К сожалению, глубинный конфликт оставался неразрешенным. Не Римская курия «продавливала» нашего героя, а сами братья — обычные люди, не поэты и святые. Поначалу Франциску удалось полностью убедить их в своей правоте, но время, увы, работало против его идеалистических устремлений.

Орден продолжал расти, становясь международной организацией. Управлять им с помощью харизмы становилось все более проблематичным. Франциск продолжал ощущать себя маленькой черной курицей, у которой много храбрости, но слишком маленькие крылья, чтобы укрыть даже тех цыплят, которые уже есть, а ведь постоянно прибавляются новые.

Кардинал Уголино, которого папа назначил протектором францисканского ордена, много сделал для его упорядочения. Многочисленные поселения францисканцев объединились в конвенты[101], во главе которых стояли гвардианы[102] или кустоды. Конвенты, в свою очередь, были собраны в так называемые провинции, управляемые провинциалами, которым Франциск передал полномочия принимать в орден новых членов. Вскоре появилась папская булла от 22 сентября 1220 года, «на имя Франциска, и приоров и кустодов братьев миноритов». В ней впервые говорилось о новициате. Теперь желающих вступить в орден Братьев меньших обязывали к испытательному сроку в виде годичного послушничества. Пройдя его, кандидаты больше не имели права уходить в другой монашеский орден.

В булле оговаривался еще один интересный момент: лицам, не вступившим в орден, запрещалось носить одежду, напоминающую одежду францисканцев.

Монашеская униформа, называемая «хабит», имела большое значение как для самих орденов, так и для людей, которые их воспринимали. Монахи часто получали неформальные прозвища, происходящие от какого-либо элемента одежды. Например, кармелитов называли «сороками» за их смешные манто. Братья милосердия, носящие скапулиры[103] особой формы, получили прозвище «брусочков». А название ордена капуцинов, созданного в 1525 году, как еще одна ветвь францисканства, вообще произошло от насмешливого прозвища.

С самого начала уникальной чертой францисканского костюма стала, конечно же, веревка, которой Франциск подпоясался после символического отказа от пояса. Из-за нее францисканцев звали «кордельерами»[104].

Но и не такой уникальный капюшон тоже является частью францисканского образа. Считается, что Франциск носил его, желая походить на свою любимую птицу — хохлатого жаворонка. В «Зерцале совершенства»[105] есть такая фраза: «Капюшон у него (жаворонка. — А. В.), как у монаха, и птица эта скромна… Одеяние жаворонка, а именно его перья по цвету схожи с землей: он наставляет монахов облачаться не в роскошные и яркие, но в скромные по цене одежды, по цвету схожие с землей, ибо она — самый смиренный элемент». Капюшон присутствует на самых ранних изображениях Франциска и братьев, как правило, он остроконечный. Именно такой, как носят современные капуцины.

В ассизском музее можно увидеть одежду святого Франциска, которая послужила образцом для одеяний остальных братьев. Она землисто-коричневая. Нынешние францисканцы чаще всего носят серые рясы. Это тоже имеет свой смысл и традицию. Дело в том, что понятие «землистый цвет» очень приблизительное. В разных областях почвы разные, да еще одна и та же земля выглядит совершенно по-разному во время засухи и после дождя. Такая же картина наблюдалась и у францисканцев, рясы которых могли сильно отличаться по цветовым оттенкам. Разные общины сами выбирали себе сукно, а иногда шили из принесенного в дар. Так происходило достаточно долго, практически до 1517 года, когда францисканский орден официально разделился на обсервантов[106] и конвентуалов. На волне очередного устрожения решили привести монашеское облачение к цветовому единству. Для этого выбрали серый цвет, символизирующий пепел покаяния и прах, из которого сотворены все люди. По легенде, сукно именно такого цвета Франциск, умирая, просил привезти Джакомину деи Сеттесоли. Ему хотелось после смерти быть завернутым в плащаницу цвета праха.

