– Почему ты вернулся? И не оскорбляй мой разум, утверждая, как сделал это в своей смехотворной записке, что считаешь необходимым поторопить расследование.

Аден с изумленным недоверием уставился на него.

– И мы будем говорить об этом сейчас? Когда Вивьен в опасности?

– Если она и в опасности, то только из-за тебя. Я понимаю, что последние несколько месяцев были для тебя трудными, но не ожидал, что твоя усталость (извини, лучшего слова я сейчас подобрать не могу) так сильно повлияет на твои суждения.

Аден вздрогнул – едва заметно, но Доминик все равно увидел, и часть холодного гнева ушла из его лица.

– Аден, я приказал тебе охранять леди Вивьен, пока мы не разберемся с этим делом, а не бежать в панике, впервые столкнувшись с собственными чувствами.

Аден мгновенно ощетинился.

– Мои чувства не имеют к этому никакого отношения. Я просто подумал, что…

Доминик властно вскинул руку, обрывая его.

– Не сомневаюсь, тебе бы хотелось, чтобы я в это поверил, но мы оба знаем, что это не так. Ты считаешь, что эмоции тебе только мешают, но игнорировать их больше нельзя.

– Господи, а я бы так этого хотел, – пробормотал Аден.

Строгое лицо Доминика сочувственно смягчилось.

– Друг мой, что бы ты себе ни думал, отрицание эмоций по большому счету лишь затуманивает твои суждения.

– Как чувства Джона затуманили его суждения во Франции? – вспыхнул Аден.

– Джона перехитрил другой агент, причем очень и очень хороший. Такое случается. А вот тебя она провести не смогла, и даже твоя привязанность к Джону не затуманила тебе мозги. Ты обсудил с ним все происходящее и честно его предостерег. Это его ошибка, не твоя.

Аден вспомнил своего друга, распростертого в кровати, голого, окровавленного, с торчащим из груди ножом. Тут же вспыло и другое, не менее отвратительное воспоминание – красивая обманщица, убийца Джона, погибшая от руки Адена. Да, она была хорошим агентом, но недостаточно хорошим, чтобы уйти от меча правосудия.

– Это война, – мягко произнес Доминик. – Происходят ужасные, трагические вещи. Отпусти это.

– Меня тошнит от войны, – внезапно выпалил Аден и замолчал, потрясенный простотой и искренностью своих слов.

– Нас всех тошнит. А теперь расскажи, почему ты оставил леди Вивьен.

Аден упрямо замолчал, но Доминик надменно вскинул бровь и стал спокойно ждать.

– Ну хорошо, – пробурчал наконец Аден. – Я в нее влюбился. Это вы хотели услышать?

К его большому удивлению, Доминик ухмыльнулся.

– Да, это. И полагаю, что и она тебя любит.

– Думаю, да, – осторожно сказал Аден.

– В таком случае, почему ты ее оставил?

Аден уставился на него, приоткрыв рот.

– Господи, Доминик! Вы же знаете, кто я такой и на что способен! И знаете мое происхождение. Вивьен заслуживает лучшего.

– Она заслуживает хорошего человека, который будет ее любить. Человека достаточно сильного, чтобы защитить ее от волков у порога.

Аден испустил жесткий смешок.

– Да, только вряд ли этот человек – я.

– Похоже, леди Вивьен с этим не согласна. Должен добавить, что и твоя мать тоже, а она, как тебе известно, дама весьма проницательная. Должен добавить, что я согласен с суждениями твоей матери.

Доминик встал, обошел стол и примостился на краешке полированной поверхности красного дерева. Аден с подозрением смотрел на него снизу вверх, чувствуя себя уязвимым и незащищенным.

– Аден, – добрым голосом начал Доминик. – С малых лет ты пытался скрывать свои чувства. Это вполне понятно, учитывая то, как лорд Торнбери обращался и с тобой, и с твоей матерью, не позволяя никому из вас забыть о ее ошибке. На том отрезке жизни чувства не были твоими друзьями. Это отношение ты принес и в разведку, и твое умение подавлять эмоции помогло тебе пережить множество сложных ситуаций. Но в данном случае отрицание сбило тебя с толку.

Аден уставился на шефа.

– Как это?

