Богдан, облачённый в свой воронёный доспех, за который он и получил прозвище Чёрный, восседал в седле и смотрел на происходящее равнодушным взором. Эта деревня и эти челядины принадлежали одному из князей, что пока ещё не присягнул Добромиру, а значит он — враг. Предать огню было не жалко. Пусть остальные знают, что их ждёт, пусть боятся. Страх — оружие не менее сильное, чем сабля или боевые чары. Так говорил отец. Богдан хорошо выучил этот урок.

И теперь деревня горела. Войско же получило стадо коров и овец для пропитания.

Рядом с Богданом сидели на лошадях тысяцкий и старшина. Тысяцкий Амрадад был крупным, широкобородым и смуглым, а лицом обладал таким свирепым, что пугал челядинов одним своим видом. Старшина Баграмиан был щуплым, низкорослым с длинными усами, а его физиономию по диагонали пересекал сабельный шрам.

Эти два воина пришли с Добромиром из южных земель. Вначале они служили за звонкую монету, а теперь являлись не только военноначальниками, но и боярами, поскольку за верную службу получили от Добромира земельные наделы казнённых или убитых в бою бояр, решивших воспротивиться власти государя. Богдан хорошо знал их — славные воины, на которых можно положиться. Оба — сильные чаровники: тысяцкий владел редкими чарами жёлтого огня, а старшина умел создавать мощные воздушные вихри.

Позади стояли ещё пара десятков дружинников. Остальные расположились недалеко отсюда на дороге.

— Так значит, до границы осталось четыреста вёрст, говоришь? — Богдан посмотрел на Амардада.

— Да, господин. Около четырёхсот вёрст, — с ярко выраженным южным акцентом проговорил тысяцкий. — Именно столько до пограничной крепости Караузяк.

— Мы не пойдём до границы. Остановимся в Дубравах и вышлем лазутчиков. Надо знать, что нас ждёт дальше.

Занять рубежные княжества и привести их к присяге — таков был первоначальный план отца, но Богдан много думал об этом, и решил сделать отчасти по-своему.

Примерно в ста пятидесяти вёрстах от Караузяка находился городок Дубрава, принадлежащий боярину, который во время битвы под Талахом попал в плен и был казнён. Сейчас там правил сын этого боярина. Из Дубравы можно было добраться и до Ладиславля — центра Ладиславльского княжества и до Караузяка. Богдан не знал точно, встретит ли он сопротивление в этих городах или нет, откроют ли ему ворота или придётся брать стены штурмом, поэтому и решил остановиться в Дубраве, прояснить обстановку на востоке, и только потом действовать дальше.

— Твоя воля, господин, — ответил тысяцкий. — Дубраву будем брать штурмом?

— Если не откроют ворота, будем брать штурмом. Сразу, без осады. Город маленький, падёт быстро. Никто даже помощь не успеет им прислать. Главное, внимательно смотрите на небо. Говорят, у князей на востоке много змеев.

— Наши самопалы не дадут им подлететь и на сто шагов.

— И тем не менее, наш главный враг будет в небе. Если князья восточных рубежей не пожелают сдаться, они постараются использовать любое преимущество.

Со стороны села скакали всадники. Перед ними шла группа из десяти человек. Когда они приблизились, оказалось, что это крестьяне. Низкорослые заросшие бородами мужчины и широколицые женщины имели подавленный вид. Среди них был высокий старец в длинной подпоясанной рубахе, украшенной символами бога Хорса. Богдан сразу понял, что это жрец.

— Эти людины укрывались в святилище Хорса, — сказал смуглый богатырь, одетый с ног до головы в кольчугу с нашитыми пластинами — один из тех, кто пригнал селян. — Они просили пощады. Что прикажешь с ними делать, господин?

— Ты жрец? — Богдан презрительно посмотрел на высокого старика.

— Я служитель бога Хорса. А ты кто? Почто убиваешь и жжёшь? Здесь нет воинов. Здесь мирные селяне.

— Я посланник кагана — государя этих земель.

— Государя? Разве у этих земель есть государь? У этой земли есть князь, которому мы платим оборок, а князь служит великому князю. Ни о каком государе мы не слыхали. Или государь — это тот, кто грабит и убивает?

— Ты дерзкий старик.

— Я служу моему богу и не боюсь людей. Ни дружинника, ни князя.

— Таких, как ты, мало. И они обычно плохо заканчивают. Ответь: разве великий князь не мёртв?

— Месяц назад он был ещё жив. Он проезжал эти места со своими воинами. Держали путь на восток. Его воины потребовали дать им и их лошадям пищу.

— И вы накормили их?

— Мы дали им то, что они хотели. И дали бы вашим воинам, если бы ты обратился к нам.

— Хочешь сказать, что я должен был просить у вас? У вас, обычных смердов? Я — посланник государя, а государь не просит. Государь сам берёт то, что ему принадлежит. А вы помогли предателю, за что и поплатились, — Богдан посмотрел на дружинников, пригнавших селян. — Отрубите этим смердам руки, а дерзкому старику ещё и язык вырежьте. И пусть идут на все четыре стороны. Чтобы все вокруг знали, что ждёт тех, кто помогает предателям!

За трапезой семейство Казимира присутствовало в полном составе. Олеся и Миленам тоже были, причём Милена до сих пор как будто хранила на меня обиду. Она ни разу не взглянула в мою сторону, да и на приветствие ответила довольно сухо.

А вот Олеся, наоборот, заметно повеселела. Всё дело в том, что перед отъездом Казимир снова разрешил дочери летать, и она все эти дни вместе с дружинниками несла службу в дозоре. Говорила она за столом много, и отец даже сделал ей замечание, хоть и нестрогое, в шутку.

Милена же слова не проронила, а когда трапеза подходила к концу, ушла, сославшись на большое количество работы.

— Вот, — сказал Казимир, когда Милена покинула комнату, — достойный пример для тебя, дочь. Сама скромность. Да и чары вполне подходящие для княжны. А то ишь! В дружину захотела. В драки так и лезет. Негоже.

— Что-то я не понял, — сказал я. — Почему многие боярские дочери служат в дружине, а княжне не положено?

— Э, тут не просто всё, — махнул рукой Казимир. — Да, служат бывает, но не так чтобы часто. Если дочерей в роду много, можно и в дружину одну или двух отдать. У нас же дело совсем другое.

В чём заключалось отличие, Казимир так и не объяснил. Я подумал, что вероятнее всего, это зависит от традиций в конкретной семье.

За эти дни в Караузяке не произошло ничего важного. Ни один вражеский змеелёт не пересёк границу княжества, да и вестей с запада пока не было. Даже вчерашние подземные толчки здесь чувствовались значительно слабее, чем в горах, и никаких разрушений не вызвали — только горожан встревожили.

Мне предстояло много дел в ближайшие дни. Требовалось снова организовать пир, но теперь уже в честь победы над одамларами, посчитать и поделить добычу. После каждого военного похода князья раздавали дары своим дружинникам — такова была давняя славная традиция. В старину воинам дарили коней, оружие или просто драгоценные вещи, сейчас — деньги. Пять-шесть золотников считались достойной наградой для рядового дружинника. С Казимиром же насчёт его доли следовало договориться отдельно. Основное войско всё-таки было его.

Предстояло и менее радостное мероприятие — похороны. Тела всех погибших дружинников мы привезли с собой. Их следовало предать земле в соответствии с обычаем.

Но в первую очередь я решил встретиться с княгиней тахтакупырской, которая на днях приехала в город.

Тахтакупыр был мелким городком, расположенным в семидесяти вёрстах к юго-западу от Караузяка. Он являлся центром княжества, площадь которого составляла меньше трети от площади княжества Караузякского — небольшой клочок земли, сравнимый с крупными боярскими вотчинами. Когда-то давно он входил в состав Радиславльского княжества, но с тех пор как мой прадед даровал боярину тахтакупырскому за какие-то заслуги титул князя, эта земля получила автономию и стала подчиняться непосредственно великим князьям.

Мои попытки собрать под своим крылом вассалов отца пока были тщетны. На призыв откликнулось только одно княжество, да и то крошечное. Это снова заставило меня усомниться в правильности выбранного пути. Насколько реален мой замысел? Насколько верно я оценил ситуацию, когда захотел обосноваться на востоке и дать бой войску Добромира? Снова пришлось задуматься о многом, и снова я решил идти вперёд к цели, не смотря ни на что.