– Но малыш, – мама замялась, и по её лицу пробежала тень тревоги, – тёти Лизы нет дома, она уехала.

– Когда вернётся? – не отставал я.

– Нескоро, очень нескоро. Может быть, даже не вернётся, – грустно сказала мама.

– Так она меня бросила?! Не попрощалась и бросила?! – закричал я.

– Ну, ей нужно было уехать, – мама стала оправдывать соседку. – У взрослых такое бывает. Надо срочно уехать, и они ничего не могут с этим поделать. И даже предупредить не успевают.

– И ты тоже можешь так сделать? – я спросил, чуть не плача, подозревая нехорошее. – Уедешь и бросишь меня одного?

– Нет, я ещё молодая, – постаралась успокоить меня мама. – Можешь не волноваться, я тебя не брошу!

– Ещё как бросит! Скоро к тёте Лизе отправится! – За спиной матери появилась хищно оскалившаяся блондинка, и до меня дошло.

Тётя Лиза умерла, и мама умерла, а эта падла в розовом – её убила!

Я кинулся к блондинке, но нога провалилась в пол. Доски прогнили и стекли зеленоватой слизью под моим весом. Там внизу оказалась вода, плотная и тёмная. Я плюхнулся в жижу и сразу ушёл с головой. Меня тут же обволокло густым киселём и понесло куда-то подземным течением, парализуя волю и мысли, погружая в забытие и безразличие. Стало уже всё равно, кто такая Лидуня, что с мамой и тётей Лизой. Какая разница? Всё неважно. Пусть наступит покой. Течение давно остановилось, и вода колыхалась и баюкала меня, как в колыбели. Даже песенка послышалась, лепет, шёпот:

– Твоя мама умерла,

От тебя совсем ушла,

Бросила тебя тогда,

Не любила никогда.

Всё забудешь и уснёшь,

Песню сам себе споешь,

Не любила, не спасла,

Мама от тебя ушла.

Тяжёлая рука опустилась на голову, и я понял, что лежу на кровати, а за спиной кто-то сидит. Да не кто-то! Лидуня это сидит! Её голос гнусности всякие про мою мать поёт! А я пошевелиться не могу. Я задергал ногой, стараясь вспомнить о теле. Рука на голове стала тяжёлой, как могильная плита. Мозг не желал просыпаться, но я продолжал и неимоверным усилием вырвался из тяжёлого плена.

Подскочил на кровати и тут же включил свет. Конечно, в комнате никого не было. Да и во сне тоже быть не могло, это же комната с защитой. Я вздохнул, перевёл дух. Вот ведьма! Как же глубоко она засела в подсознании. Впору к психологу идти, только хрен он поможет. Катька вон смотрела все эти видюшки, ходила даже, что-то в себе ковыряла, искала. И что-то не заметно было, что она как-то изменилась. Разве что термины всякие выучила типа «газлайта», «обесценивания» и тыкала в меня ими, когда ей что-то не нравилось.

И вообще, ведь забрал целый кусман светимости с дачи. Почему снова какая-то дичь снится? Разве оно не должно было автоматически снять блок?

До будильника толком уснуть не удалось, и я недовольный и уставший припёрся на работу. После обеда перекинул на менеджеров часть задач и поехал в автошколу. Заведение оказалось у соседней станции метро, и вечерние занятия не попадали на фехтовальные дни. Я записался довольно быстро, но на работу возвращаться не стал. Нужно было срочно внести ясность в сновиденные дела.

Позвонил Денису заранее, вскользь поинтересовавшись на месте ли Рома. Так в первый раз мне довелось попасть в институт через проходную. Охранник проверил паспорт, торжественно выдал мне карточку – временный электронный пропуск – и спросил, знаю ли я куда идти.

Я не знал и вызвал Дениса.

– Привет! – тот вышел в неизменной клетчатой рубашке, сегодня чёрно-бордовой. Поверх был небрежно накинут белый халат.

В чайной нас встретила Оля, тоже в халате поверх чёрного строгого платья. Обычно у ребят атрибуты ученых валялись на стульях, и дресс-код соблюдала только Маша. Ромы с ними не было.

– Интересно, вот зачем вам халаты? – озвучил я пришедшую в голову мысль.

– Сегодня шефы сверху заходили с важными гостями из Минобра, сказали всем обязательно надеть, для научности, – пояснил Денис.

