Больше в соборе нам делать было нечего, и я заторопился, норовя поскорее увести из него Годунова, а то потребует еще в чем-нибудь поклясться. Да и выпитый медок пусть и с опозданием, но на него подействовал, захмелел государь, а потому надо побыстрее уложить его спать.
Причин для собственной спешки я ему выставил уйму. И одна из основных заключалась… в поведении татар. Мол, я-то поклялся ничего послезавтра не учинять, а хан и его послы — нет. Возьмут и нападут — человеку всегда мало. Да, не сразу, а дождавшись нашего прибытия в их лагерь вместе с выкупом. Не зря же хан потребовал к себе и меня. Как знать, возможно, он тем самым задумал обезглавить оборону Москвы. Народ расслабится после нашего отъезда, тут — то крымчаки и пойдут на приступ. Следовательно, надо отладить механизм обороны столь надежно, дабы басурмане даже в наше отсутствие получили надежный отпор. Кроме того, они при получении «приданого» заедут в Скородом, а значит, непременно увидят все изнутри. Получается, Арбатские ворота — самое опасное направление для возможного штурма. Придется заняться срочной передислокацией, сосредоточив там всех своих гвардейцев.
Ну и позаботиться об отряде сопровождения необходимо. Хочу, чтобы они выглядели достойно. Однообразного зеленого цвета штаны и кафтаны — замечательно, но требуется подыскать что-то соответствующее и из верхней одежды. За сутки с нею не управиться, но если подсуетиться, то успеем пошить хотя бы зеленые плащи-накидки. Все-таки кое-что. К тому же последние месяцы они занимались исключительно охраной царских покоев, а про строй совсем забыли. Значит, надо им напомнить, как его держать и немного потренировать, чтоб не осрамились, стоя подле ханского шатра.
Я много чего перечислил, не забыв и о делах для самого Федора. Дескать, следует тебе помыслить, государь, кого оставить вместо себя — уезжаем-то надолго. Может Кызы и выполнит обещание отпустить Марину, но в одиночку ей не управиться, посему надо уже сейчас назначить ей в помощники самых достойных. Нечто вроде Малого совета. Заодно прикинь, кого из лекарей прихватить с собой. Если б был жив Давид Вазмер, дважды успевший прогуляться с нами по Прибалтике, вопросов бы не возникло, но увы — он погиб в Вардейке, а остальных — кто на что годен — я не знаю. Да и согласятся ли они ехать? Словом, выбор кандидата и его уговоры тоже на тебе, государь. Но это все завтра, поскольку нынче тебе надо как следует выспаться, ибо негоже в таком состоянии выступать перед боярами.
А под конец, когда мы почти дошли до его покоев, попросил в ближайшие два дня обойтись без телохранителей. Не совсем, конечно, замену я им пришлю, но этих на время заберу. Годунов удивленно посмотрел на меня и вновь насторожился, не готовлю ли чего тайного. Но я успокоил его, пояснив, что путь до Бахчисарая неблизкий, окружение враждебное, всякое возможно. А если на нас нападет кто-то из ханской знати, из числа люто ненавидящих Русь? Посему надлежит преподать ребяткам кое-какие дополнительные уроки — чего опасаться на привалах, как правильно рассаживаться, какие позиции занимать в пути….
Сдав парня с рук на руки неизменному дядьке Чемоданову, недовольно заохавшему при виде своего пьяного питомца, я первым делом вызвал командира второго полка Микиту Голована и распорядился заменить людьми второго полка всех, кто дежурил на стенах от Арбатских до Чертольских ворот Скородома, вплоть до Москвы-реки. Для надежности я велел сменить и стражу на соответствующих воротах Белого города, обеспечив полную тайну всего, чем я с гвардейцами собираюсь заниматься в ближайшие двое суток.
Хотя нет, не полную. Оставались слободы. Просто выгнать из них население не годилось. Может дойти до Годунова, вызвав у него очередное подозрение. Поступил иначе, распорядившись, чтобы тайные спецназовцы запустили слух, будто основной штурм татары начнут именно на этом участке. Думаю, его хватит, а теми, кто не испугается, займусь попозже.
