Обида на миг заморозила сердце. Кымлан сжала пальцы, пытаясь справиться с нарастающим разочарованием. Она смотрела в опустевшую пиалу и думала о том, изменилось ли что-нибудь, если бы отец и принц попытались вызволить ее из плена. Возможно, тогда Чаболь бы выжил. А ей бы не пришлось провести два месяца в рабстве, сражаясь не только за выживание, но и за сохранность своей души.
Однако, глядя на измученного, постаревшего отца, она поняла, что не имеет права упрекать его. Ни его, ни принца Науна, который, как оказалось, действительно хотел спасти ее. Может быть, она поспешила с выводами, и для Его Высочества пережить ее смерть было не так легко, как ей казалось?
Они бы только напрасно рискнули своими жизнями и принесли для Когурё множество проблем. После всего пережитого Кымлан поняла, как важна человеческая жизнь. И теперь не могла ответить на вопрос, который раньше казался очевидным: стоит ли величие ее страны убитых ради этого солдат?
Она стряхнула сомнения и улыбнулась отцу.
– Ты поступил правильно, вы бы погибли напрасно. Все сложилось, как и должно было, и я счастлива снова видеть тебя, сидеть рядом и пить вино. Мне достаточно того, что ты ждал меня и молился за мое возвращение.
– Прости меня, доченька… – прошептал Чильсук, и Кымлан снова почувствовала, как жжет глаза.
– Я люблю тебя, отец. Тебе не за что извиняться.
– О твоих способностях никто не должен узнать. – Отец вдруг изменился в лице и понизил голос: – Подруги должны держать это в тайне.
Кымлан помолчала. Она сама много думала об этом. Огонь был ее шансом стать, наконец, кем-то значимым для Когурё. Ей хотелось презрительно бросить в лицо министрам, как они ошибались на ее счет, увидеть в их глазах смятение, страх и, возможно, раскаяние. Услышать извинения и насладиться тем, как изменится их отношение к ней. Но не навредит ли это ей самой?
– Дитя мое, ты слышишь меня? – с беспокойством повторил Чильсук. – Ты не должна раскрывать свой дар, это опасно! Злобные старики из Совета будут использовать тебя в своих интересах. Манипулировать и бросать тебя в первые ряды в любом военном столкновении.
– Ты прав, отец, – согласилась Кымлан.
– Нужно молчать, пока мы не решим, что делать. Не говори даже принцу Науну и принцессе Ансоль. Они ведь еще не знают, что ты жива? – спросил он.
– Нет. – Кымлан покачала головой. – Я не хочу говорить принцу. Во всяком случае, пока. Он отпустил прошлое, и я должна сделать то же самое.
– А как же принцесса Ансоль? Собираешься увидеться с ней? – осторожно спросил отец.
– Я очень скучаю по ней, – призналась Кымлан. – Но не знаю, стоит ли бередить уже зажившие раны.
– Но когда-нибудь они узнают, что ты вернулась. Не лучше ли встретиться хотя бы с Ее Высочеством? Она всегда тепло к тебе относилась.
– Не знаю, отец, – выдохнула Кымлан. – Сейчас я хочу отдохнуть и ни о чем не думать.
– Хорошо, дочка, главное, что ты здесь, рядом со мной. А все остальное решишь позже.
Следующие несколько дней Кымлан спала. Она так устала за время перехода и постоянной борьбы за выживание, что засыпала мгновенно – даже прислонившись головой к дверному косяку.
Подруги чувствовали себя не лучше.
Отец позволил им остаться в доме, пока они не решат, что делать дальше.
Сольдан сблизилась с Чильсуком. Путь к сердцу сурового воина она нашла через особый рецепт сливовой настойки, который когда-то узнала от своего отца. Кымлан нередко замечала, как та подолгу беседовала с хозяином дома, то с интересом слушая его, то рассказывая что-то. Еще в рабстве Кымлан замечала, что у Сольдан было удивительное качество располагать к себе людей. Не обладая красотой и благородными манерами, она тем не менее нравилась всем. Ее живость вызывала улыбку, а внимание к каждому – доверие и симпатию.
Юнлэ и Акин же учились у Дэгам когурёскому, который давался им очень тяжело. Они, в отличие от Сольдан, чувствовали себя неуютно в чужом доме и хотели как можно скорее найти себе занятие.
