Однако мои слова хоть и возымели свое успокаивающее действие — мужик затих, слушая, но пауза продолжалась ненадолго. Не свезло мне, ибо в этот миг полог приоткрылся и кто-то сунулся вовнутрь. Я, не оборачиваясь, прошипел, чтобы он убирался обратно, но было поздно, плюгавый с новой силой заорал нечто нечленораздельное и я даже не мог понять, что именно. Вдобавок, на губах его выступила пена, что тоже дурной признак. Да и тесаком своим он замахал пуще прежнего.

Я вновь заговорил, увещевая для начала опустить нож, при виде которого царевна того и гляди лишится чувств. А ведь удержать он ее одной рукой не сможет. Кроме того, позади него на ковре навалена куча подушек. Стоит сделать шаг назад, как он поневоле запнется и, пытаясь удержать равновесие, махнет своим кинжалом куда ни попадя и что тогда?…

Слова старался выговаривать неторопливо, выдерживая слегка укоризненный тон — ласковый дедуля беседует с любимым внуком. Одна беда — внучок слишком близок к истерике, можно сказать, в шаге от нее, и голосу разума внимать никак не желает. Нет, не так. Почти не внимает, поскольку руку с ножом все-таки опустил, перестав им махать.

Ура? Не тут-то было. Опасность не миновала. Ксюша, как я успел подметить, и впрямь находилась на грани обморока. Держалась изо всех сил, кусая губы, но глаза так и норовили закатиться — того и гляди упадет. А если этот придурок инстинктивно ринется поддержать ее и попытается ухватить обеими руками, забыв про тесак в одной из них?…

— А теперь слушай дальше, — пошел я на второй круг. — Я, князь Мак-Альпин, всегда и везде держал свое слово, кому бы его ни давал. Ныне я даю его тебе и клянусь….

И тут я подметил некое шевеление позади мужика, у задней стены шатра. В полумраке не особо разглядеть, но что это Галчонок, я угадал. И в руке у тайной телохранительницы тускло блеснуло лезвие ножа. Кажется, девчонка намеревается метнуть его в мужика. Как я и учил.

Вот блин горелый! А если смажет? Ксения ведь совсем рядом. И знак не подашь — тогда мужик обернется и получится еще хуже. Продолжая увещевать его, я еле заметно отрицательно покачал головой, стараясь подсказать Галчонку, чтоб подождала, не торопилась. Говорил по-прежнему спокойно, мягко и чуточку устало, давая понять, будто у меня и без него забот невпроворот, и он мне абсолютно не нужен. Слова соответствовали тону.

— Поверь, меня не интересует ни твоя жизнь, ни твоя дальнейшая судьба. Сейчас для меня главное — добраться обратно до Москвы. Но добраться не одному, а вместе с царевной, Федором Борисовичем, — начал я обстоятельный перечень, но… договорить не вышло.

Раздался какой-то глухой звук, напоминающий хруст, мужика чуть шатнуло вперед, он охнул и выпучил от удивления глаза. Увы, но при этом он продолжал придерживать за талию мою Ксюшу. Более того, он хоть и пошатнулся, но рука с ножом неспешно, как в замедленной съемке, пошла на замах и устремилась к….

Не-е-ет!!

В следующую секунду я прыгнул к нему. Прыгнул, чувствуя, что не успеваю. Миг, всего один лишний миг нужен был мне, но нож уже коснулся лица царевны и все, что мне удалось сделать — отбить его своей вытянутой вперед ладонью вверх. Увы, щеку Ксении лезвие распороло почти от подбородка и чуть ли не до самого уголка правого глаза.

Мужику хватило моего небольшого толчка, чтобы его ощутимо шатнуло и в конце концов он рухнул навзничь, растянувшись на ковре лицом вниз. В спине у него торчал нож. А дальше мне стало ни до чего, ибо я даже не успел вскочить, когда ноги Ксении подкосились и она упала. Стоя на коленях я еле успел поддержать потерявшую сознание царевну и, бережно опустив на валявшиеся подушки (сейчас они оказались весьма кстати), принялся срочно унимать кровь, хлеставшую из разреза на ее щеке.

Дошло до меня, что я и сам ранен, не сразу, ибо поначалу занимался исключительно Ксенией, по-прежнему лежащей без чувств. Унять кровотечение никак не получалось, пока кто-то сзади не подсказал:

— Это с твоей ладони руда на нее стекает, княже. Давай перевяжу.

Поднял голову и увидел Галчонка, виновато смотревшую на меня. Я вновь покосился на лежащего мужика. Как знать, может, девчонка и поспешила — вроде бы тот начал поддаваться на уговоры и через пару-тройку минут отпустил бы царевну вообще. Но и ругать не за что. Она поступила именно так, как полагалось телохранительнице. Да и бросок ее оказался на удивление меток — точно в сердце. Кто ж знал, что этот гад окажется таким живучим, сумев прожить пару лишних секунд.

Лишь теперь до меня донеслись приглушенные подвывания остальных боярышень из окружения царевны. Прижавшись друг к дружке, они сбились в кучку возле дальней стены шатра и во все глаза таращились на нас. Ладно, с ними потом, а пока….

— Просто перетяни мне ладонь потуже и все. Так быстрее, — посоветовал я и, спохватившись, что маленькая телохранительница еще и медсестра, распорядился. — Остаешься за старшую. Командуй остальными как хочешь, но самой быть неотлучно возле царевны до тех пор…., — я осекся, наконец-то вспомнив, что куда проще вызвать лекаря, по-прежнему сидевшего в одной из карет.

Досадливо махнув рукой, я выскочил наружу и отправил стоящего подле шатра Дубца за колымагой с Листеллом, а заодно подогнать сюда еще две кареты (дамам хватит, пускай и тесно, а то некуда распихивать заложников), и мгновенно нырнул обратно.

Пробыл недолго. Расставаться с Ксюшей, особенно сейчас, когда она без сознания, жутко не хотелось, но увы, ситуация требовала — очень мне не нравился шум на улице. Слишком громкий. Судя по нему, татары успокаиваться не собираются, а значит, того и гляди могут пойти на штурм. А ведь добычу мало захватить — надо с ней добраться до дома….

Вынырнув, направился к коню, но едва положил руку на седло, как вспомнил и чуть не застонал от злости. Покосился на небо и прикусил губу — ну да, так и есть, миновал полдень. А ведь предупреждала Петровна, в случае задержки «он сам свое взять попытается». Как знать, не исключено, что и с Ксенией столь неудачно получилось именно из-за моего опоздания.

Я уже вставил левую ногу в стремя, но спохватился, что вначале надо заглянуть к Мнишковне. Так сказать, отдать дань вежливости, а то нехорошо получится. Да и Федор может спросить, как там яснейшая, и что я отвечу? Ребята сказали, что с твоим воробышком полный порядок? Нет, хоть на пару секунд, но придется заглянуть.

Я нырнул во второй шатер, торопливо поклонился Марине, выпалив, что счастлив видеть ее живой и невредимой, и, быстро осведомившись, все ли в порядке (так, ради приличия, поскольку и без того видел, нормально все) засобирался обратно. Но не успел. Наияснейшая, подскочив ко мне, ухватила меня за руку и защебетала, причем исключительно по-польски:

— Ест ми недобжэ. Мам завроты гловы и клуе ф персях, ф тым мейсцу, [47] — и она ткнула себе тонким пальцем в бюст. В смысле, в то место, где он должен находиться у нормальных дам.

В иное время я перевел бы общий смысл сказанного ею куда быстрее, но перед глазами было окровавленное лицо Ксюши и все мысли заняты исключительно ранением царевны. Ранением и…. жертвой, которую я до сих пор не принес.

Я досадливо поморщился, прикидывая, чего от меня хочет настырная Мнишковна, а та продолжала умоляюще чирикать:

— Мам мдвощчи, мдвощи! [48]

Тупо уставившись на нее, я соображал, чего она от меня хочет. Наконец дошло, что она то ли сетует на плохое самочувствие, то ли делится своими переживаниями. Нашла время и место! У меня своих выше крыши, кто б убавил!

Я кивнул:

— Сейчас придет лекарь и все сделает.

Наконец-то она спохватилась, на каком языке говорит, и перешла на русский:

— Мне нужен свежий воздух. Немедля, иначе….

— Опасно, — возразил я. — Вот подгонят….

Пояснить до конца я не успел — она закатила глаза и плюхнулась в обморок. В смысле, попыталась плюхнуться, но я успел перехватить ее в падении и взять на руки. Сделав пару шагов вперед, я крикнул боярышням, которые в точности, как и в соседнем шатре, сбились в тесную кучку у стены: