Конечно, точный диагноз нашему герою поставить нелегко, однако при анализе письменных свидетельств можно все-таки попробовать сделать довольно конкретные выводы.
Помня о происхождении нашего героя, логично предположить, что в детстве он не испытывал физических лишений и рос здоровым нормальным ребенком, которого обходили стороной заболевания, распространенные в то время. Дети из бедных семей часто имели отклонения в развитии, вызванные недостаточным или неполноценным питанием, — от рахита и других авитаминозов до кретинизма. Впервые с проблемами здоровья Франциск столкнулся после заключения в перуджинской тюрьме. Разумеется, тюремные условия далеки от здорового образа жизни, но если вспомнить факты, получается, что болел он, уже вернувшись домой. А находясь в заключении, наоборот, чувствовал себя настолько бодрым, что постоянно пел и поддерживал товарищей, упавших духом. Конечно, он мог серьезно заболеть к концу заточения. Одна из версий говорит, будто его и освободили-то по болезни. Но именно то время, пока он лежал дома в весьма тяжелом состоянии, стало для него также и духовным кризисом, выйти из которого он смог лишь полностью перечеркнув прежнюю жизнь. Изменив себя духовно, он полностью выздоровел физически.
Чем конкретно он тогда болел? Некоторые источники упоминают лихорадку. Скорее всего, она стала следствием истощения во время нахождения в плену. Могла быть и травма, наложившаяся на плохие условия. В любом случае позже он смог полностью восстановить свои силы, иначе бы вряд ли смог думать о рыцарском походе. Этот факт говорит о крепости здоровья молодого Франциска. Именно это чрезмерное здоровье, эта витальность в какой-то момент начали сильно раздражать его своей слишком земной энергией. И он, подобно другим аскетам, занялся умерщвлением плоти.
Первым средством смирения тела, разумеется, стал суровый и продолжительный пост. Подвиги Франциска в этом отношении порой были столь экстремальны, что вызывали удивление и глубокое почтение к нему даже среди подвижников. Власяницы, постоянные епитимьи, невзгоды, нищая жизнь, утомление от проповеднической деятельности (в день приходилось посещать по четыре-пять деревень), ночевки на голой земле и питание — самое плохое, какое можно было себе представить. Ведь даже нищие питались чем Бог послал, а рьяный аскет-неофит поначалу и милостыню подвергал тщательной проверке, отбирая самое худшее. Обращает на себя внимание его удивительная выносливость. Он не только долгое время выдерживал все эти красочно описываемые биографами лишения, но при том еще постоянно занимался каким-либо трудом, и «никто не смел пребывать в праздности при нем, ибо немедленно получал строгое внушение». Иммунитет Франциска тоже явно был очень силен, иначе бы при таком тесном контакте с прокаженными он точно не уберегся бы от инфекции. Можно сказать, он создал свой орден и развивал его первое время, будучи исключительно крепким и здоровым человеком. Но после какого-то момента мы видим совсем другого Франциска, буквально разваливающегося на наших глазах от многочисленных тяжелых хворей.
Конечно, легче всего прийти к выводу, что Франциск наконец-то «довел» себя и его организм не вынес сверхнагрузок. Но хронологически резкая утрата здоровья, похоже, совпадает со вторым серьезным духовным кризисом, когда, уже и так изрядно утомленный непонятной позицией Иннокентия III, он столкнулся с непониманием внутри собственного ордена. Вообще, конец 1210-х годов ознаменован для него чередой горьких разочарований. Пройдя столько препятствий, он попадает, наконец, в вожделенную Святую землю, но не может решить ни одной из поставленных перед собой задач. Султан не пожелал перейти в христианство, крестоносцы не захотели слушать предостережений, даже пострадать за веру не удалось. После общения с султаном и крестоносцами Франциск совершенно не торопится возвращаться домой, но при этом не стремится продолжать проповедовать на Востоке, а просто общается с братьями. Налицо апатия и безразличие, очень для него нехарактерные. На родину Франциска вынуждает вернуться форс-мажорная ситуация в ордене, которая портит настроение еще больше. После череды этих событий наш герой вдруг становится практически инвалидом. В последние годы он даже не в состоянии ходить, хотя ему всего лишь около сорока лет. При этом, как ни странно, душевное состояние его гораздо бодрее, чем во времена похода на Восток. Он активно продолжает деятельность проповедника, передвигаясь на осле. Ласково наставляет братьев и поет гимны. Ему удается победить второй тяжелейший духовный кризис. Об этой яростной борьбе, закончившейся обретением стигматов, стоит поговорить отдельно. А пока попытаемся реконструировать «медицинскую карту» нашего героя последних лет его жизни.
