— Дурацкая история, вспоминать стыдно. За воровство взяли ещё мальчишкой. Друзья предложили авантюру, богатую мадам ограбить, а я и согласился. В итоге влез прям в её спальню, пока другие набрали вещей и слиняли — она проснулась, и вой на всю Сирвийскую империю подняла. И поймали меня сразу, определили в рабский лагерь.

— Ох ты ж, обидно… Давно было?

— Перед предыдущим Днём основания Сирвиийской империи, кажется… Родители, понятное дело, сразу отказались от меня, друзья сделали вид, что не знают. Я их не виню, каждый вертится, как может. Так и оказался в рабстве, — Брон с грустью замолкает. Печальная судьба, ничего не скажешь…

Ещё некоторое время мы молча продолжаем красить стену казармы. Мне напоминает это мою родную Землю: когда перед приездом какой-то важной шишки резко красят фасады или ставят цветные заборы. Забавно, у наших миров есть что-то общее.

— А ты видел хоть раз императора? — спрашивает внезапно Брон, выводя меня из раздумий.

— Нет. А ты?

— Нет, но очень хочу! Говорят он величественный, высокий и силы в нём хватит, чтобы камень голыми руками сломать!

— Ну богатырь прям, — усмехаюсь я, тут же об этом пожалев.

— Кто? — переспрашивает Брон.

— Силач в смысле, — я невольно задумываюсь, какой же у этого императора может быть уровень. — И у него один наследник остался, получается? — переводить темы у меня стало выходить получше, чем раньше.

— Наследник один. Ещё две дочки остались, главное его разочарование.

— Разочарование? Почему?

— Его жена родила ему сначала дочку. Император был в ярости, поговаривают, что он сильно избил её за то, что она не родила ему наследника. Вторым родился сын, но, как и положено, для королевской семьи нужно хотя бы два претендента на трон, чтобы, если с одним что-то случилось, на трон сел второй. Поэтому они снова зачали ребёнка, и это оказались близнецы мальчик и девочка. Мальчиков воспитывают будущими правителями, а девочек император не замечает, они практически не выходят из дворца и не посещают никакие мероприятия. Император однажды перебрал с вином на каком-то пире и заявил, что «рождение дочерей в семье — моё главное разочарование. Я бы предпочёл, чтобы женщины вообще не порочили семьи».

— Да, характер у него не сладкий, судя по всему … — в растерянности я замолкаю, перестав красить стену.

— Но это могут быть всего лишь слухи! — резко вдруг меняется Брон, как будто сильно испугавшись разболтанных секретов, — Император хороший, он даёт нам всё, в чём мы нуждаемся. Он защищает нас от эдинхеймцев, он кормит нас, он заботится о нас! Злые языки порочат его имя, но он не такой. Виват, император! — и Брон резко убегает куда-то за казарму.

Насколько же здесь запуганы люди… Не сомневаюсь, что он рассказал правду, а потом просто сам же этого испугался. Ну и жесть…

Я докрашиваю стену в одиночестве, и отправляюсь спать. Завтра предстоит полуфинал и финал. Через сутки я уже распрощаюсь с этим чёртовым лагерем. Обязательно.

Час настал. Я ждал этого очень долго и, наконец, момент, когда всё решится, случится с минуты на минуту. На этот раз никаких турнирных таблиц ни нам, ни зрителям не показывают. На арену перед несколькими тысячами зрителей выводят четверых полуфиналистов. Трибуны ликуют и разрываются от жажды крови, от желания увидеть жестокость и насилие. Меня одолевает предчувствие, что с этой арены у меня два пути: на волю или на тот свет. Третьего не дано. Я даже не хочу рассматривать больше тот вариант, где я остаюсь в ямах и ожидаю нового турнира. Нет! Всё решится здесь и сейчас!

Судья выводит нас к центру арены, где мы вчетвером встаём перед публикой: я, Андреас, ещё один пленник из Эдинхейма, и хмурый мужчина с большим двуручным мечом. По какой-то причине меньше всего я хочу драться именно с последним.

Воин с двуручом. Уровень 13.

В сравнении с Тимерией не такой уж он и сильный, но всё-таки лишний раз рисковать не очень хочется.

— Боишься, Саша? — спрашивает Андреас.

— А? — откликаюсь я, позабыв о стоящем рядом Андреасе. — Нет, уже… всё равно.

— Понимаю. Это чувство, когда тебе нечего терять… Оно делает человека сильнее, — замечает мой собеседник.

— С каких пор ты стал таким философом? — спрашиваю я, но Андреас в ответ ничего не отвечает. Лишь пронзительно смотрит куда-то вверх — на трибуну.

И тогда я тоже замечаю объект интереса Андреаса — роскошное ложе, располагающееся на самой высшей точке трибун. Два трона — один крупный, другой несколько поменьше, и на обоих сидят люди.

Так вот он какой, император Сирвии…

Отсюда разглядеть сложно, но мне всё же удаётся выхватить несколько деталей: он действительно очень высокий и широкоплечий; лицо покрывает густая каштановая борода, которую никак нельзя назвать ухоженной; спутанные волосы под короной убраны кое-как.

Не самое величественное зрелище, я бы сказал. Этот император напоминает мне скорее разъярённого викинга, нежели человека, способного держать в руках гигантское государство. Что нельзя сказать о молодом человеке справа от него — полная противоположность. На вид парню лет шестнадцать, он достаточно высок — явно пошёл в отца, но на этом сходства заканчиваются. Его рыжие волосы аккуратно уложены; тело тонкое, как у танцора, но при этом оно не кажется менее величественным. Видимо, это и есть старший и теперь единственный сын императора — Михаэль.

— Внимание! — раздаётся громкий голос человека подле императора. — Император Сирвии — Анубилен Третий — желает обратиться к бойцам.

Гул голосов резко стихает, а затем разрывает воздух истошным воплем «ВИВАТ ИМПЕРАТОР», после чего, кажется, всё живое прекращает издавать хоть какие-то звуки.

Грузный силуэт императора медленно поднимается с трона и начинает свою речь:

— Псы из бойцовских ям, — кричит он столь громко, что мой желудок начинает неприятно вибрировать. — Я обращаюсь к вам, хоть ваши тушки не достойны даже близко находиться с важными господами, что собрались здесь, чтобы посмотреть на то, как вы превращается друг друга в мясные куски…

Ну и мразь! Не самое приятное начало речи. И за что его все так любят?

— Пятьсот лет назад мой далёкий предок Анубилен Первый создал Сирвийскую империю, но до него эти земли не пустовали. Здесь жило древнее жестокое племя Блакура, которое относилось к великим старым богам с таким рвением, к которому все мы сейчас можем лишь стремиться. Блакурийцы убивали друг друга в кровавых поединках, дабы решить любую возникающую проблему от соперничества за женщину до решения, кто первым примется за долгожданный ужин. Мой предок уважал их традиции и отобрал у племени Блакура право на эти земли, вступив в смертельный поединок с их вождём. Здесь, — император указывает прямо на арену. — На этом самом месте. Вы — ничтожества — стоите там, где родилась Сирвийская империя. На этом самом месте Анубилен Первый одолел вождя племени Блакура, а затем бился с каждым, кто желал уйти отсюда живым. Выжили, как известно, немногие. Но именно поэтому такой шанс имеете и вы, рабы. Сегодня один из вас победит в кровавой схватке и станет свободным человеком. И всё, чего я могу вам пожелать — нескончаемого гнева в вашей душе и кровожадности, достойной Старых богов!

Император садится обратно на трон и трибуны вновь разрываются от боготворящих криков. Из бойцов орёт один лишь хмурый чёрт с двуручом, который мне сходу не понравился.

— Бойцы, — обращается судья к нам, протягивая какую-то коробку. — Сейчас каждый из вас должен будет просунуть руку внутрь и вытянуть полоску ткани. Каждая полоска имеет определённый цвет и свою идентичную пару. Эта жеребьёвка определит вашего противника. Те, кто достанут полоски одинакового цвета, будут биться друг с другом. Всё ясно?

Все молча кивают. Да уж, яснее некуда. Вот бы достать одну и ту же полоску с солдатом из Эдинхейма. Почему-то ни с двуручником, ни с Андреасом у меня биться совсем нет желания. В первом случае велик риск сдохнуть, во втором — случайно убить незадачливого оппонента.