Госпожа де Богарне была слишком проницательной женщиной, чтобы сразу же не разглядеть и не оценить необычайный и своеобразный ум победителя 13 вандемьера.

Столь стремительная и полная победа Бонапарта превратила его в героя дня; о нем много говорили в кругу г-жи де Богарне; всеобщее любопытство и восторг, о котором мы уже упоминали, побудили ее посетить его. Она сочла, что протеже Барраса намного умнее, чем тот о нем думает, поэтому, когда слуга пришел сообщить, что г-жа Тальен дожидается в ее доме, чтобы вместе отправиться туда, куда они договаривались, она вскричала:

— Да ведь мы должны были встретиться только в половине шестого!

— Уже шесть, сударыня, — ответил лакей с поклоном.

— О Господи! — воскликнула она, — что же мне ей сказать?

— Вы скажете ей, сударыня, — сказал Бонапарт, — что беседа с вами настолько очаровала меня, что я упросил вас уделить мне на четверть часа больше.

— Это дурной совет, — сказала Жозефина, — ибо я буду вынуждена солгать, чтобы оправдаться.

— Полноте, — возразил Бонапарт, чтобы продлить визит еще на несколько минут, как человек, которому очень хотелось настоять на своем. — Разве госпоже Тальен потребовалось снова устроить девятое термидора? Я-то думал, что времена Робеспьеров окончательно миновали.

— Если бы я не стыдилась кое в чем вам признаться, я бы сказала, что мы собираемся делать.

— Скажите, сударыня. Я буду счастлив приобщиться к одной из ваших тайн, в особенности к той, которую вы не решаетесь раскрыть.

— Вы суеверны? — спросила г-жа де Богарне.

— Я корсиканец, сударыня.

— В таком случае вы не будете надо мной смеяться. Вчера вечером госпожа Гойе, когда мы сидели у нее, рассказала нам, что лет десять назад, будучи проездом в Лионе, она гадала у мадемуазель Ленорман.

Среди прочих прорицаний, что впоследствии исполнились, колдунья предсказала ей, что она будет любить одного человека, за которого не выйдет замуж, но выйдет за другого, которого вовсе не будет любить, и что после свадьбы у нее возникнет самое пылкое и нежное чувство к своему мужу.

Вот и вся ее история.

Она узнала, что эта сивилла по имени Ленорман ныне живет в Париже на улице Турнон, в доме номер семь.

Нас охватило любопытство, и мы с госпожой Тальен тоже решили к ней сходить, договорившись встретиться у меня, где мы обе должны переодеться гризетками.

Свидание было назначено, как я вам сказала, на половину шестого; уже четверть седьмого.

Я сейчас извинюсь перед госпожой Тальен, переоденусь и, если она не передумала, отправлюсь вместе с ней к мадемуазель Ленорман. Должна вам признаться: нас забавляет то, что своими тщательно подобранными костюмами мы совершенно собьем сивиллу с толку.

— Не нужен ли вам спутник: слесарь, кузнец или оружейник? — спросил Бонапарт.

— Нет, гражданин, — отвечала г-жа де Богарне, — к моему великому сожалению. Я уже допустила бестактность, сказав вам, что мы собираемся делать. Было бы еще большей бестактностью взять вас третьим в нашу игру.

— Да будет ваша воля, сударыня… на этом свете и на небесах! — воскликнул Бонапарт.

Он подал ей руку, чтобы проводить ее до двери, и на сей раз не стал вести ее по красивой карте, где ее ножка, какой бы маленькой она ни была, оставила свой след.

Вернувшись домой, г-жа де Богарне застала там г-жу Тальен, как она и сказала молодому генералу.

Госпожа Тальен (Тереза Кабаррюс), как всем известно, была дочерью испанского банкира. Выйдя замуж за генерала Дави де Фонтене, советника бордоского парламента, она вскоре развелась с ним. Это было в начале 94-го года, когда террор достиг предела.

После этого она решила вернуться к отцу в Испанию, дабы избежать несчастий, наименьшим из которых могла быть высылка. У ворот города ее задержали и отвели к Тальену, и тот с первого взгляда страстно в нее влюбился. Она воспользовалась этой страстью, чтобы спасти множество жертв.