Главной проблемой здоровья Франциска источники называют загадочный неизлечимый недуг, поразивший его глаза. «Глаза, черные, нежные глаза, которые говорили о Боге, окаймились кровью из-за неизлечимой восточной болезни». Современники объясняли непонятную хворь постоянными слезами о страданиях Спасителя. Вряд ли такая версия состоятельна. Скорее всего, заболевание глаз имело инфекционную природу. Оно могло возникнуть на жарком Востоке из-за несоблюдения правил гигиены. Но Франциск постоянно странствовал и раньше, а Италия — тоже страна с весьма знойным климатом. Рискнем высказать предположение, что причиной недуга была лепра, носителем которой он являлся со времен своего тесного общения с прокаженными. Микобактерии, являющиеся возбудителем этой страшной болезни, много лет дремали в его крови, охраняемой сильным иммунитетом. Когда же произошел тяжелый личностный кризис, защитные силы организма ослабли — и Франциск получил язвенное поражение роговичной оболочки глаз, которое вполне может иметь микобактериальную природу. Может быть, проживи он подольше, у него обнаружились бы и явные признаки проказы. А так он только постепенно терял зрение, пока не ослеп вовсе.
Лечили его соответственно взглядам медицины XIII века, когда господствовала античная теория римского врача Галена о циркуляции и гармоническом сочетании в организме четырех жидкостей — крови, слизи, желтой и черной желчи. Физическое воздействие на определенные точки тела должно было изменять нарушенную циркуляцию жидкостей, проявляющуюся в виде того или иного заболевания. Искусство врача в средневековой Европе также заключалось в создании и воспроизведении сложных лекарственных средств. Причем этот процесс сильно отличался от современной фармакологии, поскольку многие ингредиенты добавлялись в лекарства из философских, а вовсе не медицинских соображений. Средневековый фармацевт обязательно имел понятие об алхимии.
Прижигания, которыми лечили Франциска, использовались в военной хирургии с незапамятных времен. Во времена отсутствия антибиотиков данная процедура порой действительно спасала от заражения крови и гангрены. Делали ее огнем или раскаленным металлом. Можно понять, как высокая температура обеззараживает или останавливает кровотечение (разумеется, не всякое). Но нашему герою для лечения глаз прижигали виски, а однажды пробовали даже лечить через ухо. Непонятно с точки зрения здравого смысла. Очевидно, имелась в виду уже упомянутая теория о воздействии на точки тела для гармонизации пресловутых четырех жидкостей. Вполне логично, что инфекцию таким образом вылечить не удалось. Зато больному причинили страдание, гораздо большее, чем вызывал недуг.
Возможно, Франциск мог бы выздороветь сам, если бы вдруг очень захотел жить. Кто знает, вдруг его огромная витальность подстегнула бы угасший иммунитет? Только подобной мотивации он не имел. Наоборот, обретя стигматы и получив наконец признание Небесного Отца, он стремился как можно скорее попасть в Его Царство.
Забегая вперед скажем: умер он не от своей неведомой глазной болезни и не от проказы. Описания симптомов в последние месяцы жизни приблизительны и противоречивы. Биографы пишут о болезнях желудка, печени и селезенки, но в те времена врачи не настолько хорошо разбирались во внутренних органах человека. Возможно, из-за упадка иммунитета Франциск стал жертвой инфекционных болезней, передающихся с пищей, — дизентерии и брюшного тифа. Известно лишь, что порой его целыми днями рвало кровью и, когда доктор сказал ему о скором конце, он очень обрадовался.
