«Однажды, в зимнюю пору, святой Франциск, идя с братом Львом из Перуджи к Святой Марии Ангелов и сильно страдая от жестокой стужи, окликнул брата Льва, шедшего немного впереди, и сказал так: «Брат Лев, дай Бог, чтобы меньшие братья, в какой бы стране ни находились, подавали великий пример святости и доброе назидание; однако запиши и отметь хорошенько, что не в этом совершенная радость». Идя дальше, святой Франциск окликнул его вторично: «Брат Лев, пусть бы меньший брат возвращал зрение слепым, исцелял расслабленных, изгонял бесов, возвращал слух глухим, силу ходить — хромым, дар речи — немым, и даже большее сумел бы делать — воскрешать умершего четыре дня тому назад; запиши, что не в этом совершенная радость». И, пройдя еще немного, святой Франциск громко вскричал: «Брат Лев, если бы меньший брат познал все языки и все науки, и все писания, так что мог бы пророчествовать и раскрывать не только грядущее, но даже тайны совести и души, запиши, что не в этом совершенная радость». Пройдя еще немного дальше, святой Франциск еще раз восклицает громко: «Брат Лев, овечка Божия, пусть меньший брат говорит языком ангелов и познает движения звезд и свойства растений; и пусть ему откроются все сокровища земные, пусть узнает он свойства птиц и рыб, и всех животных, и людей, и деревьев, и камней, и корней, и вод; запиши, что не в этом совершенная радость». И, пройдя еще немного, святой Франциск восклицает громко: «Брат Лев, пусть научился бы меньший брат так хорошо проповедовать, что обратил бы в веру Христову всех неверных; запиши, что не в этом совершенная радость».

И, когда он говорил таким образом на протяжении двух миль, брат Лев с великим изумлением спросил его и сказал: «Отец, я прошу тебя во Имя Божие, скажи мне, в чем же совершенная радость?» И святой Франциск отвечал ему: «Когда мы придем к Святой Марии Ангелов вот так, промоченные дождем и прохваченные стужей, запачканные грязью и измученные голодом, и постучимся в ворота обители, а придет рассерженный привратник и скажет: «Кто вы такие?» А мы скажем: «Мы двое из ваших братьев»; а тот скажет: «Вы говорите неправду, вы двое бродяг, вы шляетесь по свету и морочите людей, отнимая милостыню у бедных, убирайтесь вы прочь»; и не отворит нам, а заставит нас стоять за воротами под снегом и на дожде, терпя холод и голод, до самой ночи; тогда-то, если мы терпеливо, не возмущаясь и не ропща на него, перенесем эти оскорбления, всю эту ярость и угрозы и помыслим смиренно и с любовию, что этот привратник на самом-то деле знает нас, а что Бог понуждает его говорить против нас, запиши, брат Лев, что тут и есть совершенная радость. И если мы будем продолжать стучаться, и он, разгневанный, выйдет и прогонит нас с ругательствами и пощечинами, словно надоедливых бродяг, говоря: «Убирайтесь прочь, гнусные воришки, ступайте в ночлежный дом, потому что здесь для вас нет ни трапезы, ни гостиницы»; если мы это перенесем терпеливо и с весельем и добрым чувством любви, запиши, брат Лев, что в этом-то и будет совершенная радость. И если все же мы, принуждаемые голодом, холодом и близостью ночи, будем стучаться и, обливаясь слезами, будем умолять именем Бога отворить нам и впустить нас, а привратник, еще более возмущенный, скажет: «Этакие надоедливые бродяги, я им воздам по заслугам»; и выйдет за ворота с узловатой палкой, и схватит нас за капюшон, и швырнет нас на землю в снег, и обобьет о нас эту палку; если мы все это перенесем с терпением и радостью, помышляя о муках благословенного Христа, каковые и мы должны переносить ради Него; о брат Лев, запиши, что в этом будет совершенная радость. А теперь, брат Лев, выслушай заключение. Превыше всех милостей и даров Духа Святого, которые Христос уделил друзьям своим, одно — побеждать себя самого и добровольно, из любви ко Христу, переносить муки, обиды, поношения и лишения; ведь из всех других даров Божиих мы ни одним не можем похваляться, ибо они не наши, но Божии; как говорит апостол: «Что у тебя есть, чего бы ты не получил от Бога? А если ты все это получил от Бога, то почему же ты похваляешься этим, как будто сам сотворил это?» (1 Кор. 4:7). Но крестом мук своих и скорбей мы можем похваляться, потому что они наши, и о том апостол говорит: «Одним только хочу я похваляться — Крестом Господа нашего Иисуса Христа» (Гал. 6:14)».

