Мы шли по лестнице, я зажигала светильники по правой стене. Тут, по пути в дейтериум, было темно – мы уже спустились под уровень почвы. Ковёр на мраморной лестнице приглушал шаги, мы дошли до широкой площадки, постепенно погружаясь в тишину, и только шелест наших юбок нарушал её.

– Тут мрачновато… – начала было я, но Эрмина с непонятным восторгом на лице подняла пальцы.

– Ах, вы же не слышите, – с сожалением сказала она, поймав мой непонимающий взгляд. – С каждым шагом я слышу ядро… Оно поёт.

Стало немного неловко – до этого дня я не встречалась с обученными девушками, а мужчины не склонны к таким беседам. Они просто делают свою работу, а потом отдыхают в кабинете. И дарят шикарные подарки, показывая свои чувства.

– И что же оно поёт? – из вежливости спросила я.

– Это мелодия самой жизни, – тихо сказала Эрмина, заходя за мной в длинный неширокий коридор. – Как зовут вашего дейэсо?

Я пожала плечами. Отец говорил, что у нас двое дейэсо, и одного я помнила – Идреас, кажется. А вот второй…

– А давайте посмотрим, кто сегодня на дежурстве, – предложила я, чтобы избежать неловкости. – И попросим его показать вам всё.

В коридоре к дейтериуму было тихо, а из-за двери в комнату дейэсо падал свет. Я заглянула туда и с облегчением выдохнула, увидев рыжую макушку Идреаса. Он, конечно, вскочил нам навстречу, долго и изумлённо раскланивался. Понятное дело! Я не спускалась на эти этажи уже кругов десять, не меньше. Показалось, он даже потянулся дотронуться до моего подола, чтобы убедиться, что ему не привиделось – но постеснялся.

Я шла за ним, слушая его рассказ, и хвалила себя за находчивость. В самом деле, я бы опозорилась, попроси меня Эрмина показать помещения для хранения колб с дейтером, или, к примеру, журнал учёта. А она попросила! Идреас с гордостью провёл нас по подсобным помещениям, а потом наконец вывел к ядру – сердцу острова.

Мы стояли на площадке, выходящей в огромную пещеру, подсвеченную голубоватым светом, и смотрели на то, что поднимало дом Ортеон в воздух и позволяло дрейфовать над облаками. Ядро мерцало, оплетённое со всех сторон, словно жилами, побегами Вечной Лозы, и изредка вспыхивало. Эрмина замерла. Она любовалась голубоватым мерцанием, похожим на рисунок света и волн на дне мелкого водоёма в солнечный день, и лицо её озарял такой восторг, что мне вновь стало неловко.

– И сколько дейтера в день уходит на обслуживание дворца? – спросила она, когда, вдоволь налюбовавшись, мы вышли из пещеры в коридор. – Как быстро наполняется колба – стандартная, на десять раттов?

Что за вопросы… Я с удивлением слушала их с Идреасом оживлённую беседу. Похоже, Эрмина готовилась стать дейэсо! Во всяком случае, всё, что говорил Идреас, она понимала. Я же хлопала глазами, надеясь, что глупое выражение лица не так заметно в тёмном коридоре. Всё, что я знала – это то, что ядро в пещере вырабатывает собственный дейтер, он благодаря работе дэйесо с какой-то там скоростью заполняет колбы, а потом мы используем их… Для всего. Чтобы двигались лодки, горели лампы, в комнатах было тепло, а защитный купол не пропускал ветер и вредителей. Ну и чтобы чудесная машинка Юсинии делала эти крошечные стежочки по нежному шёлку.

– Ваши дейэсо отлично обучены, – одобрительно сказала Эрмина, поднявшись со мной в холл. – Отец отдаёт распоряжения?

Я кивнула, пытаясь справиться с раздражением, что она тоже называет папу отцом. Конечно, он обучался управлению, как и любой лар, владеющий землями. У тех, кто землями не владееет, обычно ведь и на обучение денег нет. Эрмина вроде бы хотела что-то сказать, но промолчала, и я поспешила уйти в свою комнату – долг гостеприимства был отдан сполна.

Таррон, блестя полированным полосатым боком, лежал на кресле, а на полу рядом валялся стебелёк нежного голубого колокольчика. Я подняла его и поставила в вазу. Наставница Дарва часто говорила: «Красота недолговечна, как свежесть лепестков. Судьба может отмерить тебе и двадцать пять долгих лет, и больше. Но только первые девять или десять из них ты будешь молода. Дальше ты лишь будешь пожинать плоды своего выбора. Обдумывай свои решения». Я хорошо обдумала своё решение и выбор. Что может быть завиднее судьбы велары? Роскошная жизнь, почёт и восхищение. Это ли не счастье?