Далее Дума, где меня давно поджидали. Рассиживаться мне в ней было недосуг, поэтому, кратко известив обо всем происшедшем бояр и сообщив, что государю нынче неможется, я удалился. Однако перед уходом честно сдержал обещание, даденное Годунову, и объявил, что выбрал главным для послезавтрашних финансовых расчетов с татарами боярина Романова. Тот удивленно уставился на меня. Еще больше он удивился, когда я перечислил его помощников — князя Репнина, Троекурова…, словом, всех самых видных из клана Федора Никитича. Не забыл упомянуть и Семена Никитича Годунова вместе с его зятем Телятевским. Объяснять ничего не стал, не до того, лишь торопливо распорядился, чтоб через пару часов их люди явились на моем подворье для перевозки золота и серебра, предназначенного для выкупа, к Арбатским воротам Скородома, и был таков.
Анисим Ермолаев, добросовестно и в срок обеспечивавший мой полк всем необходимым еще в Костроме, за что по возвращению в Москву был назначен мною дьяком Стрелецкого приказа, уже поджидал меня на ступеньках Красного крыльца. Ему я заказал срочно прикупить у купцов зеленую ткань для пошива плащей гвардейцев, которым предстоит сопровождать нас с государем. То есть я в этом не соврал Годунову. Вот только мне эти плащи были нужны для маскировки, чтоб никто из татар не смог заметить заткнутые за пояса пистолеты и гранаты.
За швецами, то бишь портными, гвардейцы уже ускакали. Командовать ими я назначил Охрима Устюгова, тоже костромича из числа депутатов Освященного собора. Помнится, в свое время он успешно управился с пошивом маскхалатов, должен уложиться в срок и сейчас, благо, что плащ-накидки шить куда проще. Местечко им для работы я подобрал поблизости от своего терема, в пустующем доме пана Мнишека.
А теперь настал черед тайных дел, и я направился на Пушечный двор, где надлежало встретиться с мастерами, трудившимися над моим спецзаказом.
Как ни удивительно, но к началу семнадцатого века многоствольная артиллерия уже имелась. Не знаю как там в других странах, но на Руси точно. Причем аж в двух видах: «сороки» и «органы».
Первые представляли из себя предков знаменитых «катюш», то есть от трёх до десяти стволов размещались в рядок на одной станине. Стволы соединялись общим железным желобком, куда засыпался затравочный порох для воспламенения зарядов, чтоб получился залп. Правда, калибр их ядер был невелик, пара-тройка сантиметров в диаметре.
Органы выглядели как сильно увеличенные в размерах револьверы, только не с одним, а множеством стволов, закрепленных на вращающемся барабане. Тот же Андрей Иванович Чохов чуть ли не двадцать лет назад и вовсе отлил стоствольный орган, ныне установленный у Водяных ворот Китай-города прямо напротив наплавного моста, ведущего в Замоскворечье. Да и ядра у органа приличные — где-то с гусиное яйцо.
Одна беда — все, что имелось в наличии, оказалось чересчур громоздко, а потому для тайной перевозки не годилось и я прошлым летом обратился с просьбой к Чохову. Отнесся он к ней весьма внимательно, ибо, оказывая дань почтения великому мастеру, я называл его исключительно по имени-отчеству, что ему весьма льстило. Просьба заключалась в уменьшении их размеров. Точно такую же задачу я поставил и перед его учениками, поехавшими со мной в Кострому.
Первый результат они выдали на-гора ближе к весне, но в сундук больше четырех стволов — по паре в два ряда — не входило, хоть тресни, а увеличивать его размеры нельзя — вызовет подозрения. Да и экспериментальный образец был один, больше сделать они не успели. Но тогда же, по весне, сам Чохов предложил иной вариант: сунуть в сундук стволы обычных пищалей, которых в него войдет куда больше. По его подсчетам вмещалось аж сорок штук — пять рядов по восемь стволов. Каждый ряд точно так же, как и у имевшихся моделей, соединялся общим железным желобком, куда насыпался затравочный порох. Итого получалось пять залпов.
Я одобрил новую идею, но отказываться от сундука с четырьмя стволами, зато крупнокалиберными, тоже не хотелось, благо, заряжались они сразу двумя ядрами, соединенными цепью. Чуть поколебавшись, я заказал изготовить по сотне комплектов и того, и другого, после чего… укатил воевать. По приезду я как-то заглянул поглядеть, сколько они наработали. Оказалось, порядком. Теперь предстояло опробовать их на деле. Выполнили они к сегодняшнему дню заказ не целиком, на треть, приготовив по тридцать сундуков каждого изделия, но мне и такое количество — весомое подспорье.