В эту пору именно любовь побеждала смерть — своего заклятого врага. Тальен был отозван. Тереза Кабаррюс последовала за ним в Париж, где ее арестовали; сидя в тюрьме, она руководила 9 термидора; когда Робеспьера свергли, она оказалась на свободе.

Все помнят, что ее первым побуждением было позаботиться о Жозефине, своей подруге по тюрьме.

С тех пор Жозефина Богарне и Тереза Тальен стали неразлучными. Лишь одна женщина в Париже оспаривала у этих красавиц пальму первенства. То была, как мы говорили, г-жа Рекамье.

В тот вечер они решили отправиться в костюмах горничных, под вымышленными именами за советом к мадемуазель Ленорман — модной в ту пору предсказательнице.

В считанные минуты две знатные дамы превратились в очаровательных гризеток. Они надвинули на глаза кружевные чепчики, набросили на головы капюшоны небольших шелковых накидок, надели короткие платья из светлого ситца, обулись в дерзко открытые туфли с пряжками из искусственных бриллиантов, позволявшие видеть чулки с розовыми и зелеными стрелками, вскочили в фиакр, подъехавший к главному входу дома № 11 по Новой улице Ма-тюринцев, и г-жа Богарне сказала кучеру слегка дрожащим голосом, как всякая женщина, которая совершает поступок, выходящий за рамки повседневной жизни:

— На улицу Турнон, номер семь!

Фиакр остановился в указанном месте; кучер спустился с козел, открыл дверцу, получил полагающуюся ему плату и постучал в ворота дома. Ворота открылись.

На миг обе женщины заколебались. Казалось, что, перед тем как войти, они оробели. Однако г-жа Тальен подтолкнула свою подругу. Легкая, как птица, Жозефина выпорхнула на мостовую, не коснувшись подножки; г-жа Тальен последовала за ней. Они перешагнули порог, внушавший им страх, и ворота закрылись.

Обе женщины оказались за крытыми воротами, свод которых продолжался во дворе. В глубине двора, в свете уличного фонаря, виднелась надпись на ставне: «Мадемуазель Ленорман, книготорговля».

Они приблизились к дому. Фонарь освещал небольшое крыльцо с четырьмя ступеньками; взойдя на него, они оказались напротив комнаты консьержа.

— Как пройти к гражданке Ленорман? — спросила г-жа Тальен; моложе своей спутницы, она, казалось, в этот день взяла на себя исключительное право проявлять инициативу.

— Первый этаж, налево, — ответил консьерж. Госпожа Тальен первой ступила на крыльцо, подобрав и без того короткую юбку и являя взорам ножку, что могла своей формой поспорить с очертаниями ног прекраснейших греческих статуй, но в тот вечер лжегризетка была вынуждена довольствоваться показом подвязки, видневшейся под коленом.

Госпожа де Богарне следовала за подругой, восхищаясь ее непринужденностью, но не в состоянии вести себя столь же свободно. Она была еще на середине лестницы, когда г-жа Тальен подошла к двери и позвонила. Ей открыл старый слуга.

Камердинер с придирчивым вниманием оглядел посетительниц, чьи лица, а не костюмы говорили сами за себя, и попросту жестом пригласил их присесть в углу первой комнаты. Во второй комнате, главной гостиной, через которую должен был пройти лакей, чтобы вернуться к своей хозяйке, сидели две или три дамы; их было трудно причислить к определенному обществу, поскольку в то время все сословия так или иначе смешались с буржуазной средой. К их великому удивлению, через несколько мгновений дверь снова распахнулась и мадемуазель Ленорман сама подошла к ним с такими словами:

— Сударыни, сделайте одолжение, пройдите в гостиную.

Мнимые гризетки изумленно переглянулись.

Говорили, что мадемуазель Ленорман делала свои предсказания в состоянии бодрствующего сомнамбулизма. Так ли это было и действительно ли ясновидение позволило ей распознать двух светских женщин, еще не видя их, когда камердинер доложил ей о так называемых гризетках?

В то же время мадемуазель Ленорман пригласила жестом одну из дам, ждавших в гостиной, пройти в кабинет.

Госпожа Тальен и г-жа де Богарне принялись разглядывать комнату, в которую их ввели.