— Я нашел множество примеров его статей, где невозможно найти или подтвердить его источники, — говорит Мерфи. — Я начал подозревать, что все его цитаты взяты с потолка, выдуманы им самим. Но, когда я говорил ему об этом, у него всегда находилось какое-нибудь готовое оправдание. Он утверждал, что имел доступ к интервью, которые не были общедоступны, или, что он не мог раскрыть своих источников из-за журналистской этики. И так все время.

— Это отвратительно, — говорит один из самых ярых критиков Чейзена, романист Элис Даффи. — Его полная неспособность быть откровенным и правдивым наводит на мысль о психическом расстройстве.

Другая писательница, правовед Линделл Маккензи, была потрясена, когда ей представили доказательства того, что Чейзен позаимствовал несколько длинных отрывков из ее научно-популярной книги 2007 года «Справедливость и неравенство».

— Когда я увидела, как он использовал мои тексты без ссылки на авторство, я почувствовала… ну, честно говоря, я почувствовала, что мною воспользовались.

Сторонники Чейзена рассердились на эти заявления, назвав их подстрекательскими и истеричными. Книжный критик Гардиан Ангус Малкольм, давний друг и защитник творчества Чейзена, говорит, что такие писатели, как Даффи и Маккензи, просто «завидуют».

— Существует давняя литературная традиция заимствования великих творцов из источников в той или иной степени, — сказал он. — Поищите. Это называется бриколаж.

Вирджиния Миллер, литературовед из Корнельского университета, соглашается:

— Поэты, подобные Эзре Паунду и Т. С. Элиоту, часто присваивали произведения других писателей, и их считали литературными гениями, а не ворами.

Тем не менее, эти последние обвинения приводят в замешательство даже давних поклонников работы Чейзена. Газета Нью-Йорк Таймс самостоятельно проверила не менее 67 случаев точного или почти точного плагиата (см. таблицу 1). Некоторые отрывки составляют всего одно — два предложения. Другие идут на страницы. Столкнувшись с такими неопровержимыми доказательствами, Франческа Янгблад, профессор Колумбийского университета, которая пишет книгу о Чейзене, сказала:

— Это довольно компрометирующе. Я имею в виду, может быть, это странный постмодернистский эксперимент или какая-то шутка над читателем. Я просто надеюсь, что у него есть какое-то объяснение.

Попытки связаться с Чейзеном для получения комментариев были безуспешными, но его литературный агент в Нью — Йорке Тимоти Браун опубликовал заявление, в котором он обвинил неназванные источники в организации «спланированной вендетты» против Чейзена.

— Мистер Чейзен готов энергично защищаться от этих нападок, — писал Браун. — Мы находимся в процессе поиска юрисконсульта, и будем рассматривать все возможные варианты. А пока мы просим общественность воздержаться от осуждения.

Будет ли Букеровская премия Чейзена отменена, неясно. Когда с ними связались, комитет премии подтвердил, что они расследуют этот вопрос, но воздержались от дополнительных комментариев. Чейзен в настоящее время числится как «Преподающий писатель» в колледже Фэрфакс в Калифорнии. Представитель школы подтвердил его преподавательскую деятельность, но не предоставил дополнительной информации, сославшись на законы о конфиденциальности.

В настоящее время издатель Чейзена, «Фаррар, Штраус и Гирокс», не планирует снимать «Подземный город» с полок. Роман был значительным хитом в прессе, было продано почти миллионное количество копий с тех пор, как он был удостоен Букеровской премии в 2015 году. Так же, роман был выпущен в мягкой обложке в январе этого года.

Между тем, некоторые задаются вопросом, почему людям потребовалось так много времени, чтобы поднять вопрос о плагиате Чейзена.

У романиста Даффи есть пара теорий.

— Прежде всего, я думаю, что многие люди начали читать роман, но не очень далеко продвинулись, — сказала она. — А еще есть невероятный уровень доверия читателей к авторам. Даже если они замечают подозрительные пассажи, они склонны давать автору кредит доверия.

У правоведа Маккензи есть еще одна гипотеза.