– Забудь на время свои страхи и сосредоточься на том, что ты испытываешь к леди Вивьен. Что данное конкретное чувство тебе подсказывает?

Аден попытался сделать так, как говорил Доминик, не обращая внимания на бешено бьющееся сердце и лихорадочно несущуюся по жилам кровь. Нет. Он пытался чувствовать, а не думать. Что велит ему сделать любовь к Вивьен?

Он закрыл глаза и застонал. Ответ был жесток, но очевиден.

– Я не должен был оставлять ее.

– Именно так.

Открыв глаза, он вскочил.

– Я не могу терять ни секунды.

Доминик кивнул.

– Вперед.

Аден схватил пальто и шляпу, ругая себя последними словами.

– Я идиот. Совершенный, законченный, дерьмовый болван.

Сардонический смех Доминика преследовал его до самой двери.

– Ну разумеется. Ты же влюбленный мужчина.

Вивьен заперла дорожный сундук и улыбнулась служанке, которой Аден поручил ее охранять.

– Спасибо, Эванс. Не могли бы вы, пожалуйста, попросить мистера Макдоннела или одного из лакеев подняться и унести это? Мне осталось упаковать только дорожную сумку, и я буду готова.

Эванс, долговязая расторопная женщина, фыркнула и взялась за сундук.

– Это ни к чему, миледи. Я не слабее их всех. И стреляю лучше, – пробормотала она, закидывая сундук на плечо.

В это Вивьен поверила сразу. Эванс могла притворяться камеристкой, но ее таланты определенно лежали в других областях. Она не очень искусно укладывала волосы или гладила одежду, зато следила за Вивьен, как кошка за единственным котенком. Ее спокойная участливая сила оказалась настоящим благословением в эти последние несколько дней, когда Аден сбежал в Лондон, даже не предупредив.

Вздохнув, Вивьен сложила шаль и сунула ее в саквояж. Эванс и Макдоннел страстно противились ее отъезду и чинили препятствия на каждом шагу. В конце концов она взяла дело в свои руки, улизнула вчера от них и наняла дилижанс на нынешнее утро. Накануне вечером Макдоннел закатил настоящую истерику, когда Вивьен сообщила, что он в последний раз накрывает ей обед.

– Миледи, вы не можете уехать! – восклицал Макдоннел, прижимая к жилету супницу, полную клецок. – Вы должны оставаться здесь до тех пор, пока за вами не приедет капитан Сент-Джордж или сэр Доминик! Мне голову оторвут, если я вам позволю. Кроме того, – безнадежно добавил он, – я уверен, что капитан вернется со дня на день.

Вивьен вежливо заметила в ответ, что Макдоннел может остановить ее единственным способом, – заперев в спальне. А если он действительно ее запрет, она просто вылезет в окно, спустится вниз по шпалерам и уедет в Лондон почтовой каретой.

Хмуро глядя на нее, Макдоннел в конце концов согласился, при условии, что они с Эванс поедут тоже. В глубине души Вивьен испытала облегчение, поскольку мысль о путешествии в одиночку ее пугала. Только понимание того, что она может застрять в Сент-Клементе еще на долгие недели, вынудило ее преодолеть все сомнения и ослушаться строжайшего письменного приказа Адена во всем повиноваться Макдоннелу.

«Мы позаботимся об этом, капитан Сент-Джордж».

Нахмурившись, она затолкала ночную рубашку в битком набитый саквояж и села на него, чтобы застегнуть. Всякий раз, стоило ей вспомнить последние слова Адена (а она вспоминала их постоянно), кровь быстрее бежала по венам. Он отверг ее, и это сначала ошеломило Вивьен, затем разозлило, а потом от унижения и гнева ее бросило в жар. Потребовалась вся сила воли, чтобы не броситься за ним следом, но мысль о том, что она непременно разразится слезами, удержала Вивьен от безрассудного поступка.

А когда она успокоилась настолько, чтобы снова начать соображать, то поняла, что поступок Адена исполнен глубочайшего смысла. Всю свою жизнь он считал себя изгоем. Несмотря на то что в его жилах текла самая что ни на есть голубая кровь (и каким же шоком стала для него информация о том, кто его настоящий отец!), его отвергали те, кто больше всего значил для него в жизни. Он чувствовал себя нежеланным и недостойным, живым воплощением скандала.