Обряд назначили на 13 апреля, Вербную (Лазареву) субботу. Готовились к празднику. Но незадолго до намеченной даты Императорскую Фамилию постигло горе — скончалась Великая княгиня Ольга Фёдоровна. Записная «блюстительница нравов», острый язычок которой разносил многочисленные сплетни, стала жертвой собственного амплуа. Её любимый сын Михаил тайно вступил в морганатический брак, опозорившись на всю семью. Сердце Великой княгини не выдержало, и погрузившийся в траур Царский Дом облачился в чёрное. Тем не менее праздничное торжество решили не переносить — в указанный день церковь Сергиевского дворца заполнили почётные гости, во главе с императором собрались почти все члены Династии. Не пригласили только двух великих княгинь, Марию Павловну (жену Владимира) и Елизавету Маврикиевну (жену Константина), остававшихся лютеранками — их присутствие посчитали неуместным.

«Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым...» — Тихий голос Елизаветы, произносившей Символ веры, звучал уверенно и спокойно. В белом платье, без обуви, с распущенными волосами, перед иконами и горящими свечами она выглядела подобно ангелу, приковывая к себе взгляды и заставляя прислушиваться к каждому слову. «Чаю воскресение мёртвых, и жизни будущаго века. Аминь». Вторичного крещения не требовалось, но восприемница полагалась, и ею стала императрица Мария Фёдоровна. Благословив Великую княгиню, протопресвитер отец Иоанн Янышев совершил её миропомазание. «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа». Она сохранила своё имя, а её небесной заступницей стала праведная Елизавета, мать Иоанна Крестителя, память которой празднуется 5 сентября. Елизавета Фёдоровна всегда чтила эту святую и ежегодно со дня приезда в Россию отмечала её память, как свои именины. Приложившись к кресту и Евангелию, новая дочь Русской церкви причастилась по православному обряду. Отныне между ней и мужем не было преград ни на земле, ни на небесах.

Среди поднесённых подарков было и благословение Александра III — икона Нерукотворного Спаса, список с чудотворного образа из часовни возле Гостиного двора. Обрамленная в золотую ризу, украшенная венчиком и драгоценными камнями, она дополнялась золотой табличкой с надписью: «Вербная суббота. 13 апреля 1891 года». Император не скрывал своей радости. «Вся церемония на всех присутствующих произвела глубокое впечатление, — писал он находившемуся за границей наследнику, — я должен сознаться, что был глубоко проникнут серьёзностью и знаменательностью этого события, и чувствовалась близость и участие чего-то таинственного и присутствие самого Господа! Элла очень хорошо читала молитвы, а некоторые говорила наизусть. Да, это отрадное событие, порадовавшее меня глубоко, и я придаю ему особую важность в настоящее время».

Памятные подарки последовали и от других родственников, в том числе и от уже покойной Ольги Фёдоровны, успевшей заказать тройной складень с иконами Сергия Радонежского и праведной Елизаветы и с надписью: «Спаси и сохрани их». Как это трогательно! Офицеры-сослуживцы Сергея Александровича (65 человек) поднесли икону Преображения Господня в серебряной раме, камер-пажи Елизаветы Фёдоровны (10 человек) — образ преподобного Сергия, члены Палестинского общества — икону Благовещения, графиня Блудова — образ Нерукотворного Спаса с жемчугом и бриллиантами, графиня Воронцова-Дашкова — Иверскую икону Божией Матери с жемчужным украшением...

Сергей Александрович подарил супруге исполненный в византийском стиле золотой медальон с изображением Спасителя и надписями на створках: «Аз есмь Путь и Истина и Живот» и «Не бойся, только веруй». Этим словам суждено будет стать жизненным девизом Елизаветы Фёдоровны.

Привычная жизнь в Петербурге оборвалась самым неожиданным образом. В свой сорок шестой день рождения, 26 февраля 1891 года, Александр III подписал рескрипт о назначении Великого князя Сергея Александровича московским генерал-губернатором. Решение застало врасплох. Этой должности Сергей вовсе не искал: командование Преображенским полком было куда спокойнее и ближе. Однако воля Государя неоспорима.

