В стороне у большой избы толпились растрёпанные, взъерошенные крестьяне. Одежда мешковатая, грязная. Бородатые мужики — в заплатанных рубахах и портах, бабы — кто в юбках поверх рубах, кто в сарафанах. На ногах — портянки и лоскуты кожи, обмотанные вокруг ступни. У всех вид угрюмый, напуганный. Мужики переминались с ноги на ноги, женщины тихо причитал и всхлипывал, младенцы орали навзрыд. А три моих доблестных дружинники тащили из соседних дворов кто коз, кто овец. Четвёртый — рослый рыжий малый с длинными усами косичками выволакивал из толпы крестьян женщин помоложе.

За всей этой сутолокой, сидя верхом на лошади, наблюдал Ратибор — статный княжич лет двадцати пяти, обладатель пышной кудрявой шевелюры и бородки. Его взгляд — надменный, с вызовом — никогда мне не нравился. Именно таким взглядом он смотрел сейчас за остальными дружинниками: словно прораб за подчинёнными. Наряд Ратибора состоял из малинового кафтана, шаровар, заправленных в красные сапожки, и расшитого узорами колпака. Поверх кафтана была надета чешуя, украшенная гравировкой, с зерцалом в виде солнца и бляхами с магическими символами, обрамлявшими ворот. На седле висела железная «голова» — высокий гранёный шлем с личиной. Броня и одежда крайне дорогие, разве что моим уступали.

Среди дружинников только двое — Слободан Рыжий и Елисей — являлись чаровниками и гридями. Они и одеты были получше обычных богатырей.

— Ратибор! — крикнул я. — Ты что тут делаешь?

— А, Святослав! Приехал-таки? — Ратибор смерил меня прищуренным взором. — Мы с дружиной пополняем запасы, а заодно развлечёмся, — он посмотрел на девушек, которые испуганно толклись в сторонке. — Столько дней в пути, надо и отдыхать. Присоединяйся! На всех хватит.

Я подъехал совсем близко к нему и натянул поводья:

— А кто тебе разрешил идти сюда? Я такого приказа не давал. Прекращай грабёж и марш обратно в лагерь. Там поговорим.

— Успокойся, Святослав, не ерепенься, — в голосе Ратибора почувствовалась угроза. — Мы делом занимаемся — делом полезным для всех. А ты, коли припёрся, так не мешайся под ногами. А ещё лучше, ступай обратно в кровать. Дорога нам предстоит дальняя.

— Послушай меня, Ратибор. Ты либо забыл, кто здесь великий князь, либо задумал мятеж. Иной причины твоего поступка не вижу. Но если ты извинишься и объяснишь, что тебя толкнуло на такой шаг, я тебя выслушаю.

— Великий князь? — Ратибор криво усмехнулся. — Наш великий князь казнён узурпатором. А здесь я вижу лишь безбородого юнца, который выдаёт себя за того, кем не является. Можешь сколько угодно ерепениться, но ты не поведёшь дружину. Только не туда, куда мы идём. Все это прекрасно понимают. Ты решил встать на защиту этой черни, но какой в этом прок? Милосердием сыт не будешь. Ты не на своей земле, а те, кому принадлежит эта земля, нас давно предали. Дружиной должен командовать настоящий воин. Поверь, я не желаю тебе зла. Все мы — одна семья. Но ты избрал себе не ту роль.

Это был прямой вызов, мне следовало как-то реагировать. Очевидно, слова уже не помогут. Требовалась победа — победа полная и безоговорочная, чтобы все видели, чтобы все знали, кто тут главный. Кто сильнее, за тем и пойдут. Тут народ суровый, закалённый в боях, слова для них — пустой звук. Оно и в моём мире так: гораздо охотнее люди идут за лидером, который действует и побеждает, а не только разглагольствует. Здесь же этот принцип был возведён в абсолют.

— Нет, приятель, это ты избрал не ту роль, — проговорил я. — Я — наследник своего отца, великий князь Светлоярский, а ты — мятежник, подбивающий дружину к измене. Желаешь оспорить моё право княжить? Так сделай это, как полагается.

— Хочешь драться, значит? — Ратибор вздохнул. — Что ж, будь по-твоему. Я не желаю убивать тебя, но если хочешь погибнуть от моей руки, не в силах помешать тебе. Елисей, Рыжий! — крикнул он. — Зовите остальных!

