Мурси с трудом удержалась от смеха. Просто свет катарской расы! Профессиональные убийцы, не могущие между собой решить, кто из них безжалостней. Как капитан не пыталась, но только очень близкое знакомство могло переменить отношение к ним. А пока оно не состоялось, все до единого катары-каджиты выглядели в её глазах обычными котами, которые любят лишний раз друг друга подзадеть, лишь бы скоротать время.

Капитан тихо предупредила Коди, чтобы тот держал на всякий случай концентрацию усиленной в два раза, так как сама боялась пропустить опасные намеки, слишком поверив в иллюзорную безобидность завсегдатаев каджитского гетто. Пикселька и Мурашка, не здороваясь и не тратя время на вежливое знакомство, повели их длинными узкими улочками, на которых, впрочем, никого не было, а если кто и встречался по пути, так завидев двух дерзких каджиток, спешили спрятаться по домам. Определенно, банда эта держала в страхе весь район, минимум. Интересный авторитет у «обыкновенного» ресторанного критика.

Девушки завели Мурси и Коди в роскошный особняк — двухэтажный, с белым балконом, густо заставленный у дверей и на окнах цветами в длинных узких кадках, которые благоухали и радовали глаз. Внутри же, на стенах висели изысканные гобелены, под стать тем, что видела Мурси в Империи у богатых Лордов. Живописные портреты катара в позолоченных рамах, по грудь и в полный рост, в разных позах и нарядах, с гордо выпрямленной спиной, приподнятым маленьким подбородком на круглом лице. Видимо на них и представал сам пан Бобусь, очень похожий внешне на поэта Бараша. Он тоже весь казался сплошным пушистым шаром. И ручки с ножками у него были маленькие, и голова с туловищем овальные, и ушки приплюснуты к идеально круглой черепушке. Раскраской же он тоже слабо отличался от племянника. Темно-коричневая, с рыжими подпалинами, шерсть в полоску, а глаза-блюдечки такие же ярко-оранжевые, как у Моргана.

Только Коди и Мурси переступили порог, им навстречу вышла еще одна кошечка. По всей её строгости и по тому, как тут же примолкли Мурашка и Пиксилька, благоговейно устремив взор себе под ноги, можно было посчитать, что эта леди слыла в доме кем-то вроде домоуправляющей. Она оглядела внимательно гостей и едва заметно кивнула.

— Я Сева, экономистка. Пан Бобусь изволил только что откушать, теперь належивает ложе и созерцает еду внутри себя. А дело это важное, в высшей степени. Для его выполнения необходимо полное уединение и покой. Но пан предупреждал о вашем визите. Что ж, пройдемте, хоть я этого и не одобряю. И не возводите достопочтимого ветерана до волнений, будьте добры! — с легкими менторскими нотками произнесла пани Сева. — А вы двое куда? У вас нет дел?

— Да, госпожа, конечно, госпожа, — заискивающе загалдели провожающие кошечки и поспешили скрыться со строгих глаз экономки.

Коди и Мурси последовали дальше, вглубь дома, по широкой лестнице на второй этаж, где пани Сева открыла перед ними высокие двери в церемониальный зал, предназначенный, по всей видимости, исключительно для проведения пиров. Длинные столы стояли по обе стороны от мягкой ковровой дорожки зеленого цвета, и казались бесконечно тянущимися вдаль. И там, в дали, у самой стены, под гигантским и на вид очень дорогим гобеленом из паутины Хомчей, будто на троне, возлежал сам пан Бобусь. Софа, на которой отдыхал каджит, тоже выглядела крайне утонченно, с резными подлокотниками и устлана была миллиардом маленьких подушечек. Рядом стоял кованный прикроватный столик на высокой ножке, а на нем поднос с различными фруктами. Сам хозяин встречал их только в халате цвета фуксии из какого-то плотного материала, который тяжело оседал на его круглых боках.

Картины немного всё же привирали, они скрывали от созерцателя шикарные щеки, которые расплылись в буквальном смысле по плечам этого толстого катара. Пан Бобусь повернулся на бок, приоткрыл лениво один глаз и зевнул. Когда же его гости подошли достаточно близко, он нехотя, будто бы еще даже раздумывая, а стоит ли вообще, сменил положение на полулежа, потянулся маленькой толстой ручкой до грозди грапеса, лежащего на подносе, и тягуче поприветствовал:

— Пан Бобусь, подполковник голодных игр и даже ветеран! Рад встречи, рад, — слова выходили из него как-то медленно, будто ему было лениво их даже произносить, а голос при этом звучал мягко и сладко. Мурси тут же захотелось прилечь к нему под бок и начать неистово наглаживать эти огромные щеки.

— Для нас тоже очень приятно познакомиться с таким влиятельным кад… — капитан запнулась и вовремя исправилась: — катаром.

— Ах, не стоит! — пан Бобусь медленно прожевал маленькую ягодку и продолжил: — Каджит не вводит меня в смущени. Всё равно, как называют нас мелкие негодяи. Если не против, я бы перешел сразу к делу. Потому как дел у меня много.

— Меня восхищает ваша деловая хватка, — любезно ответила капитан и тут же хитро сощурилась. — Но вы правы, к делу. Больше всего меня интересует брат Кавот, с которым вы вступили в неправомерную сделку, чтобы словить хайп и тем самым прославиться на весь сектор.

— Хайп? Кавот? — с пана Бобуся как рукой сняло всю леность. Он вначале насторожился, раскрывая свои и без того огромные глазища еще шире, потом виновато опустил взгляд, видимо осознав всю серьезность обвинения, зацепился взором за закатившуюся ягодку между складками халата и тут же повеселел, принявшись с усердием выцеплять её коготком из плена ткани и шерсти. — А как вы догадались о нашем хитром сговоре? Мы всё предельно рассчитали. Да, мы рассчитали!

— О, над загадкой мы бились вдвоем с моим лучшим специалистом, — нарочито серьезно ответила Мурси, махая головой на Коди. — Немало часов потратили, чтобы разгадать. Но в СРС самые-самые, вы же знаете.

— Знаем, знаем. Хотели даже к вам работать пойти, да вот выяснили, что не слишком у вас платят хорошо, да и молоко за вредность не добавляют. Впрочем, мы наболтаемся на отвлеченные темы потом, если вы соизволите не так истерично требовать от меня следующих встреч.

— Конечно, пан Бобусь, — с сердечностью заверила Мурси. — Обязательно поболтаем.

Коди нервно дернулся и проверил на всякий случай запрятанный под курткой бластер. Шарм толстых катар не производил на него должного эффекта, и в голову агента Ко пришла странная мысль, а не сошла ли его начальница с ума, раз позволяет так разговаривать с собой какого-то наглого жирного кота?

— Что вы хотите за молчание от бедного и слабого каджита? — состроил страдальческую гримасу пан Бобусь.

— Информацию. Ваш друг, брат Кавот. Это он вам слил сведения о Моргане и убийстве йонгея? А так же об отравлении его напарницы?

— Да, нехорошо получилось. Не подумали, что Морган как-нибудь про то прознает. Я уважаю его деда, это достойный катар, да и внук пошел деяниями в него.

— К делу, — подстегнула разговор капитан. — У меня же тоже их много.

— Ах да, брат Кавот. Мы с ним иногда встречаемся, ведем беседы, вот он и рассказал мне всякое, а я это всякое рассказал уже племяннику. У мальчика талант, но вот стихи! Не формат нонче. Тем более такие возвышенные, как у Бараша. Ему бы про любовь, семью, про еду писать, а не про взывания Разума к телу. В общем, я видел, что очень хорошо ему помогаю и это хорошо помогло.

— А что еще Кавот вам рассказал? Например, что-нибудь про Свино Паса?

— О, племянник мне присылал ваш рассказ. Жуткое дело! Но вы не думайте, что я не забочусь о прайде, хоть и исключен из него. Да, я забочусь! — гордо заявил пан Бобусь, но опять отвлекся на ягоды, и вся пафосная бравада тут же уступила место более приземленному тону. — Я придавил к стенке Клока, продавца оружия. Оказывается, свинью подложил отец Паса. Он сейчас так зол! Так зол!

— Настолько, что отправил указание бомбить деревню с вашим племянничком регулярным войскам, — заметила капитан. — Вы можете до него добраться?

— Вы женщина льстительная, я сразу учуял. Только не слишком вумная. Я не только к стене придавил Клока, а еще выслал половцев по следу заказчика. Они ему быстро покажут кузькину мать и самого Кузьку.