По мысли императора, управление Первопрестольной и окружающим её краем требовало решительных перемен. Четверть века важнейший регион России возглавлял князь Владимир Андреевич Долгоруков, сделавший немало хороших и добрых дел, но со временем превратившийся в этакого барина, считавшего Москву личной вотчиной. Собственные интересы князя стали преобладать над государственными, всё больше и больше разрастались финансовые злоупотребления, процветала коррупция. Многие вопросы проталкивались с помощью кумовства, нормой стало лоббирование. Как отмечал видевший всё это граф Сергей Дмитриевич Шереметев, генерал-губернатор сильно развратил Москву. Вместе с тем Владимир Андреевич слыл в Первопрестольной любимцем. Внешне тихий, хлебосольный, не чуждый «демократизму» старичок Долгоруков давно стал здесь «своим», а такое определение значило для москвичей немало. Каждый юбилей его руководящей работы Москва отмечала пышными праздниками: сотни депутаций и адресов, учреждение именных стипендий, груды подарков, еле разместившихся в Румянцевском музее.

Выбор императора многих озадачил: почему именно Великий князь Сергей? Ответ содержался в понимании Александром III значения Москвы в жизни страны и её роли в новом политическом курсе. Здесь ему был нужен надёжнейший помощник, истинный единомышленник. Кроме того, видя в Москве ядро государственности и оплот русского духа, Государь хотел вернуть ей блеск монаршей власти и тем самым подчеркнуть укрепление традиционных форм национальной политической жизни. Не переселяясь в древнюю столицу сам, император направлял туда облачённого властью брата. «Я решился, — писал он наследнику, — назначить дядю Сергея в Москву генерал-губернатором вместо Долгорукова, выжившего за последнее время совершенно из ума. Сергей доволен, хотя и страшится немного этого назначения, но я уверен, что он справится и, конечно, будет стараться послужить с честью».

Для Сергея Александровича это действительно огромная честь, знак особого доверия Государя. Но он прекрасно понимает и всю возлагаемую ответственность, всю тяжесть поручения. Его мысли и настроения тех дней частично передаёт одно из писем Елизаветы Фёдоровны отцу: «Мы не можем и представить себе, какие большие перемены может принести нам жизнь в будущем. Мы должны будем сделать так много для людей там, и в действительности мы будем там играть роль правящего князя — что будет очень трудным для нас, так как вместо того, чтобы играть такую роль, мы горим желанием вести тихую личную жизнь. Я думаю, что Сергей даже более опечален, чем я, так как он надеялся остаться в полку ещё на один год. Это ужасно тяжело для моего дорогого Сергея; он побледнел и похудел. Волосы становятся дыбом, когда подумаешь, какая ответственность возложена на Сергея. Староверы, купечество и евреи играют там важную роль — теперь всё это надо привести в порядок с любовью, твёрдостью, по закону и с терпимостью. Господи, дай нам силы, руководи нами, так как всё это будет таким трудным и тяжёлым». О себе она добавляет: «Я также надеюсь, что смогу помогать немного Сергею. Я буду стараться исполнять отлично всё то, что выпадет на мою долю». В том же духе Елизавета поделилась новостями с бабушкой Викторией, заодно извинившись перед королевой за своё долгое отсутствие в Англии: «Я не могу оставить моего драгоценного Сергея; я никогда ещё не уезжала без него, а у него так много служебных обязанностей...»

Расставание с прежней жизнью окрасилось в чёрный цвет. 13 апреля, прямо в день перехода Елизаветы Фёдоровны в православие, скончался Великий князь Николай Николаевич, супруг несчастной «тёти Саши». Траурные тона упорно пытались вмешаться во все ключевые события, выпадавшие на долю Елизаветы, словно звуча отголоском печальной свадьбы её матери. Да и Сергею судьба не переставала посылать тревожные знаки — 29 апреля, когда он в последний раз отмечал в Петербурге свой день рождения (совпавший в том году с днём Пасхального поминовения усопших), находившийся в Японии цесаревич Николай подвергся покушению. Слава Богу, дело ограничилось ранением, и жизни наследника ничего не угрожало.