Аден на своем месте даже не шелохнулся. Он сидел в той же позе, что и весь последний час, – руки сложены на груди, шляпа прикрывает лицо. Как, ради всего святого, он сумел разглядеть, что она делает?

– Я думала, вы спите, – пробормотала Вивьен и наклонилась, чтобы помассировать поясницу.

– Спал, пока вы не начали так сильно шуметь.

– Я совершенно не шумела. Просто убрала эти нелепые очки. На улице совсем темно, и я очень сомневаюсь, что кто-нибудь заглядывает в окна проезжающих мимо карет в надежде увидеть меня хоть одним глазком.

Он подтолкнул шляпу вверх и уставился на Вивьен. Несмотря на ее утверждение, сумерки еще не сгустились окончательно и света еще хватало, чтобы заметить его холодный взгляд.

– Тем не менее вы будете носить эти очки постоянно. – Он глянул на кошмарную шляпку, которую Вивьен бросила на сиденье. – И шляпу тоже.

– Может быть, мне не снимать их и во сне? На случай, если князь Иван выскочит из гардероба или из-под кровати, – огрызнулась она.

– Вивьен.

Она безошибочно уловила в его голосе предостережение. С преувеличенным тщанием Вивьен вытащила из ридикюля очки и нацепила их на нос. Затем нахлобучила шляпку на давно помятую прическу и гневно сверкнула на Адена глазами.

– Ну честное слово! Я знаю, что нужно быть осторожной, но вы ведете себя так, будто разбойники прячутся за каждым камнем и деревом. А эта маскировка и вовсе смехотворна. Удивляюсь, что ваша мать хранит такое уродство дома.

Аден выпрямился, сделал повороты в одну и другую сторону, вытянул руки. Раздражение Вивьен куда-то улетучилось, стоило ей увидеть, как напрягаются его мышцы под сюртуком. В отличие от нее холод его не беспокоил. Более того, он давным-давно снял пальто и укутал им ее колени поверх пледа, чтобы она не замерзла.

Укол раскаяния заставил Вивьен мысленно поморщиться. Несмотря на то что держался он холодно, Аден делал все, что в его силах, лишь бы ей было удобно. И все-таки она хотела, чтобы он объяснил, чего ждать, когда они доберутся до деревушки Сент-Клемент. Он сказал что-то вроде «прятаться у всех на виду», но не объяснил своих загадочных слов. Вивьен не представляла даже, что будет, когда они доберутся до гостиницы (при условии, что в самом деле остановятся на ночь). Кроме хорошо вооруженных кучера и грума, никаких других слуг при них не было. Не было горничной, чтобы придать ей хоть какой-то респектабельности на публике, и это представлялось особенной проблемой, несмотря на ее немыслимый наряд.

Аден прищурился.

– Эта маскировка необходима, и вы будете ее носить, пока я не отменю своего решения.

Вивьен с трудом удержалась, чтобы не показать ему язык.

– Вы самый осторожный человек на свете. Можно подумать, что вы шпион – со всеми этими переодеваниями и прятками.

Не смотри она прямо на него, не выбери последние умирающие лучи солнца именно этот момент, чтобы осветить его лицо, Вивьен бы ничего не увидела. Но она успела заметить удивление, мелькнувшее в его чертах и мгновенно сменившееся привычным бесстрастным выражением.

Она обескураженно всмотрелась в него, и тут все маленькие, вроде бы никак не связанные крупицы информации, которые она старательно хранила в памяти, сложились, как в головоломке, и совпали просто идеально. Его скрытность и замкнутость, его туманное военное прошлое, пробелы в личной и семейной истории, его сверхъестественные физические способности, даже его отношения с сэром Домиником, чьи связи с правительством всегда казались ей неоднозначными, – все встало на свои места.

– О боже правый, – выдохнула Вивьен. – Так вы и в самом деле шпион.

На его скуле дернулся мускул.

– Не говорите ерунды. Я солдат, – отрезал Аден, глядя на нее, как ему казалось, скептически.

И хотя возразил он мгновенно, это только подтвердило ее подозрения.

– О боже мой, – сказала Вивьен, сунув пальцы под очки и потерев глаза. Единственный мужчина на земле, в которого она влюбилась, – и шпион. Ничего удивительного, что он так старательно держит ее на расстоянии. Из всех зловещих историй, что ей довелось услышать, она знала, что шпионы не стремятся к семейной жизни.