Мы углубились в историю францисканского костюма не случайно. Говоря о монахах и монашестве, редко вспоминают, что внешний вид в этой области человеческой жизни тоже бывает весьма важен, порой даже более чем у людей светских. Ведь в миру не нужно нагружать одежду каким-то духовным смыслом, кроме того, ряса францисканца — это в своем роде верительная грамота. Естественно, находилось немало охотников, желающих в одежде скромного монаха из ордена, известного своей честностью и строгостью жизни, втереться в чужой дом, а там, усыпив бдительность доверчивых людей, распорядиться чужим имуществом. А позор падает на ни в чем не повинный орден. Поэтому так значима эта папская булла о запрете использования францисканского костюма случайными людьми. В ней транслируется желание Святого престола защищать «бренд» францисканства от подделки, что говорит о принятии францисканской идеологии, а вовсе не о желании «продавить» ее основателя.

Но даже заступничество папы не избавляет Франциска от духовного кризиса и горьких разочарований. В том же 1220 году он навсегда снимает с себя руководство орденом и поручает его одному из своих первых сподвижников, господину Петру, то есть Петру Каттани. Кандидатура была очень подходящей. Большая духовная близость нашему герою сочеталась в господине Петре с фундаментальным юридическим образованием, которое могло помочь в утрясании всякого рода административных вопросов. К сожалению, Каттани занимал пост главы ордена всего несколько месяцев. 10 марта 1221 года он умер. Генеральным викарием стал брат Илья Кортонский, пользовавшийся доверием и любовью Франциска. Илья не был настолько радикален в вопросах аскезы, как Франциск, но его административные способности были неоспоримы.

Уже много говорилось об идеалах Франциска. Они были удивительно притягательны для самых разных людей. И в то же время неудобны и непонятны настолько, что люди, отказавшиеся от всего ради Франциска и не сомневающиеся в его святости, пытались отредактировать его учение.

А что оно представляло собой в реальности? Мы уже сравнивали францисканскую жизнь с ролевой игрой по Евангелию — но только всерьез и до самой смерти. Кому-то может не понравиться подобное сравнение, но частица правды в нем есть. Еще можно вспомнить в связи с этим методику актерского мастерства, которую применял Константин Сергеевич Станиславский. Ее суть в том, что актер пытается войти в образ своего героя не путем размышления о его характере, а через телесные проявления, порой вроде бы мелкие и незначительные. И в первом, и во втором сравнениях речь идет только о методике, технике, а вовсе не о глубинной сути францисканской духовности. Какова же эта суть?

Вот официальное определение из современных францисканских источников:

«В основе францисканской духовности лежит евангельский идеал и подражание Христу, воплощенные в жизни, деятельности и мысли св. Франциска. Францисканцы верят в Бога единого в Пресвятой Троице, Который есть Высшее Благо и Любовь, Творец всего мира и любящий Отец. Своими молитвами и всей своей жизнью они поклоняются Ему и славят Его с сердцами, полными радости и благодарения. В каждом человеке, особенно в бедном, несчастном, покинутом, они видят брата, достойного любви, уважения и человеческого тепла. Окружающий мир для францисканцев — это средство и путь приближения человека к Богу; в этом — источник францисканской радости, миротворческой миссии и братского отношения к природе».

В этом абзаце дважды встречается слово «радость». Причем одна из них — какая-то особая, «францисканская». Именно она и есть то ценное и уникальное, что до сих пор продолжает вызывать отклик в душах людей. Большинство, как правило, понимает ее интуитивно и приблизительно. Она подобна солнечному лучу, который невозможно потрогать, но зато он может согреть. Кажется, что подобное ощущение не стоит даже пытаться сформулировать словами. А между тем оно уже прекрасно сформулировано в источнике. Правда, это «Цветочки», которые, как мы помним, являются скорее поэзией, чем историческим документом. Но ведь и речь в данном случае идет не о материальных вещах. Поэтому стоит процитировать здесь фрагмент из «Цветочков» о совершенной радости, целиком без сокращений[107]: