— Ты думаешь, уничтожение займёт какое-то время? — уточнил Гидрос.

— Конечно. Неужели, канцлер, вы не обратили внимание на расположение системы? Если мы разом взорвём или отравим, или ещё как-то — в общем, одним махом разрушим такой запас — разлетится не только вся солнечная система в пух и прах, но и сектор Х. Ну или кто-то примет этот удар на себя, а становиться неповоротливой горной грядой лично у меня желания нет. Ты вот, Ленка, не хочешь?

— Нет. Но как ты планируешь постепенно уничтожать Варкуса?

— На этот счёт у меня тоже есть план. Я уже связалась с Яном. Так что всё в ажуре и под абажуром. А теперь, если не возражаете, я начну обзванивать приспешников Дуку и пытаться их уберечь от никчёмной смерти.

— Отлично, Ванно любит такие спектакли, — вакуй наконец отпустил меч и уселся на диван. — Кто первый на очереди?

— Жовани и раскольники, — кивнула Мурси и повернула голову к катару. — Морган, сделайте мне больно.

— Что? — не понял Морик.

— Укусите меня. Давайте, это нужно для дела.

— Я не могу, сэр! — завертел головой катар и даже отступил на несколько шагов назад.

— Ладно, — причмокнула с досадой Мурси. — Тогда ты, Коленка, выпусти в меня заряд, да побольней, шобы я разрыдалась.

Лена не успела ответить, как канцлер Гидрос подскочил с кресла и отвесил звонкую затрещину Мурси.

— Спасибо, учитель, — из глаз капитана хлынули неподдельные слёзы. — Детство вспомнила.

— Обращайся, моя хорошая, — язвительно заметил канцлер.

***

Дуку отключился и ещё сильней нахмурился. От этого его лицо приобрело старые, узнаваемые черты. Сквозь тонкие брови пробился тяжёлый взгляд уставшего от бесконечной борьбы за место под звездой человека. Этот взгляд он направил на истерзанного ученика.

— Ну не может же она быть настолько дурой? — от недоумения Дуку ещё выше приподнял плечи, застыл так и глазами оглядел своих приближённых, будто надеялся, что те сейчас внесут хоть какую-то ясность, может быть, укажут, что ему показалось, что он неправильно расслышал. Но лица послушников выражали всю ту же озабоченность, какую и его. — С одним ружьём, да против всех нас. Залечите его, мне нужно, чтобы изменник заговорил.

Пока последователи возились с медицинскими зондами, приводя в сознание Христова, Дуку шагал рядом из края комнаты в другой край и продолжал бормотать:

— Немыслимо! Значит, я действительно зря его пытал? Сам с трудом сдерживался от боли, а ей всё равно? Она, выходит, наслаждалась? Нет, ну не может быть всё так просто, не может. Хотя баба ведь, а, значит, дура дурой. И не потому что дура, а потому что баба. Что с неё возьмёшь? А если нет? Если прилетала сюда за чем-то особенным? Что я упустил?

Наконец, Христов пришёл в себя и даже смог сесть. Тело его, подвергшееся многочисленным ожогам и другим тяжелым испытаниям, дрожало, глаза ещё подернуты были пеленой безумия, сковывающие блокираторы казались неимоверно громоздкими на худых измождённых запястьях, а ошейник болтался, как удавка не по размеру.

— Джеси, мальчик мой, — начал ласково Дуку. — Вкололи обезболивающее? Он сейчас не контролирует себя?

— Да, — согласно кивнул один из послушников.

— Хорошо. Итак, мальчик мой, расскажи наставнику, что искала тут твоя ученица.

— Если бы я знал, — вымученно ухмыльнулся Христов. — Если бы я мог предвидеть то, что натворит моя ученица, считаешь, допустил бы это?

— Честно признаться, я думаю, что из-за чувств к ней ты потерял всякий контроль над разумом. Вот и принёс себя в жертву за её грехи. Только она не оценила! Вызвала меня на открытое столкновение.

— Что? — выпрямился Христов, в его образе сразу появилась какая-то чёткость. — «Зергануть» тебя решила? Она сошла с ума?

— Я бы тоже так решил, если бы не сталкивался уже с вероломством, продуманным вашей парочкой. Поэтому жду, что ты мне всё расскажешь, милый мой Джеси.

— Да я понятия не имею! И никогда не имел, что у неё на уме.

