бросить на пол его грузовика.

Натан проскальзывает со стороны водителя своего затемненного грузовика — окна такие темные, что никто никогда не знает, кто здесь находится, что очень весело — и смотрит на меня, говоря:

— Хорошо, дай мне это.

Так что я делаю наоборот, потому что я в настроении заставить его заплатить за его добрые дела. Я поднимаю брови с нахальным насмешливым выражением лица, затем вытаскиваю телефон и устраиваюсь на своем месте, чтобы игнорировать его всю дорогу.

Он стонет.

— Безмолвное лечение? О да ладно! Что угодно, только не это. — Я не отвечаю, просто отвожу взгляд в окно, как будто меня не беспокоит его рассеянность. — Отлично. Заставь меня заплатить. Я заслуживаю этого.

Он наклоняется над центральной консолью и достает обертку от жевательной резинки. Он идет в маленькое мусорное ведро, которое он держит в двери со стороны водителя.

Хотя, если честно, трудно чувствовать себя оправданным, заставляя мужчину платить за то, что он слишком добр . Я знаю, что это было закулисно, манипулятивно и обманчиво, но, черт возьми, это было так мило, что я расплакалась. Это настолько Натан, что единственное, в чем он виноват, так это в том, что у него слишком большое сердце. Я хочу, чтобы он перестал заставлять меня любить его больше. Это раздражает.

После нескольких минут прокрутки Twitter и попыток заблокировать нелепые попытки Натана привлечь меня, читая хип-хоп песни 90-х о больших задницах, я натыкаюсь на ретвитнутую статью с лицом Натана. Так вот, я дружу с ним достаточно долго, чтобы знать, что нельзя читать какие-либо таблоиды о нем, но этот выделяется по причинам, которые я не могу игнорировать.

— О БОЖЕ, Я УБЬЮ ЕЁ!

Я кричу так громко, что удивляюсь, как окна Натана не разбиваются.

— Кто?! — отчаянно спрашивает он, загоняя свой грузовик на стоянку ресторана, где мы встречаемся с парнями.

Я моргаю, глядя на статью.

— Келси! Твоя ужасная бывшая! Она написала о тебе статью… и… — Я смотрю на него. — Разве ты не видел?

— Ой. — Он не обеспокоен. — Я что-то слышал об этом, но не стал проверять. Я подумал, что Тим позвонит мне, если все будет так плохо.

— Ладно, полагаю, тебя не волнует, что она считает тебя самым паршивым любовником в Лос-Анджелесе?

— Что?

Это привлекло его внимание.

Натан берет телефон из моей руки, его взгляд просматривает статью, затем он расслабляется и бросает телефон обратно мне на колени.

— Эх, не так уж и плохо. Готова войти?

Мой рот открывается, и я смотрю на статью, которая заставит меня похоронить себя заживо.

— Не так уж и плохо? Нейтан, она пристыдила тебя за… — я позволила этой фразе умереть, потому что мы с Нейтаном НИКОГДА раньше не говорили открыто о нашей сексуальной жизни. Мы относимся к теме, как к горящему зданию, и обходим ее стороной. Вместо этого я позволяю своему взгляду упасть на запрещенную область его джинсов и надеюсь, что это передает слова, которые я слишком смущен, чтобы сказать. — Не будучи в состоянии… ну, ты это читал, так что знаешь.

Он пытается не улыбаться.

— Это не имеет большого значения.

Он тянется к заднему сиденью, и материализуется накрахмаленная белая рубашка. Он пожимает плечами и застегивает пуговицы. Не забота в мире.

Я не понимаю его равнодушия сейчас.

— Как ты не расстраиваешься? Я практически трясусь от ярости! Я хочу положить рыжих муравьев в ее ящик с нижним бельем! Положи острый соус в сливки для кофе! Заклей скотчем двери ее машины!

— Ооо, как коварно. Федералы знают о тебе?

Я слегка шлепаю его по плечу.

— Не смейся! Это серьезно. — Почему-то я сейчас сморгнула слезы. — Она… она публично опозорила тебя за эректильную дисфункцию, Натан. Это ужасно! И унизительно. А ты самый милый парень на свете! И Я НЕНАВИЖУ ЕЕ!

Натан громко смеется, и его голова запрокидывается к небу, как будто он молится о мудрости. Его большая рука ерошит его волосы, затем он снова переводит взгляд на меня.

— Бри, спасибо за заботу, но у меня нет эректильной дисфункции. Она раздула эту историю до предела и просто пыталась упрекнуть меня за то, что я не занимался с ней сексом… и, возможно, за то, что предпочел тебя ей в день, когда мы расстались. Но шутка над ней, потому что, как ты заметила, очень бесчувственно стыдить кого-либо за это состояние. — Он указывает на мой телефон. — Просто посмотри на комментарии в конце этой статьи. Она получает ужасную негативную реакцию, и мужчины говорят, что чувствуют себя лучше, зная, что спортсмен борется с тем же заболеванием, что и они. — Он снова пожимает плечами. — В целом, не такой уж и ужасный исход.

Да, да, да, он такой благородный. Но мой мозг перестал слушать после одного очень важного ключевого утверждения.

— Ждать. Вернись. Ты сказал, что нет… Я снова не могу подобрать слов.

Натан Донельсон не спал с моделью нижнего белья, с которой встречался два месяца? Мой мозг не вычисляет. Он вот-вот выключится, и дым вот-вот вылетит из моих ушей.

— У тебя никогда не было с ней секса? Почему? — Я задаю этот вопрос, хотя я не должна. Но мне нужно знать, потому что Натан… Натан! Просто посмотри на него. Он источает сексуальность, и каждая женщина в мире хочет его. Даже миссис Дортея, вероятно, неравнодушна к нему!

Его лицо пугающе серьезно. Мы больше не шутим.

— Потому что я холостяк.

— Что! — Я случайно кричу так громко, что женщина, идущая рядом с грузовиком, оборачивается, пытаясь заглянуть в затемненное окно. Убирайся, леди. Я оглядываюсь на Натана и шепчу:

Ты девственник?

— Нет. — его ухмылка слишком снисходительна, если вы спросите меня. — Думаю, мне следует сказать, что в последнее время я соблюдал целомудрие.

Я качаю головой, думая о тех ночах, когда мне хотелось плакать, чтобы уснуть, думая о том, как он держит в своих объятиях другую женщину. Держит Келси. Оказывается, он не был. — Я не понимаю… она была там в то утро, когда я принесла кофе.

— Ты тоже часто бываешь у меня дома по утрам. Это не значит, что мы сделали что-то физическое.

Я вдруг не могу глотать. Или пощупать мои пальцы. Что творится?! Почему я так реагирую? На самом деле это ничего не меняет, за исключением того, что я чувствую, что все, что я знала сегодня, изменилось. Мое основание шатается.

Натан видит мои широко распахнутые глаза и издает короткий смешок.

— Почему ты придаешь этому такое большое значение?

— Потому что , — говорю я решительно, как будто этого ответа достаточно. — Ты мог заполучить кого угодно по щелчку пальцев. Почему ты хранишь целомудрие? — МНЕ НУЖНО ЗНАТЬ! Он до сих пор не говорит мне кое-что, и это беспокоит меня. Я не думала, что у нас с ним есть какие-то секреты, но теперь я узнаю, что у него есть два больших секрета! Сколько еще есть?