– Да нет, ну ладно медики, или те, кто с реактивами работают, химики, чтобы не заляпаться чем-то, – продолжил я. – А вот вы, сидите данные обрабатываете на компах. Вам-то к чему?

– Традиция, – пожал плечами Денис.

– Даже ритуалистика, – подтвердила Оля. – Наука родилась из магии. Знаешь, наверное, как химия из алхимии, астрономия и точные науки из астрологии. Жрецы в белом вскрывали трупы, знали строение тела, внутренние органы, знали лекарства и яды. Посвящённые. Наука родилась из магии и до недавнего времени тоже была доступна лишь для узкого круга людей. Так что халат – это нечто ритуальное, принадлежность к какой-то закрытой категории. Как мантия мага.

– Ну ты скажешь тоже, – фыркнул Денис. – Люди всегда пытались описать мир, сначала через мифических существ и магию. Но параллельно они исследовали мир, вырабатывали методы анализа. Наука, как и магия, родилась из жажды познания. Но теперь их пути разошлись. Магия выродилась до профанства и мистификации, а наука становится всё более открытой для масс, научпоп и всё такое.

– Может, снова сойдутся, – заметила Оля, – когда наука найдет способ познавать нематериальное. Пока она исследует лишь малую часть спектра.

Денис посмотрел на меня и не стал спорить:

– Может. Но халаты – ритуальное – это слишком.

– Мы это не понимаем, но оно на подсознании, как архетип, – настаивала Оля.

– Кстати, об архетипах! – спохватился я. – Я вам сейчас такое расскажу! Про Аржану и вообще.

– О, тебе удалось что-то из неё выудить? – во взгляде Дениса вспыхнул интерес.

– Удалось, да не то. Но тоже интересно, – ответил я и пересказал им весь разговор с Аржаной и свой опыт – сон с деревом. Потом нашу попытку всё это дело толковать.

– Да, архетипы – сложная штука, – произнес Денис, поправляя очки. – Получается, нужно хорошо выучить язык символов подсознания, чтобы понять эти сны. Такая работа сложнее, чем научиться стабильно осознаваться.

– Зато какой результат! – заметила Оля. – По сути, когда всё вычистишь, разберёшься в себе, ты во сне получаешь дубля с таким сознанием, что даже осознаваться не нужно. Ты как бы развиваешь аватара с другой логикой и восприятием, который в других мирах гораздо эффективнее, чем ты! Наше неуклюжее социумное сознание просто не может заметить многих вещей во сне из-за другой настройки. Мозг вместо неорганов рисует знакомые формы, потому что не в состоянии их воспринять! Или пугается, что хуже. Интересный у неё подход. Надо обязательно попробовать!

– Попробуешь – расскажешь про гигантское дерево или кота со змеиным хвостом, – скептически улыбнулся Денис.

– Было бы здорово, если бы кто-то ещё прошарился в этой теме, – воодушевился я. – Блоки-то мне надо убирать, а стандартными методами, как в прошлый раз, туго пошло.

– Так с блоками всегда такое, – махнула рукой Оля. – Тебе повезло с первыми крюками, потому что это твои самые сильные чакры. Особенно вишудха. А какие-то – более слабые, или блоки старые, укоренившиеся. Их можно не один год убирать. Я вот со своими очень долго работаю, а всё равно ещё столько нахожу.

– Если убрать все блоки, то это будет уже и не человек, просветлённый какой-то, – засмеялся Денис. – Наша индивидуальность как раз и определяется уникальным набором косяков.

– Да, потому Кастанеда называл такое состояние потерей человеческой формы, – согласилась Оля. – Я тебе больше скажу – ты крюки вытащил, но убрал, скорее всего, только самые жёсткие заторы. Бетон, в котором закрепились энергетические привязки. Иначе всё было бы ну слишком легко.

– Ну, спасибо, – ответил я. – Может, у меня и должно быть легко. Я, вообще-то, читер, у меня комната. Это тоже надо иметь в виду.

– Основным читерством у тебя ведьма была, – заметил Денис. – Опасность создаёт условия для роста. Чем выше опасность, тем быстрее рост. Никогда не видел, чтобы человек так быстро с нуля научился осознаваться.

– Ага, хорошие условия, чуть не сдох тогда, – «поддакнул» я. – Неорганы мои глазастые тоже, как ты, говорят: вот не использовал бы эгрегор, вот раскрыл бы свой потенциал. При каждом удобном случае ворчат. Ага. Коньки бы откинул Андрюшка тогда, вот что было бы.