— Все нужно бы начать сначала, но нас разделили бы километры, дни и месяцы, может, даже и годы…

Они упросили Лидку подойти к окну. Спрятавшись в нише, она произнесла:

— Я здесь… Добрый день.

— Выздоравливай поскорее, — первым заговорил Янек, — и возвращайся к нам. Спасибо тебе, Лидка.

— Если хочешь, в танке у нас есть место: Томек в отпуске, — предложил Густлик.

Григорий так и не нашелся, что сказать, хотя высказать нужно было так много важного.

Только когда они отходили и Григорий обернулся, за окном мелькнули худое лицо и белый платочек на голове. Он сделал вид, что ничего не заметил, боясь, что девушке будет неприятно.

На четвертый день двинулись чуть свет, потому что на ночь хотели остановиться у капитана Павлова в городе, комендантом которого он был назначен. В полдень, не останавливаясь, закусили хлебом с консервами и помчались дальше, сменяя Григория за рычагами управления каждый час, чтобы тот мог немного размяться.

— Иван нам, наверное, такой ужин сообразит! — уверял всех Григорий.

— Он обещал мне показать, как считать на логарифмической линейке, — вспомнил Янек.

«Рыжий» несся по шоссе, залитому солнцем, обсаженному с обеих сторон фруктовыми деревьями. Кроме Григория, который снова вел машину, все сидели на башне, с нетерпением вглядываясь вперед.

— Вон за той горкой, — сказал наконец Кос, взглянув на карту.

Выехали на плоскую седловину и внизу, не дальше чем в полукилометре, увидели раскинувшийся у реки лужицкий городок. Красными пятнами горели островерхие крыши его домов, сверкали купола костелов, башня ратуши с часами золотистым шпилем упиралась в небо. У самой реки видны было заросшие зеленью развалины старого замка, а рядом с ними — широкие бастионы форта девятнадцатого века. И все это было залито ярким светом майского солнца.

Танкистов удивило, что на улицах много стариков, калек. Некоторым помогали передвигаться дети. Мальчик, видимо внук, толкал тележку с парализованной бабкой. Этим движением на улицах руководили советские солдаты, слабым и немощным помогали садиться в грузовики и увозили их куда-то.

Танкисты посмотрели друг на друга, недоумевая.

— Что за чертовщина? — проворчал Вихура.

— Сдурели, что ли? — буркнул Густлик.

Когда они подъехали ближе, Кос заметил Павлова в группе, руководившей этой странной эвакуацией.

— Сейчас узнаем, в чем дело, — сказал Янек. — Останавливай, — приказал он механику и, стоя рядом с башней, крикнул издали: — Товарищ капитан!

Иван обернулся и, заслоняя глаза рукой от солнца, удивленно посмотрел на танк. Янек спрыгнул на землю и побежал навстречу капитану.

— Мы к вам в гости. Узнаете?

— Очень рад. Только вот момент у нас сейчас сложный, — озабоченно ответил сапер, — город эвакуируем.

— Почему?

— Склады со взрывчаткой в форте заминированы, — показал он в сторону города. — Все взлетит на воздух.

— Когда? Почему?

— Пойдем со мной — узнаешь, — на ходу сказал он. — Наша контрразведка схватила как раз того, кто минировал.

— Командуй здесь, Густлик! — крикнул Кос в сторону танка. — Я скоро вернусь.

— Есть!

Один из солдат-регулировщиков увидел «Рыжего», подбежал к краю кювета и, размахивая красным флажком, кричал Еленю:

— Назад! Как долбанет, так гусеницами накроешься.

— Не надрывайся, сынку, а то охрипнешь, — рявкнул ему в ответ силезец.

Павлов и Кос сошли с шоссе у небольшого бетонного мостика на откосе, покрытом окопами и ходами сообщения. Через несколько шагов они спрыгнули на дно траншеи, пошли гуськом, быстро минуя острые повороты, и наконец за третьим Янек почти столкнулся с часовым.

— Стой! — приказал солдат.

— Я комендант города, — бросил Павлов. — Проходите, — пригласил он Янека.

Еще один поворот, а потом траншея стала шире, и они увидели советского полковника, который кричал в трубку:

— Повторяю: ни одного солдата не пропускать за указанную границу! Война кончилась, и ты не имеешь права толкать людей на верную смерть для спасения нескольких калек!

