– Так, несомненно, лучше, – сказала Ляна.

– Ляна, ты скажи там маме, чтобы она, нам отдельно всего приготовила, хорошо!

– Максик, давай тогда стол поставим, ты пока ляжешь и отдохнешь, а мы с Ляной накроем на стол.

Он лег отдыхать, сожалея, что главного и самого желанного гостя – Светланы Викторовны – не будет на его празднике. „Она даже не знает, когда у меня день рождение, – вздохнул именинник, – да если бы и знала, то всё равно бы не пришла. Зачем?” Он больше старался ни о чём не думать и молча лежал, стараясь не шевелиться, чтобы лучше отдохнуть перед совсем ненужным ему праздником…

Он почувствовал сквозь сон чей-то поцелуй в щечку.

– Максим, с днём рождения тебя, дорогой ты мой! – Тетя Люся поставила на него какую-то коробку и сверху положила футболку.

– Спасибо. Поставьте, пожалуйста, на стол.

– Пусть на кровати лучше, а-то там уже некуда ставить. Целая куча подарков. Ладно, я пошла к взрослым. Празднуйте здесь, детки.

В комнате у Максима было много народу, многих ребят и девчонок, которых пригласила сестренка, он вообще не знал, окинув всех взглядом, вышел в зал.

– А вот и именинник! – Хором закричали гости, когда Макс уже вышел в коридор, ему вслед донеслось, – Максим! Этот тост за тебя! Будь здоров! – Потом ему снова пришлось пройти через зал, чтобы вернуться в комнату. Ему в след что-то опять кричали, но не было слышно, потому что громко играла музыка. Войдя в комнату, сразу попал в объятия своей сестрёнки.

– Поздравляю тебя, братик! – И уже тише, добавила, – я тебя очень сильно люблю.

– Я тебя тоже, большое спасибо!

– Садись, покушай с нами, мы тебя уже заждались! – Макс сел за стол, и все сразу же подняли рюмки, бокалы с шампанским, а сам именинник поднял бокал с томатным соком.

– От имени всех здесь сидящих, от нашего дружного коллектива, хочу поздравить тебя, Максим, с днём твоего рождения! От всей души и своего большого сердца пожелать всего самого наилучшего, особенно здоровья…

– Спасибо всем за поздравление! – С ответным тостом встал именинник. – Мне очень всё понравилось! Я рад, что все вы сегодня здесь, что каждый из вас нашел время и уделил его мне. Сейчас я покушаю и посмотрю подарки, думаю, они мне все понравятся.

Никуда не торопясь, Макс стал кушать, наблюдая за происходящим праздником, постоянно обращая внимание на свою рубашку, которую подарила Ляна. „Теперь она будет моей любимой рубашкой, – вздохнул Максим, и решил больше сегодня ни о чём не думать, а отдохнуть душевно хоть раз, что называется “по-человечески”. – Тем более все так старались и организовали такой праздник для меня”. Все о чём-то разговаривали между собой, обменивались какими-то странными взглядами; двери в комнату постоянно открывались: то мама заходила и спрашивала, не нужно ли ещё продуктов, то кто-нибудь из взрослых всех фотографировал, то подходили к имениннику и что-то говорили, не понятно для чего. Однако, Максим даже сам этому удивляясь, чувствовал себя хорошо. Мало того, что много шума, отдохнуть вообще не было никакой возможности, и, закончив свою трапезу, пересел со стула на кровать, вытянув и расслабив свою ногу.

Вот и настал момент, когда стол отодвинули поближе к стене, и началась дискотека. Максим очень любил танцевать, но сейчас не мог, и чтобы себя этим не мучить, подошёл к письменному столу и увидел кучу подарков: часы ручные, рубашки, футболки, одеколоны, брелки, цепочки, даже деньги лежали на его столе. Ещё он нашел гель после бритья, пенку для бритья, какую-то импортную жвачку и целую стопу открыток. Больше всего Максу понравилась статуэтка божка-благополучия, которая стояла отдельно, и он её не сразу заметил…

– Макс, может, поиграем в карты, как ты на это смотришь?

– Давайте, в чём проблема?

– Кто будет играть с нами в карты? – Уже ко всем обратилась Катя.

Все уселись кружком и решили так, что если кто-то проигрывает, то выходит из игры, а потом проиграет другой и так далее. Потом все покушали торт и стали расходиться, а Андрей обещал Максу, что проводит до дома Ляну и Наташу, как оказалось, они жили рядом. Проводив всех, Максим с сестрой помогли матери убраться, а когда уже было всё сделано, он забылся долгим и сладким сном.

– Светочка, ты прекрасно знаешь – что ни школа, ни я лично – ни в коем случае не хотели бы терять такого ценного специалиста как ты! Это же ты можешь понять или нет, в конце-то концов!?

– Но Роберт Юрьевич, я же давно вас ставила в известность о том, что собираюсь уходить из школы уже навсегда. В тот раз заявление моё вы не подписали, а сказали, чтобы я ещё поработала, и именно столько, сколько смогу выдержать.

– Дорогая моя, я ведь всё прекрасно понимаю. Всему есть предел: и силе воли, и терпению, абсолютно всему, – уже спокойнее говорил директор, – но ты же взрослая женщина, интеллигентная, умная, красивая, в конце концов! Так пусть они терпят эту самую твою строгость. Это для их же пользы, дорогая моя.

– Знаете, Роберт Юрьевич, мне очень трудно уходить из школы, но не менее трудно и оставаться. Да, вроде бы, и осталось совсем немного времени – доработать, но что-то в моей душе противится этому. Каждый день я иду на работу как на праздник! С хорошим настроением, с желанием – это все во мне и сейчас присутствует, а когда прихожу, то руки опускаются, желание пропадает. Мне становится тяжело даже находиться здесь, в этих, казалось бы, родных для меня стенах.

Роберт Юрьевич смотрел на Свету совершенно спокойно, хотя внутри у него всё кипело. Он прекрасно понимал, что у каждого преподавателя наступает в жизни такой момент, как и у представителя любой другой профессии. Человек настолько устаёт, что уже невольно спрашивает себя: “Нужна ли мне такая работа?” а потеряв, плачет и жалеет, да и вернуться назад, уже нет сил. Он не хотел, чтобы со Светланой случилось именно так же, как и со всеми, потому что видел в ней перспективу, высокий профессионализм, огромное желание работать. Эта работа – её жизнь, что без неё она уже не сможет спокойно жить, если вот-так-вот уйдёт: резко всё оборвав и изменив, и жить потом лишь воспоминаниями. А чтобы этого избежать, нужно дать ей время. Чтобы она настроилась, подготовилась к тому, что карьера педагога подошла к концу, чтобы заранее смогла подыскать себе другое занятие и точно также радоваться жизни и чувствовать занятость любимым делом. Он не хотел лишать ее душевного спокойствия, а хотел помочь успокоиться. Когда Света закончила свою тираду, ещё немного помолчал, давая ей время подготовиться к внимательному слушанью, и начал свою речь, заранее понимая, что именно от неё всё и будет зависеть:

– Светик, слушая тебя, я пришёл к такому выводу: тебе не хотелось бы покидать школу именно сейчас, потому что к этому ты ещё не готова. Насколько я понимаю, тебе нужно немного успокоиться, прийти в себя и работать. Посмотри вперёд! Через три месяца уже лето. Разве это много? Летом ты отдохнёшь, хорошенько всё обдумаешь, настроишься на ещё один год работы в школе. Да я не спорю – это будет очень сложно сделать. Но нужно же выпустить свой класс, ведь ребята за столько лет учебы тебе стали уже совсем как родные! Или я не прав? Даже этот год пролетит очень быстро, ты сама это прекрасно знаешь, даже лучше, чем я. И потом, ты уже настроишься на то, что уйдёшь уже навсегда из рядов педагогов, что ты уже не будешь учительницей, понимаешь, что это важно? А в школу будешь приходить, как мама своего сына. Мало того, в течение этого последнего года своей работы ты уже подыщешь себе другое занятие, и не будешь мучиться, и страдать от резкой перемены в жизни. Светочка, дорогая, подумай хорошенько! Мне даже не нужно твое “спасибо”, которое ты потом мне будешь говорить, если так поступишь, как я тебе говорю, пойми. Мне нужно знать, что твоя жизнь будет полноценной и спокойной, а ты не будешь мучиться и переживать! Зачем тебе это?! – Он замолчал, его чувства всё-таки прорвались наружу: прекраснейшее, аристократическое лицо с еле заметным смугловатым оттенком гладкой кожи совсем раскраснелось. Завораживающий, пронизывающий взгляд – серо-голубых глаз, широко раскрытых, от чего они всегда казались большими и придавали необычайный шарм его внешности – ничего не выражал, и казалось, леденил душу и не давал ничего возразить. От переживаний у Роберта Юрьевича чаще забилось сердце, и он постоянно тормошил свои темно-русые, очень густые волосы, нарушая свою головокружительную причёску. Света тоже молчала, оттягивая время, смотрела на Роберта Юрьевича очень внимательно. Ему стало жарко, и чтобы не вспотеть, немного ослабил галстук и снял пиджак, повесив его не в шкаф, как обычно, а на спинку стула. Светлана это заметила и поняла, что он сильно переживает, а ему совсем нельзя нервничать! Она боялась за его сердце – оно могло не выдержать.