– Вставай кушать, уже нужно ужинать, а ты ещё не завтракал, – сын всё потягивался, а она всё подгоняла, – давай-давай, вставай!
Он любил, как готовила мама: всего было так много и так вкусно, что всегда не знаешь: что же съесть первое, а в итоге только пробуешь всего понемножку, наевшись до отвала. Его родители что-то говорили ему наперебой, но Макс их почти не слышал, увлечённый едой: он уже несколько дней так не ел – все не было аппетита, а сегодня немного окреп. Это ощущение давало очень большие надежды на быстрое выздоровление. Даже себе поражался, чувствуя, что уже соскучился по школе, и было даже радостно, что попал со своими болезнями прямо на школьные каникулы. Целых пятнадцать дней у него есть, чтобы окрепнуть, раньше снять гипс и начать ходить. Это так обрадовало, что он аж перестал есть и заулыбался.
– Что это с тобой, Максим? Я ему говорю, что мы сейчас уходим в гости, а он улыбается!
– А что мне остаётся делать? Не идти же с вами.
– Чем же это ты собрался заниматься, пока нас нет? Очень интересно.
– Спать лягу, чем еще, или почитаю, пока спать неохота.
– А телевизор что не будешь смотреть?
– Наверное, нет. Хотя ещё не знаю, если будет нормальный фильм, то обязательно посмотрю. – Макс уже пил чай с тортом, согреваясь им после холодных салатов, и смотрел на маму, такую нарядную, что подумал: “Прямо как ёлка! Ну, умеют же женщины наряжаться!”
– Ну, всё, покушал? Мы пошли. Наверное, только утром будем дома, или вообще вечером. Так что не теряй!
– Хорошо-хорошо, не переживай так.
– Ты не обидишься, что тебя одного оставляем в такой праздник, Максим?! Только честно!
– Не вы же виноваты! – Съязвил Макс и больше ничего не сказал, сухо смотря на мать. Ему стало больно оттого, что она даже не придала значение сказанному. “А с другой стороны, – подумал, – даже лучше: зачем портить праздник?”
– Зайдите к тете Рите, пусть Ромка придет, мама! – Уже в закрывающуюся дверь крикнул он и ощутил себя таким одиноким и никому не нужным, что снова защемило сердце…
Вспомнил о Свете: „Она тоже смотрит телевизор, тихо плачет и, наверное, думает обо мне, таком маленьком и беспомощном, ничего не понимающем.” Макс знал: внутри нее происходит борьба: за веру, а любовь помогает ей. – Наверное, от этого так тяжело на душе, не хватает сил, когда в тебя не верят, – он представил, как для нее это сложно, – но она сможет, она сильная и этим поможет мне: даст силу, с помощью которой у меня и получиться осчастливить ее. Я люблю тебя, Светочка! – Услышит ли она его в эту Новогоднюю ночь? Скорее “да”, чем “нет” – так и должно быть.
В девятнадцать часов Максим лег на диван, чтобы поспать хоть пару часов до прихода Романа, стараясь представить: какая нарядная сейчас Светлана Викторовна; жаль, что я не увижу…
Когда он уже засыпал, ёлка всё ещё стояла у него перед глазами…
XI
„Хороший выход из положения!” – Подумала Светлана, проснувшись уже вечером от шума пришедших гостей. Сначала она даже разозлилась на своего мужа, что он не отменил праздник. Потом, однако, подумала: „Стоит повеселиться и хоть немного отвлечься, чтобы в новом году было все хорошо, а он был таким же веселым и таинственно-загадочным, как этот”. Света улыбнулась, вспомнив, как говорят: „Как встретишь Новый Год, так его и проведешь! Так-то”. Решив поздороваться с пришедшими гостями и чувствуя боль в области живота, села на диване, закрыла глаза, но не смогла встать.
– Сиди-сиди, Светочка! – Поспешила остановить её Людмила Александровна, – как ты себя чувствуешь? – Света не ответила, – ты не переживай: мы всё принесли с собой. Сейчас немного посидим, вас поздравим и пойдём. Светик, ну скажи что-нибудь.
– Я ничего не готовила, Люда. – Тихо, и не открывая глаз, проговорила она.
– Ничего не надо, мы тебя пришли проведать и поздравить. Надеюсь, мы не зря пришли, если честно, я не хотела тревожить тебя, с большим трудом меня уговорил Вадик.