Вивьен открыла глаза и посмотрела на Адена поверх очков. Он сидел с замкнутым видом, скрестив руки на груди, словно пытался отгородиться от нее. Будь у нее хоть крупица здравого смысла, она бы намек поняла и не в свое дело не полезла.

– А ваша мать знает? – спросила Вивьен, пренебрегая осторожностью.

– Этот разговор бессмыслен, и мы его не закончим, – буркнул он.

Новое откровение обрушилось на нее с ослепительной силой.

– Святые небеса! Конечно, знает! Да она заткнет за пояс любого в обществе, включая сэра Доминика. Ничего удивительного, что она обладает таким влиянием в политических кругах. Я много раз слышала, как говорили, что из леди Торнбери получился бы куда лучший премьер-министр, чем Ливерпуль. – Вивьен немного подумала. – Должна сказать, что я с этим согласна, потому что ваша мать – одна из умнейших известных мне особ.

Аден ошарашенно смотрел на нее, открывая и закрывая рот, словно выброшенная на берег рыба.

– Но не думаю, что ваш отец очень этому радовался, – увлеченно продолжала Вивьен. – Лорд Торнбери был ужасный консерватор, верно? И насколько я слышала, шпионаж не считается подходящей профессией для джентльменов.

– Довольно! – рявкнул Аден наконец голосом настолько ледяным, что непонятно, как у него на носу не выросла сосулька.

Вивьен вздрогнула, поняв, насколько бестактно она себя ведет. Но мысль о том, что Аден – шпион, буквально сбила ее с ног.

– Простите. Полагаю, вам не разрешается обсуждать все это с посторонними. Обещаю, что никому не расскажу. Я очень хорошо умею хранить секреты. Честное слово.

Мгновением позже их экипаж с грохотом въехал во двор небольшой гостиницы. Но Вивьен могла бы поклясться, что даже сквозь стук колес по булыжнику она услышала, как Аден пробормотал по-настоящему грязное ругательство.

Вивьен в очередной раз перекатилась с боку на бок на комковатом матрасе и взбила еще более комковатую подушку, пытаясь устроиться поудобнее. Она уже несколько часов лежала без сна, и каждый нерв в ее теле вибрировал от усталости и возбуждения. Что еще хуже, она все время остро ощущала, что Аден спит на полу у противоположной стены комнаты. В отличие от нее его ничуть не волновала ни причудливость их положения, ни то, что постелью ему служит твердый пол. Вивьен предполагала, что если человек шпион, он быстро привыкает спать где угодно, а может, этому обучают в шпионской школе, если такая вообще существует.

Впрочем, об этом она никогда не узнает. Аден отказался произнести хоть слово и сурово приказал ей, перед тем как они вышли из кареты, оставить эту тему и вообще никогда с ним об этом не заговаривать. Потом вытащил простое золотое колечко и надел ей на палец. Вивьен уставилась на него, и от тайного смысла этого жеста у нее закружилась голова, но Аден вырвал ее из грез, сказав хозяину, что они возьмут один номер на имя мистера и миссис Эдвардс. Разумеется, она при этом смотрела на Адена, как последняя дура, не в силах произнести ни единого слова.

На что он скорее всего рассчитывал с самого начала.

– Прошу прощения, но это единственный способ, – сказал он ей позже совсем не виноватым тоном. – Вашу горничную мы взять с собой не могли, и оставить вас в комнате одну тоже нельзя. Это небезопасно.

Вивьен ошеломленно уставилась на единственную кровать, задвинутую под скат потолка древнего вида обшитой деревом комнаты.

– А где будете спать вы? – пискляво спросила она. С точки зрения здравого смысла она с ним соглашалась, но от мысли, что придется спать с Аденом, пусть даже только для виду, по коже бежали мурашки, а нервы были натянуты как струны.

Сжалившись над Вивьен, он объяснил, что ляжет на полу, прямо под дверью. Вивьен немного успокоилась, но остаток вечера прошел в очень напряженной атмосфере. Они пообедали практически в полном молчании, потому что Вивьен слишком переживала из-за того, что ждет ее впереди (и грядущей ночью, и следующей), и ей было не до утоления любопытства по поводу необычной профессии Адена.