— Я думаю, что многие люди считают, что плагиат — это не такая уж большая проблема, — говорит она. — Посмотрите на всех этих студентов, которые копируют и вставляют из Википедии. Они думают, что никому не вредят.

Она качает головой.

— Я писатель, — говорит она. — Все, что у меня есть — это мои слова. Если Ричард Чейзен украдет их у меня, он заберет самое важное, что я имею.

У меня было такое чувство, будто из меня вышибли дух. Рик — плагиатор? Мой разум не мог этого постичь. Для меня не было ничего более священного, чем писательство. Это было то, что я изучала, над чем трудилась, что почитала. Претендовать на труд другого человека, и использовать, как свой собственный, было немыслимо. Это был главный грех для писателя.

Я до сих пор помню, как впервые столкнулась с плагиатом, и как глубоко он меня оскорбил. Я училась в третьем классе, учительница подняла книжный отчет и объявила, что тот, кто его написал, забыл вписать свое имя. Крис Мэннинг вскочил, чтобы взять его, и учитель попросил его прочитать его вслух классу. Слушая, как он, спотыкаясь, перебирает описания различных видов пингвинов, я ощутила внезапный тошнотворный толчок узнавания.

— Это мой отчет, — выпалила я, вскакивая с места.

Класс потерял дар речи.

— Это правда? — спросил учитель.

Крис непонимающе посмотрел на меня, пожал плечами и протянул мне отчет. Я прижала его к груди, не веря, что кто-то осмелится присвоить себе мои слова.

— В следующий раз не забудь поставить свое имя на работе, Энн, — сказала учительница.

Прошло более двадцати лет, а я все еще помнила тот гнев, который испытала к Крису. Как он мог? Как он мог считать мои слова своими? И как он мог быть таким бесцеремонным, когда его уличили во лжи?

Но Крис, напомнила я себе, был ленивым и не очень умным восьмилетним ребенком. Рик, с другой стороны, был признанным литературным гением. Он никак не мог выкинуть что-то столь вопиющее, да еще таким топорным, наглым способом. Я была уверена, это недоразумение, иначе, просто лишено смысла.

К тому времени, когда Ларри появился в моей квартире несколько минут спустя, я почти убедила себя в невиновности Рика.

— Это не может быть правдой, — уверяла я. — Рик не стал бы заниматься плагиатом.

— Ты читала статью? — спросил Ларри. Он пришел вооруженный бутылкой текилы и коробкой салфеток и, казалось, не мог понять, почему я не нуждаюсь ни в том, ни в другом. — Ты, должно быть, в шоке. Они поместили отрывки из романа Рика рядом с исходными оригиналами. Все довольно очевидно.

— Но должна же быть какая-то причина, по которой он это сделал. Зачем ему так рисковать?

— Может, он ничего не может с собой поделать? Может, у него компульсивное расстройство?

— Где он не может не воровать чужие слова? Что это вообще такое? Графоклептомания?

— Понятия не имею. Ты мне скажи. Он когда-нибудь давал тебе почитать то, над чем работал?

— Нет, — ответила я. — Но я никогда по-настоящему не спрашивала.

— Ты читала его роман?

— Я прочитала всего около ста страниц, — повинилась я. — И ничего такого не заметила. Что насчет тебя? Ты читал?

— Нет. Я же говорил тебе. Я не читаю ничего, что было опубликовано после 1920 года.

— Может, мне позвонить ему? — Я потянулась за телефоном. Рик должен быть в самолете на пути из Торонто.

— Напиши ему, — предложил Ларри. — Должно быть, репортеры преследуют его как сумасшедшие.

Я послала Рику короткое сообщение.

Видела эту историю в НЙТ. Ты в порядке?

Он ответил почти сразу же.

Не верь всей этой чепухе. Я становлюсь мишенью. Я все объясню, когда увидимся.

Когда ты вернешься?

Не знаю. Отложил свой рейс на неопределенный срок. Пытаюсь увернуться от репортеров. Скоро позвоню.

— Видишь? — сказала я, показывая Ларри сообщения. — Он говорит, что его преследуют. Бьюсь об заклад, он просто забыл сослаться на свои источники, и пресса раздувает из мухи слона.