Она ответила, что не имеет чести знать полковника и поэтому просит извинить ее за то, что не примет его, если только он не должен сообщить ей нечто важное.

Полковник настаивал, говоря, что считает своим долгом предупредить ее о чем-то, что известно ему одному и что представляет для нее определенную важность.

Мадемуазель де Фарга показала жестом, что готова принять посетителя, и ей доложили о полковнике Юло.

Полковнику Юло было лет тридцать восемь — сорок. Прослужив десять лет солдатом при королевской власти и не поднявшись выше капрала, он, после того как была провозглашена Республика, завоевал свои чины в бою, как подобает истинному храбрецу.

Он узнал о стычке, которая случилась у ворот города между гражданином Франсуа Гуленом и мнимой мадемуазель Ротру.

— Гражданка, — промолвил он, входя в комнату, — я услышал о том, что произошло между вами и нашим уполномоченным Директории. Мне нет нужды говорить вам, что мы, старые солдаты, не выносим всех этих субъектов, воздвигающих гильотины: они следуют за войсками по пятам, чтобы рубить головы, как будто порох и свинец, железо и огонь задают недостаточно корма смерти. Узнав, что вы остановились на постоялом дворе почты, я пришел лишь для того, чтобы выразить вам похвалу за то, как вы обошлись с гражданином Гуленом. Когда мужчины трепещут перед подобными мерзавцами, женщинам приходится разъяснять им, что такие отбросы человеческого рода недостойны даже обращения «негодяй» из таких прекрасных уст, как ваши. Скажите, гражданка, нужен ли вам полковник Юло? Он к вашим услугам.

— Спасибо, полковник, — отвечала Диана. — Если бы я чего-то боялась или хотела о чем-то попросить, я бы приняла ваше предложение с той же прямотой, с какой оно было сделано. Я направляюсь в Витре, это место моего назначения; мне остается преодолеть лишь один этап пути, и поэтому я полагаю, что за это время со мной не приключится беды, как не случилось на предыдущих этапах.

— Гм-гм! — произнес полковник Юло. — Я знаю, что отсюда до Витре всего лишь пять льё, но я также знаю, что дорога проходит по узкому ущелью и по ее краям раскинулись заросли дрока и утесника — кустарника, словно созданного для того, чтобы служить укрытием господам шуанам. Я убежден, что, несмотря на наши более чем внушительные силы, нам не избежать нападения по дороге в Витре. Если господин Баррас столь горячо рекомендовал вас, как мне говорили, стало быть, вы важная особа. Той, кому покровительствует Баррас, следует опасаться самого худшего, если она попадет в руки метра Кадудаля, не питающего к Директории почтения, коего она заслуживает. Кроме того, я как командир колонны, среди которой вы сейчас находитесь, был лично извещен официальным письмом, что гражданка по имени мадемуазель Ротру, возможно, будет просить, чтобы ей в порядке любезности разрешили путешествовать под защитой наших штыков. Говоря так, я использую выражение из полученного письма, разумеется, иначе я бы счел, что это мне оказали любезность.

— Я действительно мадемуазель Ротру, сударь, и я признательна господину Баррасу за то, что он не забывает меня, но повторяю вам: меры предосторожности мною приняты, а ряд рекомендаций, на которые я могла бы сослаться, столкнувшись с самим главарем шуанов, внушают надежду, что мне не грозит опасность. Но мне хочется сказать, полковник, что это не умаляет моей благодарности по отношению к вам, и особенно я рада тому, что вы разделяете мою неприязнь к подлецу, которого вам дали в попутчики.

— О! Что до нас, — сказал полковник Юло, — мы спокойны в отношении него. Республика уже не та, что во времена Сен-Жюстов и Ле Бонов, о чем я, откровенно признаться, сожалею. Те люди были храбрецами, они подвергали свою жизнь опасностям, как мы, и сражались бок о бок с нами; оставаясь непоколебимыми на поле брани, рискуя попасть в плен или быть убитыми, они имели право обвинять тех, кто покидал его. Солдаты не любили, но уважали их, и когда эти люди посягали на чью-то голову, то было понятно, что никто не вправе избавить эту голову от возмездия Республики. Но что касается нашего Франсуа Гулена, то он сбежит вместе со своей гильотиной, услышав первый же выстрел, и ни один из шести тысяч солдат, которыми я командую, не позволит ему и пальцем прикоснуться к любому из наших офицеров.

Тут путешественнице доложили, что ее коляска готова.

— Гражданка, — сказал полковник, — мой долг — произвести разведку местности, по которой проследует колонна. В моем распоряжении небольшой кавалерийский отряд, состоящий из трехсот гусаров и двухсот конных егерей; я отправлю их на дорогу, по которой вы поедете — не ради вас, а ради себя. Если вам придется прибегнуть к помощи офицера, что стоит во главе корпуса, ему будет приказано удовлетворить вашу просьбу и даже, если вы пожелаете, сопровождать вас до Витре.

— Благодарю вас, сударь, — отвечала мадемуазель де Фарга, протягивая руку старому солдату, — но я не простила бы себе, подвергнув опасности драгоценную жизнь защитников Республики ради сохранения столь незначительной и неприметной жизни, как моя.

С этими словами Диана спустилась вниз; полковник последовал за ней и галантно подал ей руку, когда она садилась в экипаж.

Почтарь ждал, сидя верхом.

— На дорогу в Витре! — приказала Диана. Возница тронулся в путь. Солдаты посторонились, пропуская экипаж; поскольку среди них не было никого, кто еще не знал бы о том, как она обошлась с Франсуа Гуленом, со всех сторон послышались грубоватые, но искренние комплименты.

Уезжая, она услышала, как полковник скомандовал:

— Егеря и гусары, по коням!

Было слышно, как в трех-четырех местах протрубили сигнал «Седлай!». Когда они выехали из Ла-Герша и оказались примерно в пятидесяти шагах от города, возница остановил экипаж, сделал вид, что ему нужно что-то поправить в постромке и подошел к дверце коляски.

— Не к ним ли у гражданки дело? — спросил он.

— К ним? — переспросила удивленная Диана. Почтарь подмигнул.

— Нуда, к ним!

— Кого вы имеете в виду?

— Друзей, кого же еще! Они там, справа и слева от дороги.

И он прокричал по-совиному.

— Нет, — отвечала Диана, — поезжайте дальше, но остановитесь в конце спуска.

— Хорошо! — пробурчал себе под нос возница, взбираясь на лошадь. — Да вы и сами остановитесь, хозяюшка!

В самом деле, они находились на вершине холма, полого спускавшегося вниз на протяжении пол-льё. По краям дороги возвышались крутые откосы, заросшие утесником, дроком и карликовыми дубами. В некоторых местах заросли кустарника были настолько густыми, что могли скрыть от глаз одного или двух человек.

Возница пустил лошадей обычным аллюром и стал спускаться с холма, напевая старую бретонскую песенку на карнакском диалекте.

Время от времени он повышал голос, словно в песне содержались наставления, обращенные к людям, которые были достаточно близко, чтобы их услышать.

Диана поняла, что ее окружают шуаны; она смотрела во все глаза и не говорила ни слова. Возможно, возница был шпионом, приставленным к ней Гуленом, а она не забыла о том, что тот угрожал ей, если она будет неосторожна и попадет в его руки.

В ту минуту когда ее экипаж спустился к подножию холма, где узкая тропа пересекала дорогу наискось, из леса выскочил человек на лошади, собираясь остановить экипаж; однако, увидев, что в нем сидит одна лишь женщина, он снял шляпу.

При виде всадника кучер откинулся назад, чтобы приблизиться к путешественнице, и сказал ей вполголоса:

— Не бойтесь, это генерал Круглоголовый.

— Сударыня, — обратился к ней всадник с чрезвычайной учтивостью, — я полагаю, что вы прибыли из Ла-Герша или, вероятно, из Шатобриана.

— Да, сударь, — отвечала молодая женщина, облокотившись о борт коляски и глядя на всадника с любопытством; она не выказывала страха, хотя видела, что на проселочной дороге таятся в засаде приблизительно пятьдесят всадников.

— Позволяют ли ваши политические убеждения или чувство общественного долга дать мне некоторые сведения о численности республиканской колонны, которую вы оставили позади себя?