«Последним из людей» искренне полагал себя и святой Франциск. Тот, другой, до которого обычно не добираются любители птичек, котиков и духовного просветления. Его картинки складываются не в такой симпатичный пазл, как у первого, да и не всё можно сложить — то тут, то там возникают пустоты неоднозначности. Мы не знаем, что он чувствовал, лежа больным после плена, страдал ли депрессией. Не знаем, каковы на вкус были объедки, которыми он питался. Хотя помои одинаковы во все времена. Но мы можем сегодня увидеть и оценить условия, в которых он жил. Например, пещера в Эремо-делле-Карчери, в которой можно сидеть только скрючившись. И самое красноречивое место — келья на горе Верне. Там святой получил свои знаменитые стигматы. Это щель в скальной породе, куда даже невысокий человек пролезет, лишь согнувшись в три погибели. Голые камни, никакой обстановки, только с потолка свисает лампочка, примета наших дней. А тогда, в XIII веке, у Франциска, прожившего на Верне несколько месяцев, не было даже свечки или лучины. Не из-за аскетизма, а по причине ненадобности. К моменту обретения стигматов он почти полностью ослеп. Не было у него и никакой утвари и личных вещей. Впрочем, одна вещь имелась, вот только назвать ее предметом быта язык не повернется. Это железный кнут для умерщвления плоти, имеющий латинское, но очень знакомое современному человеку название discipline!.

Если пройтись по фактам, история второго Франциска получается печальная и ни капли не занимательная. Одаренный юноша из хорошей семьи угробил себе здоровье голодом, ужасной нищетой и плохим лечением, еще и таланты свои не развивал. Большую часть жизни прожил в грязи и страданиях, рано (по нашим меркам) умер… Обычный средневековый фанатик, с точки зрения светского человека. Поэтому светский человек предпочитает в подобном ракурсе Франциска не рассматривать, а продолжать умиляться кинокадрам, показывающим хипповские тусовки и юную Клару, бегающую по лугам с короткой стрижкой.

Но откуда-то ведь взялся этот милый радужный миф?

Современники Франциска отмечали его удивительную гармоничность. Он напоминал им человека до грехопадения. Не превозмогающий страдания, полуслепой инвалид, кем он являлся много лет, а житель рая. Да, именно не посланник, а человек, в настоящий момент живущий в раю. Возможно, именно это настроение уловили полюбившие его хиппи. Вот только Франциск, в отличие от них, к растворению в нирване вовсе не стремился. Он был крайне деятельным и дела выбирал не располагающие к возвышенности: работа на стройке, уход за гниющими прокаженными, руководство постоянно растущим орденом. Правда, от последней работы он все время пытался отказаться. Но не от лени, а от ощущения своей недостойности. Здесь видится противоречие: гармоничный житель рая — и такая низкая самооценка? Но рай в понимании верующего — не роскошный курорт для расслабленного отдыха, а Дом Божий. Так же как и вера для христианина — вовсе не означает признание факта существования Бога. Это подразумевается по умолчанию. А под верой понимаются доверительное общение и постоянная связь с Творцом.

Франциск, нащупав еще в юности камертон Божественного присутствия, настраивает под него все струны своей души. Оттого он действительно живет в раю рядом с Богом. И там, в горнем свете, особенно ясно видны несовершенства человеческой натуры, которые, конечно же, имеет в себе и Франциск. Это несоответствие вполне логично приводит его к оценке себя как «последнего из людей». Но последние ведь станут первыми…

И его любовь к природе тоже многослойна. Тот первый, глянцевый Франциск воркует с голубями, умиляя современных поэтических дев. Экологи же видят в нем удивительную актуальность мысли. И правда! Он призывает бережно относиться к природным ресурсам, будто предчувствуя современные экологические проблемы, на века опередив своих современников… Только в данном случае перед нами снова мифологический «святой для неверующих», а не настоящий Франциск Ассизский.

Подлинному же святому из Ассизи в голову бы не пришло воспринимать окружающий мир как «ресурс» для потребления. Он жил в полноте ощущения себя Божьим творением, оттого и другие творения автоматически становились его кровными родственниками, а каждая былинка — достойной любви. Не какой-то безликий лес, а братец дерево, братец волк и сестрица ласточка. Его братцами и сестрицами были звери, птицы, стихии, небесные светила и даже сама смерть. Вот его собственные строки из знаменитого «Гимна брату Солнцу»:

Существует множество переводов этого текста на русский язык. Среди них — канонический для русскоязычных католиков, выполненный Георгом Гселем, и классически-строгий, принадлежащий Сергею Аверинцеву. «Гимн» переводила незадолго до революции даже Мариэтта Шагинян, воспевшая позднее Ленина и советскую власть. Но перевод Дмитрия Мережковского, приведенный здесь, наверное, лучше других напоминает нам, что святой Франциск был еще и настоящим поэтом с пронзительным чувством красоты. Ускользающая хрупкость Божьих творений делала его великим миротворцем. Он возносит молитвы к Творцу мира, желая защитить не абстрактную жизнь, а каждую птичку, каждое дерево, каждую человеческую душу.

Возможно, именно эта нота средневековой песни Франциска наиболее созвучна нам, живущим в XXI веке, времени, когда земной шар вдруг стал маленьким. За сутки мы можем попасть практически в любую точку планеты, но так же быстро могут распространиться и последствия экологической катастрофы, и военные столкновения, и террористическая угроза. При этом религиозные традиции, защищавшие душевное равновесие прошлых поколений, все больше выхолащиваются. На место исповедника приходит психотерапевт. Но, прекрасно справляясь с проблемами социализации и помогая избавляться от комплексов, он встает в тупик перед экзистенциальными кризисами и не может помочь пациенту обрести смысл жизни. Можно спорить о квалификации психологов, но если бы дело было только в ней — врачи бы не прогнозировали депрессию как основную причину нетрудоспособности населения в недалеком будущем.

Что получается в итоге? Глобализированный мир комфортен и прозрачен, но жить в нем оказывается порой страшнее, чем в наполненной готической мистикой реальности «Темных веков». Куда податься современному человеку, столкнувшемуся с вечными вопросами бытия? У него нет привычки к церковной жизни, а оптимистическая вера в науку закончилась в XX веке после первых полетов в космос, которые не принесли человечеству нового смысла. Поэтому многие сегодня, избегая воцерковления, с радостью симпатизируют таким якобы альтернативным фигурам, какой является тот первый, «глянцевый» Франциск. А вдруг повезет? А вдруг это и есть знаменитый срединный путь? Ведь на нем как будто бы и не требуется ограничивать свою продвинутую духовность издержками той или иной конфессии.

Действительно, ведь Франциск ведет себя совершенно по-буддистски, когда уносит с дороги червяков, чтобы их не раздавили. И папа римский прогнал его. А значит, он похож на меня, записавшего себе в статус «христианство» и приходящего в церковь раз в год — поставить свечку. А то и вовсе обходящегося слоганом «Главное, чтобы Бог был в душе».

И оккультисты часто относятся к святому из Ассизи с уважением. Ведь он однажды попросил пламя жечь не так сильно, и то послушалось. Чем не повелитель огня? Кажется, что под его лохмотьями скромности и крайней нищеты скрывается могущество сверхчеловека. Он влияет на сильных мира сего, являясь во снах понтификам, целует прокаженных и не заражается. Будто бы властвует над самой природой, превращая зверей и птиц в паству, смиренно слушающую проповеди.