“Что же это со мной? – Недоумевала Света, – нельзя же так относиться к людям, которые тебя любят и уважают. Да! Раньше я и своих коллег отталкивала, держа привычную дистанцию. Но всем ведь из-за этого казалось, что я смотрю на них свысока, а они: кто, обидевшись, кто, оскорбившись, а кто и вообще пытались не общаться со мной, или очень холодно ко мне относились. Господи! Я же этого совсем не замечала за собой, сколько думала, страдала: почему, да почему со мной так происходит: вроде бы и педагог хороший и человек неплохой, а люди, коллеги и родственники – все от меня. Сейчас мне так стыдно перед всеми ними! Прости, Господи!
– Таня, ты на меня не обижаешься? – Светлана обняла сидящую рядом Людмилу. – Что я так некрасиво вас встретила…
– Да что ты, нет, конечно. Я же понимаю, тебе сейчас нелегко, и тоже переживаю за тебя, Светочка… – у Люды побежала слезинка по щеке.
– Людочка, я тоже тебя люблю, очень люблю! Наверное, как сестру, или даже больше – как родную. Прости, что все время я так вела себя… – Света тоже пустила слезинку, как и Людмила – больше от счастья, чем от безысходности.
– По тебе в школе уже все соскучились, Света! Тебя там все ждут, хоть и каникулы сейчас, но все волнуются и переживают за тебя… – вытирая слёзы, говорила Люда. Успокоившись и выдохнув воздух, сказала, – как знала, что буду плакать, и не накрасилась, а-то всё бы сейчас растеклось, – Светлана не отвечала, вытирая слезы, – ладно, пойду накрывать стол, время уже одиннадцать… – Людмила ещё раз посмотрела на себя в зеркало, поправляя рукой свои русые, кудрявые волосы. Улыбнулась своей лучезарной улыбкой, всегда присутствовавшей на лице с выразительным взглядом серо-голубых глаз и красивым разрезом губ, правильным носом. Сказала себе: „Даже краски не нужно!” – Встав с дивана и оставив Свету одну, пошла на кухню своей завораживающей походкой. „Светлане сейчас тяжело. Боже, как же я её понимаю…”
– Ну что, здесь будем или в зале?
– Не волнуйся Вадик, конечно в зале, как и всегда. Не переживай, Света в порядке. Она теперь совсем другая, ты просто еще этого не понял.
– Ладно, Артур давай отнесём стол. Пусть дамы накрывают время-то уже много.
– Еще нужно ёлку зажечь, видео подключить, или не будем записывать Новогодний концерт…
Светлана не хотела ни вставать с дивана, ни лежать на нём. Уже перестал болеть живот, и довольная этим, наслаждалась хорошим самочувствием; пыталась почувствовать каждую клеточку своего тела, расслабившись и слушая сердцебиение, регулируя дыхание. Ее все устраивало: даже температуры не было. Только сил было немного, и Света решила не делать резких движений, тогда всё будет хорошо. Отвлеклась от своих мыслей, когда кто-то поцеловал её в губы. Этот поцелуй ей очень понравился, вновь привлекла к себе отпрянувшего мужа, желая ещё и ещё.
– Ты будешь переодеваться, Светик? – Но вместо ответа она снова его поцеловала.
– Зачем, мы ведь никуда не идём?!
– Я просто спросил, как ты хочешь?
– Чтобы ты всегда был рядом, дорогой.
– Так всегда будет, дорогая. Ты же знаешь, что мы навсегда вместе.
– Да! Алло! – Света ничего не слышала в телефонной трубке…
– Мама, это я, привет! С Новым Годом тебя и папу!
– Привет дорогой! Спасибо! Тебя тоже! Бабушку там поцелуй за нас, хорошо?!
– Обязательно! Только я на неё обиделся немного!
– Что случилось, Никита?
– Я хотел с тобой Новый Год встречать, а она меня не отпустила…
– Не переживай сынок, мы с тобой еще отпразднуем. Да и бабушке одной тоже плохо, одиноко, понимаешь меня? Не обижайся на неё, обещаешь, малыш?
– Да, хорошо, исправлюсь!
– Вот молодец! Мы с папой тебе подарок уже приготовили. Когда приедешь – увидишь!
– Обязательно, мама! Я уже соскучился по тебе.
– Ну ладно сынок, а-то уже скоро двенадцать. Бабушка, наверное, переживает. Не расстраивай её. – Вместо ответа Никита спросил:
– Мама, как ты себя чувствуешь?
– Нормально дорогой. Целую тебя много-много раз и крепко обнимаю. Ещё раз с Новым Годом тебя, моё солнышко. До встречи.