Этот текст в полной мере выражает метафору жизни святого Франциска, ключ к постижению францисканской радости.

Можно сказать, что это уже и не про радость даже, а про некую высшую свободу, защищающую от любых земных страхов. Такой была доктрина нашего героя, именно она привлекала красотой, отталкивала суровостью и вызывала жгучее желание создать какую-нибудь версию-лайт, пригодную для обычных, несвятых людей.

А сам Франциск, владел ли он искусством этой радости и свободы? В Ассизи продаются сувениры с изображениями счастливых улыбающихся монахов в коричневых капюшонах. Но жития говорят о плаче святого. Частыми горькими слезами современники иногда даже объясняют болезнь его глаз.

Действительно, наш герой очень редко пребывал в гармонии. Его мучили тяжелые психологические состояния. Вообще, с точки зрения объективной до цинизма официальной медицины, внешние проявления жизни Франциска могут сойти за банальные симптомы душевной болезни: начиная от внезапного прозрения у могилы апостола Петра и увлечения нищей жизнью до необычных поступков, поздних видений, даже стигматов. Русский врач-психиатр Николай Николаевич Топорков (1873–1935) в своем труде «Религиозные движения и душевное расстройство» попытался объяснить тяжелым психическим диагнозом все духовные достижения Франциска Ассизского:

«Большинство таинственных фактов из жизни Франциска — его видения, мистические беседы с Христом, борьба с демонами и пр., — находят себе легкое объяснение в тех аналогиях, которые дает нам клиника душевных болезней… В биографии св. Франциска много данных, имеющих глубокий психиатрический интерес. Не претендуя на точную клиническую квалификацию наблюдавшихся у него болезненных явлений, возьмем только то бесспорное, что вытекает из его жизнеописания. Ярко, пластично изображены состояния маниакального возбуждения Франциска. Здесь имеется резкая переоценка собственной личности, резкое двигательное возбуждение. Очень характерны состояния эйфории и глубокий контраст между ними и тяжелыми внешними условиями, при которых они имеют место. Не менее характерно описаны состояния депрессии; острая душевная боль, неспособность реагировать в такие периоды на какие бы то ни было свежие, бодрящие впечатления. Не подлежит сомнению, что Франциск нередко испытывал обманы органов чувств: зрения и слуха, а также общего чувства, и что наплыв обманов органов чувств был связан иногда с состояниями тревоги, страха. Уже после того как у Франциска имели место все описанные явления, когда он был уже отмечен печатью душевного расстройства, он стал во главе религиозного движения, которое носит, несомненно, признаки психопатической эпидемии».

Исследования профессора Топоркова вполне научны. Однако научное мировоззрение не является синонимом истины точно так же, как не являются ею и интуитивное мировоззрение, религиозные и философские системы. Религия, философия, наука, эмпирическая реальность — все они представляют лишь разные пути к единой цели — постижению тайны бытия.

В таком слиянии материального и духовного, научно обоснованного и мистического существует и наше тело. Есть целая область, вполне признаваемая официальной медициной, — психосоматика. Известно, что разного рода мышечные зажимы и психологические комплексы способны стать причиной физиологических заболеваний. И наоборот: позитивный настрой повышает шансы больного на выздоровление. Поэтому для биографа интересно медицинское исследование совсем иного рода. Интересно поставить нашему герою не психиатрический, а физиологический диагноз. Понять, как болезни корректировали его жизнь, а главное — отследить периоды духовных кризисов по общей картине здоровья. Автор совместно с врачом одной из московских клиник, Дмитрием Михайловичем Максименко, попыталась провести такое исследование.