Кымлан всеми силами поддерживала их, но этого казалось недостаточно. Их нужно было куда-то пристроить, но в один зимний вечер, когда они помогали Дэгам на кухне, Юнлэ завела разговор:
– Когда мы начнем тренировки? – Она старалась говорить на когурёском хотя бы простые фразы, и ее обучение шло быстрее, чем у угрюмой Акин.
Услышав это, няня едва не высыпала весь рис в кипящую на огне воду.
– Ты что же, и этих бедных девочек собираешься уподобить себе? – Она всплеснула руками. – Если сама не хочешь жить нормально, так хоть дай им это сделать!
– Нет-нет, нянюшка. – Юнлэ замахала руками, осознав, что зря начала разговор при ней.
– Юнлэ, в самом деле, вы не передумали? – Кымлан перешла на мохэский, чтобы избежать очередной стычки с няней. – У отца есть хорошие друзья, и они с удовольствием возьмут вас в дом личными служанками. Нужно только немного подучить язык.
С того момента на постоялом дворе Юнлэ и Акин ни разу не заговаривали о своей просьбе, а Кымлан спрашивать не осмеливалась, решила, что они передумали.
– Мы хотим того же, что и раньше, – заверила Юнлэ. – Ты знаешь, что мне пришлось пережить. С моей внешностью в мире мужчин не выжить. И я должна уметь защищать себя, чтобы ни господин, которому я буду служить, ни кто-либо другой не смели покушаться на мое тело.
Ее участь оказалась не лучше, чем у Сольдан. Юнлэ была одной из самых красивых девушек в деревне рабов и постоянно подвергалась домогательствам со стороны стражников. Командир, который управлял деревней до Рудже, сделал ее своей любовницей, и это немного ограждало Юнлэ от приставаний. С появлением Рудже ее жизнь и вовсе стала лучше: он жестко наказывал за такие вещи, и несчастная девушка наконец-то вздохнула свободно.
Тем же вечером Кымлан снова поговорила с подругами. И Сольдан, и Акин тоже выразили готовность начать занятия в самое ближайшее время.
Следующим утром они выстроились на заднем дворе, где всю жизнь тренировалась Кымлан.
– Нет, нечего и думать заниматься в такой одежде. – Кымлан обошла девушек. Они были в платьях из ее сундука, которые им очень шли, но в них невозможно было выполнять физические упражнения.
– Но у нас нет другой одежды… – расстроенно сказала Акин.
– У меня есть идея! – радостно воскликнула Сольдан. – Мы их перешьем.
– Как ты собираешься сшить из женской одежды мужскую? – Кымлан скептически подняла брови. – Завтра сходим на рынок и купим вам нормальное мужское платье.
– Подожди. – Сольдан многозначительно выставила вперед руку. – Мы тут подумали… Нам ведь не обязательно подражать мужчинам? Можно же использовать свою женскую силу.
– Что ты хочешь этим сказать? – Кымлан нахмурилась, не понимая, куда клонит подруга.
– Мужское платье – твоя история. Ты герой, воин, Избранная. Оно сидит на тебе как вторая кожа, и тебя сложно представить в чем-то другом, – немного запинаясь, произнесла Юнлэ. – Но мы всю жизнь жили как женщины и не сможем измениться, как бы ни старались.
– Вот именно! – подхватила Сольдан. – Такими, как ты, нужно родиться. И лучшее, что мы можем сделать – это научиться сражаться, оставаясь верными себе: в женском платье, используя женскую хитрость и уловки.
– Подождите, но ведь это чудовищно неудобно! – перебила ее Кымлан. Она понимала, чего хотят подруги, но пока не представляла, как это исполнить.
– Я тут на днях поговорила с нянюшкой, и она дала мне несколько советов, – воодушевленно отозвалась Юнлэ. – Нужно облегчить нижние юбки, чуть укоротить верхнюю, перекроить рукава – они слишком широкие – и получится такой же удобный костюм, как у тебя.
– К тому же мы сможем с легкостью прятать в сапожках и напоясных украшениях мелкое оружие вроде кинжалов и дротиков, а в волосах – спицы, – вдохновенно перечисляла Сольдан, пребывая в восторге от собственных идей. – Это даже лучше: переодетые в мужские платья женщины сразу вызывают подозрения, а так нас никто не заподозрит! – Она хлопнула в ладоши, в нетерпении ожидая вердикта Кымлан.