Вскоре восемь дружинников собрались перед святилищем. Они стояли в стороне, держа под узды своих лошадей, ожидая поединка.

Мы с Ратибором вышли друг против друга. На головах — шлемы, в руках — сабли, на доспехах и круглых стальных щитах — магические знаки. У Ратибора они горели золотистым сиянием, у меня — тёмно-фиолетовым. Драться решили врукопашную.

Рукоять сабли привычно лежала в руке, но я всё равно плохо представлял, что делать. Надеяться приходилось только на навыки моего нового тела. Стало несколько волнительно, адреналин заиграл в крови, азарт проснулся. Идти на попятную я даже не думал.

— Готов? — гаркнул Ратибор и опустил личину. Теперь на меня смотрел маска в виде человеческого лица с усами и бородкой, украшенная чеканными узорами.

«Готов», — мысленно произнёс я и тоже закрыл лицо.

Интерлюдия 1 (Добромир)

Серые стены подвала сотрясались от воплей пытаемых. Очередной заговорщик познал дыбу и раскалённую сталь.

У Добромира стало традицией захаживать сюда. Каждый раз он узнавал здесь что-нибудь новое. Палач умел развязывать языки. Иногда попадались ценные сведения, хотя в большинстве случаев сказанное под пытками не имело никакого смысла. Болтали любую чушь, лишь бы прекратить муки. Но такое Добромира не устраивало, ему нужна была правд и только правда.

Прошёл год с тех пор, как Светлоярск был взят, а искры предательства ещё теплились среди знати. Даже на возвращённых княжествах на юге и западе многие из тех, кто склонился перед Добромиром, до сих пор считали истинным великим князем Святополка. Они ждали лишь подходящего момента, чтобы ударить в спину. Прежде чем это произойдёт, следовало раскрыть их гнусные заговоры. Добромир делал для этого всё возможное.

А ведь были ещё обширные земли на востоке и севере, куда пока не добралось войско. Не все пожелали принять власть государя, не все явились, чтобы принести клятву верности, хоть прошёл уже год с тех пор, как Добромир воссел на престол и объявил себя каганом Светлоярского великого княжества. Населения севера и востока было немногочисленным, а земля бедной, но это не значило, что про них надо забыть. За следующие два года Добромир хотел восстановить Светлоярский теперь уже каганат в прежних границах.

Добромир посвятил своей цели всю жизнь — тридцать долгих лет. Сколь раз за это время он думал о том, что ему уже не увидеть победу. Но всё же увидел. Победа, пусть и не полная, была одержана. И хоть годы неумолимо вели к могиле, Добромир надеялся дожить до того момента, когда все князья склонятся перед ним и единство восторжествует.

Сейчас старший сын Богдан покорял восточные земли. Уже имелись успехи. Десять дней назад в Светлоярск пришла радостная весть: войско мятежников, собравшееся на востоке, разбито в битве под Талахом в трёхстах вёрстах от столицы. Многие князья и бояре попали в руки Богдана. Едва узнав об этом, Добромир отправил к сыну гонца с требованием явиться в Светлоярск вместе с пленными.

Было утро. Добромир вышел из башни, где находилась пыточная, пересёк двор и поднялся на второй этаж белокаменных палат, которые всего лишь год назад ещё принадлежавших Святополку, а теперь стали домом для нового правителя.

Палаты были роскошны. На потолках — узоры и картины на разные темы, полы устланы мягкими коврами, стены обтянуты тканью, повсюду — светильники и люстры с зачарованными хрусталями, которые давали в разы больше света, чем обычные свечи или масляные фонари. Мебель была изготовлена лучшими восточными мастерами, а еду даже во время ежедневных трапез здесь подавали в серебряной посуде.

Едва Добромир добрался до своих покоев, как во дворе послышался топот множества копыт по брусчатке, а вскоре прибежал слуга и сообщил, что приехал Богдан.

— Передай, пусть зайдёт ко мне в кабинет, да поживее, — потребовал Добромир.

Он прошёл в другую комнату, где обычно занимался делами, и устроился за столом, накрытым красной бархатной скатертью. Полки вдоль стены были уставлены книгами. Добромир любил читать. Князья и бояре, хоть и обучались в детстве грамоте, но основное время проводили в походах и ничем, кроме как военными делами, да управлением вотчиной не занимались. Добромир же, в отличие от большинства свих подданных, мудрость книжную не презирал. На юге, где он жил с юных лет, считалось, что чем мудрее правитель, тем крепче его власть.