Ворон – особая птица,

ворон не воробей:

жить, как собака иль кошка,

мог бы среди людей.

Мог бы, да, видно, не хочет:

скучно ему меж нас, —

в мирах иных на подхвате,

он – как рыцарь на час.

К людям он мог бы явиться —

на подоконник став,

им будущее прокаркать:

он в предсказаньях прав!

Но вовремя бы закрыли

люди свое окно —

должно быть, как этот ворон,

будущее темно.

Зачем роковое знанье:

сколько еще им жить?

не зная о смертном часе,

можно лишь не тужить.

Еще мог сказать бы ворон

людям о предках их:

тех, кому было мало

равных в грехах земных.

Но сведенья вещей птицы:

точные век назад,

нынче слегка устарели:

рай уж не тот, и ад.

И там перемены схожи

со сменой ночей и дней:

людям понять это трудно,

птицам еще трудней.

Что же до саги с ковчегом,

здесь сработала честь:

ведь Ною втайне хотелось

голубя предпочесть.

Ворон и дерзок и черен,

голубь смирен и бел —

один другого от светлых

и отстранил от дел.

Хотя и по доброй воле:

ворон не против был,

и клюв совать во все дыры

пыл его поостыл.

И то сказать – побегушкой

столь непохожих сил:

то есть небесных и адских

издавна он прослыл.

И нашим и вашим спляшем:

славы большой тут нет!

для ворона оба мира —

в картах двойной валет.

Может, меж светом и тьмою

он устал выбирать —

но тогда что остается?

птицей простою стать.

Да он и сам понимает:

что от его услуг?

не враг он суетным людям,

также он им не друг.

Да, славное было время —

ворон не мог молчать,

и свой уникальный опыт

людям мнил передать.

Теперь времена другие:

мир пленил интернет —

для всех запредельных истин

он как бронежилет.

Как информацию ищут

люди ночи и дни,

так ворон в поисках пищи —

снова равны они!

И зрит на прохожих ворон

черным своим глазком,

внутреннего превосходства

не находя ни в ком.

Я этот взгляд характерный

часто в зверях встречал —

как будто вопрос в нем к людям

вечный снова звучал.

Но смертные люди не в силах

дать ответ на него —

если ж ответ невозможен,

молчать лучше всего.

Или беседа на равных —

этот мне ближе путь:

всегда поболтать стараюсь

с ними о чем-нибудь.

Люблю осторожный отклик

их на мои слова,

поскольку в нем нет и близко

нашего шутовства.

Как вещи, звери серьезны:

так серьезен лишь бог, —

понять их тайную близость

ворон мне и помог.

Спасибо, вещая птица!

вот, значит, нынче как:

окольными лишь путями

свет разгоняет мрак.

Великое сделав дело,

свой на мне дерзкий взгляд

попридержал чуть-чуть ворон:

был он как будто рад.

Общенье наше обоим

видно, в жилу пошло:

помог и ему я вспомнить

старое ремесло.

Взаимная благодарность

будет отныне нас

связывать: правда, надолго

или только на час?

Обе нам альтернативы

будет легко принять,

ибо друг друга сумели

мы до конца понять.

Как и феномен любой, относительна всякая святость.

Степень здесь очень важна, в какой мы над природой своей

не упраздняя ее приподняться естественно можем.

Так что кому не дано сил, чтоб подвиг духовный свершить,

но кто свершает его – каким образом, нам непонятно

в наших бывает глазах предпочтительней даже того,

кто совершенен во всем по причине природы счастливой:

то есть в ком низшего нет и кому неизвестна нужда

к высшему сердцем стремясь, себя вечно тащить из болота,

за уши больно схватив. Потому в ядовитой змее,

что, хомячка получив в своей клетке однажды стеклянной,

чтобы всего только жить – вегетариев нет среди змей —

вместо того чтобы съесть, завела с ним престранную дружбу —

так что и ныне они вместе рядышком мирно живут, —

да, в этой самой змее – справедливости ради единой —

святость должны мы признать, не копаясь в мотивах иных.

Ибо копаться в душе даже светочей самых великих

есть неоправданный риск: там найдем мы чудовищ таких,

что и в морской глубине не так часто, быть может, и встретишь.

Ну, а поскольку пример хомячка с дружелюбной змеей

не единичен отнюдь: много случаев слишком подобных! —

мир нам природы милей недоступной когорты святых.

Также балладу мою о Приятелях Двух Закадычных

коротко, но посетил вышеназванный вечный сюжет:

в мире природы – в саду под высоким раскидистым кленом

ангел с химерой нашли – не впервые ли? – общий язык.

То же сказал и Будда: человек, если он – просветленный,

выше намного голов даже самых высоких богов.