Он бросил трубку и приветствовал Павлова:

— Здравствуй, комендант. Как дела?

— Эвакуация заканчивается. Сейчас еще схожу к форту и поищу.

— Это кто с тобой?

— Подпоручник Кос, — представился Янек.

— Друг из польской армии. Мы в Берлине вместе воевали.

— Ты сам искать пойдешь?

— Я же сапер.

— Нечего тебе рисковать. Сапер или не сапер — не твое дело. Что с того, что еще двух-трех немцев выведешь, если они свой собственный город обрекли на гибель.

— Я не из-за этих трех хочу идти, а из-за города. Спасти город надо. Если бы удалось обнаружить детонатор…

— Слишком мало времени. Эта сволочь утверждает, что в шесть все будет кончено. Считаю, что никто лучше его не знает об этом, — показал он на пленного.

В углу окопа стоял майор в форме инженерных войск, с черными отворотами, с озлобленным лицом фанатика. Правой рукой в кожаной перчатке он придерживал левую забинтованную ладонь.

— Больше он ничего не скажет, — добавил полковник, — кроме того, что уже сказал: «После смерти фюрера пусть гибнет весь мир».

— Я знал… — в задумчивости произнес Павлов. — Знал, что старый форт набит сотнями тонн взрывчатки, но откуда взять транспорт и грузчиков, чтобы это все вывезти? Жизнь людей нужно было организовать…

— Ты думаешь об их жизни, а он — о смерти. Убил часового, пробрался в подземелье и где-то там заложил детонатор или, может, только пустил в ход часовой механизм, установленный, когда здесь еще гитлеровцы хозяйничали… Когда мы его брали, он ранил гвардии старшину, и теперь человек вернется домой без ноги, а ведь всю войну прошел и пуля его не брала…

— Я пойду, — решил Иван.

— Пошли, — заговорил Янек. — Во-первых, так будет быстрее, во-вторых, под броней безопасней, а в-третьих, я тебе искать помогу.

— Разрешите действовать, — обратился капитан к полковнику.

Полковник посмотрел на часы, которые показывали четыре часа сорок три минуты, и, с минуту подумав, ответил:

— Не имею права запретить.

Немецкий сапер, видимо, понимал, о чем говорят в его присутствии, а может, догадался о содержании разговора и неожиданно разразился издевательским смехом.

— Блиптод ист айн гутер тод, — произнес он деревянным, приглушенным голосом.

— Ты прав, мгновенная смерть — хорошая смерть, — глухо произнес Янек и, подойдя к пленному, поднял руку.

Казалось, он хочет ударить, но танкист только сорвал с головы немца пилотку.

— Не каркай, — кратко произнес он.

…Вихура смотрел с танка и говорил Густлику:

— Не вовремя мы сюда приехали. Пока что нужно бы в другую сторону повернуть дышло, — показал он на орудие.

Подошел Саакашвили, успевший разузнать, что происходит, и сообщил:

— Заминировано все, город взлетит на воздух. Пора сматывать удочки. Куда Янека понесло?

Елень не отвечал, гладил по голове Шарика и осматривался по сторонам.

— Отослал письмо? — неожиданно напомнил Григорий Вихуре.

— Что?

— Письмо Хане и Ане, чтобы приехали…

— Отослал и получил ответ, — флегматично ответил Франек, доставая из кармана конверт, и прочитал Григорию приписку почты: — Адресат неизвестен.

— Как это неизвестен? — удивился Григорий.

— Почте неизвестен, — буркнул Густлик. — Может, выехали куда, может, украл их кто… — Заметив подходящего с Павловым Янека, он предупредил экипаж: — Внимание, командир возвращается.

Высунувшись из люков, они приветствовали капитана.

— С машины! — неожиданно приказал Кос.

Послушался только Шарик, он прыгал вокруг хозяина, радуясь его быстрому возвращению.

— Спокойно, — приказал Янек и удивленно добавил: — Вы что, не слышали? Я сказал: с машины. Сам поведу.

— Куда? — удивился Саакашвили, поудобнее усаживаясь за рычагами. — Если тебе тесно, можешь выбросить стрелка или наводчика.

— Гжесь! — предостерегающе буркнул Елень.

— Что?

— Поосторожнее, а то пожалеешь, — съязвил силезец, влезая в башню.