— Ты всё мне расскажешь, — повторил Дуку. — Всё. Повинуйся дракону Сибел!

Христов упал на колени прямо со стола, разбивая в кровь и без того израненные суставы.

— Тут не помогут пытки, — прохрипел Джес. — Я в самом деле не знаю, что задумала Мила.

— Но она определённо что-то задумала?

— Ды-ы-ы-а, — выдавил из себя Христов, сопротивляясь из последних сил.

— Отлично. Значит, и мы подготовимся ко встречи. Она ещё узнает, почему меня называют брат Изврат, — Дуку обратился к остальным. — Подготовить его в полную боевую форму. Вылечить, залатать, сделать бойцом. У вас максимум четыре дня!

_____

Калинов Мост "Конь-огонь"

Мурси не спешила утирать нахлынувшие слёзы. Она, наоборот, посмотрела пристально на Гидроса, припоминая все те мучения и несправедливость в своей жизни, к которым он был непосредственно причастен. Особенно заостряя внимание на скорой и неминуемой гибели подруги.

Да, их навязали друг другу. Но Бет с ранних лет слыла открытой разумом, не умела таить злобу, быстро забывала обиды и никогда не шла на поводу у зависти. Она с радостью взялась за поручение наставника, откинув досужие домыслы. Не без искреннего интереса расспрашивала подробности отношений между Христовым и Мурси, фантазировала об их тайных помыслах и желаниях, приободряла, случись неприятность или же напасть какая, и никогда, ни при каких обстоятельствах не желала признавать в новой приятельнице изгоя. И, конечно, попутно всеобъемлюще делилась собственными думами и заботами.

Бет смогла растопить недоверчивость и подозрительность, проникнуть в сердце и поселиться там навечно. Надо ли говорить, что маленькую неберианку тут же зауважали сверстники как избранную, могущую «выносить» общение с «особой» дочерью греха, способную даже повлиять на будущее всей Галактики! И из-за этого в том числе, Бет с утроенным восторгом продолжала налаживать тесную связь между ними. Это её стараниями дружба стала такой крепкой и нерушимой.

От мысли, что кусочек радости из детства скоро навсегда исчезнет с лица Галактики, Мурси ещё сильнее расплакалась. Гидрос умел делать ей больно без рукоприкладства, одним своим существованием. Капитан жестом показала, чтобы все вышли из кадра, и нажала на звонок Жовани.

— Мурси! — радостно начал тот, но, заметив её слёзы, сразу опечалился. — Что с вами, дорогая моя?

— Это я так… Так, — жалостливо промямлила капитан и утёрла запястьем прозрачные сопли, размазывая их по щеке до самой мочки уха. — Помирать неохота. Штош-штош, эхе-хе.

— Что случилось? — сильнее прежнего заволновался Жовани. — Я могу помочь хоть как-то?

— Нет, нет, увы, это ни в чьих силах. Просто твой папенька прихватил за самое мягкое место моего наставника и велел сдаваться. Сам знаешь, какие у него планы насчёт меня, — на этих словах Мурси опять разрыдалась в голос. Жовани хотел сказать что-нибудь утешающее, но она не дала. — Просто, понимаешь, перед смертью захотелось увидеть родное лицо. И попрощаться, как следует. Спасибо тебе, братишка! Когда меня начнёт медленно истязать твой отец, я буду вспоминать ни заповеди, ни наставника, ни прошлое своё, а сладкий наш поцелуй! Как жаль, что в густой мешанине коварных планов нам не удалось его повторить! Я бы тогда не с таким сожалением покидала этот бренный мир.

— Я не допущу подобного! — вскрикнул, охваченный переживаниями, Жовани. — Да, нас, раскольников, мало, но хотя бы умереть с честью за правое дело — за вашу жизнь — мы готовы! Я соберу всех несогласных с братом Извратом, и мы выступим единым фронтом! Падём в бою, но это лучше, чем бесчестие плена!

— О, милый! — растроганно пропела Мурси, нежно улыбаясь и приложив руки к сердцу. Слёзы, как по мановению проводниковой Силы, тут же высохли. — Ты не только чистый помыслами, благородный и праведный, но ещё и такой храбрый! Поэтому я и вкрашилась в тебя по самые помидоры. Но, подожди минуточку, это и есть твой план?

— Да! Я — негласный лидер всех раскольников, они пойдут за мной. Даже на смерть.