Струны сияли на солнце. Я дотронулась до певучих ладов, привычно ощутив дрожь рвущейся из них музыки, и вдруг замерла. Прикосновения Сирила, с которым у нас было ничтожное количество родственной крови, не вызывали у таррона протеста, но его вызвало касание моей единокровной сестры! Что же в ней за помесь? Кто её мать? Почему же отец не обдумал это своё решение? Ведь от него зависит так много! А я ничего не могу сделать – лишь надеяться, что в обществе не воспримут эту его ошибку молодости как нечто фатальное для нашей репутации.

Бессилие вдруг разозлило меня. Может, Марибель права, и я действительно вспыльчива? Но разве на моём месте другая бы не злилась? Хотя… Другая не окажется на моём месте. Я наследница дома, второго после Телион по богатству и знатности – и превосходящего его по силе. Я лара Ионелла Ортеон, у которой есть сестра-бастард, угроза для репутации. И я не позволю этому обстоятельству расстроить мой желанный брак с будущим правителем или его братом, не-ет.

Платья, которые привезли через пару дней, были чудесны. Амалия восхищённо любовалась на меня, а Юсиния делала комплименты моей талии, но в основном – своему мастерству. По счастью, Эрмина не присутствовала на примерке, хотя накануне отец за ужином говорил что-то и о её гардеробе. Я тогда даже вздрогнула: представила, как Юсиния переводит дорогой шёлк на её платья. К чему это? Кто их увидит? Она появится в свете к концу сезона, когда во дворец откроют доступ для прибывающих снизу, а то и вообще не доберётся до Джамеро. Отец отвезёт её на парочку приёмов и балов нижнего уровня, про которые Сирил говорил – «ярмарка невыгодных невест». Быстренько найдёт ей какого-нибудь вдовца или третьего сына более-менее приличного дома, и – фьюить! – мы позабудем этот наш позор.

– Ты не боишься? – вдруг спросила меня Амалия, сидевшая задумчиво на диванчике, пока я крутилась перед зеркалом.

Я резко развернулась к ней, юбки приятно зашелестели. Подруга понуро смотрела в окно, пальцем выписывая что-то на бархатном ворсе обивки диванчика.

– Чего?

– Замужества. Все так радуются… Но это такой серьёзный шаг. Ты ведь даже не знаешь велари. Не видела ни разу.

– Увижу, – бодро откликнулась я. – Всё, что нужно, я знаю. Теомад и Аспер, один помладше, другой постарше. Ами, в таких делах клювом щёлкать нельзя! Дарва говорила, что нужно просто найти в муже привлекательные черты, но я уверена – они точно не уроды. У велари не бывает некрасивых детей. Они не женятся на дурнушках. Они поколениями выбирают красавиц.

– Они не красавиц выбирают, а тех, кого Небесная наделила сильной кровью. – Амалия прямо посмотрела на меня, так серьёзно, что я подняла бровь. – Велар Дастан женился по любви. И посмотри – ни одного сына… Наверняка это тоже связано. Мы – асаллари, а не какие-нибудь кмаа. Или, не приведи Небесная, пайле…

– Не поминай всуе этих чудищ, – скривилась я. – Приснятся ещё! Знаешь, мои поющие камни вопили, когда наша сиротка тронула таррон. Интересно, какая в ней ещё кровь помимо Ортеон? Неужто её мать – кмаа с самых низов?

– Думаешь, она может быть… – Теперь уже Ами подняла бровь. – Да ну, нет. Твой отец не стал бы связываться с женщиной настолько низкого происхождения. Он и не добирался до нижних уровней, наверное… Он же наследник дома. Ты же помнишь все эти истории с покушениями и с похищениями! А там, говорят, опасно. Пираты эти…

– Сирил ни разу не встречал пиратов. Он начал ходить на «Уртадо», когда ему было шестнадцать, и за эти восемь кругов ещё не попадал ни в какие переделки.

– Кроме того раза, когда они попали в шторм, – напомнила Амалия.

– И тогда они отделались лишь испугом и упавшим за борт ящиком. «Уртадо» – безопасное судно, – уверенно повторила я слова брата, – оборудованное стабилизаторами и высококлассным защитным барьером. Это же не погребальная лодка.