— Стрелял? Кто? — Саакашвили сделал удивленное лицо. — Разные тут стреляли. Как обычно на фронте.

Солдат минуту стоял задумавшись, поглядывая на лица танкистов, но, поняв, что ничего другого не услышит, отдал честь, повернулся кругом и побежал назад.

— Ну что, оглохли? Беги, Гжесь, посмотри, дымит ли еще, а ты бери гармошку и играй.

Не успел еще вернуться Саакашвили и Черешняк едва взял первые аккорды, как к Густлику энергичным шагом подошел толстый сержант.

— Здравия желаю, танкисты!

— Привет!

— Сержант Константин Шавелло. Через два «л», — представился он, протягивая руку.

— Плютоновый Елень. Через одно «л».

— Одно «л»? Ну и шутник… Командир батальона спрашивает, это вы стреляли?

— Нет.

Сержант удивленно поднял брови и отошел на несколько шагов. С окопной насыпи он без труда забрался на танк и понюхал пушку.

— Значит, ствол ни с того ни с сего порохом завонял? — спросил он, соскакивая на землю.

— Духами ему пахнуть, что ли? — буркнул Густлик.

— Ну и шутники вы, танкисты, — засмеялся толстяк, отходя. — Так я и передам: мол, не стреляли, а из дула порохом — как пивом изо рта…

— Дымит и горит, — доложил Гжесь, выждав, пока сержант отойдет. — Должно быть, случайно — в склад с боеприпасами.

— Сто чертей! Сплошные приключения! Оставили нас с Вихурой в танке, так вы ствол под снаряд подставили, а теперь…

— Что теперь? Если бы в другое место целился…

— Не болтай глупости. Целился, куда надо. Если бы да кабы…

— Экипаж машины, ко мне! — приказал поручник, которого привел сержант Шавелло.

— Не стреляли, вишь, а из дула порохом несет.

Танкисты встали перед офицером по стойке «смирно»; тихонько вздохнула гармонь в руке Томаша. Поручник передвинул планшет, открыл его и вынул блокнот.

— Состав экипажа танка 102, — говорил он и одновременно писал. — Командир?

— Сержант Ян Кос, — ответил Густлик.

— Механик?

— Сержант Григорий Саакашвили.

— Через два «а». Ясно… Пулеметчик?

— Рядовой Томаш Черешняк.

— Заряжающий?

— Плютоновый Густав Елень.

— Так кто же вы в конце концов? — Офицер слегка наморщил лоб.

— Я же говорю — Елень. Командир на минуту отошел, чтобы…

Но поручника уже не интересовало, зачем отошел командир, он отдал честь и скрылся между деревьями.

— Сейчас Кос вернется, а может, и нет, — заметил Густлик. — Должен был управиться за полтора часа, а уже два прошло.

Полтора часа — это всего девяносто минут, и Кос об этом помнил. Дорога туда заняла тридцать восемь, на обратный путь он оставил с запасом — сорок. Таким образом, на встречу оставалось только двенадцать. До этого он никогда так не высчитывал время. Случилось, правда, еще во время учений, что «Рыжий» из-за него не выполнил задачи, но это было давно, до того, как они попали на фронт. И даже до того, как он стал командиром.

Теперь он стоял перед Марусей, между грузовиком Вихуры и землянкой, у входа в которую развевался небольшой флажок с красным крестом. Он держал девушку за руки, и оба молчали, смущенные взглядами чужих людей и подавленные тем, что времени так мало.

— Вахмистр не сказал мне, что ты здесь. А то бы я прибежал.

— Трудно нам встречаться.

— Ты из-за этого так расстроена?

— Нет.

— А из-за чего? Я ведь вижу.

— Янтарное сердечко другой подарил.

— Вихура нашел, я взял у него, а она просила… — начал объяснять Кос.

— Каждому уступаешь, кто просит?

— Только янтарные.

— Маруся! — позвал кто-то из землянки.

Сидевший чуть в стороне Шарик побежал в ту сторону и тявкнул, рассерженный тем, что кто-то смеет мешать.

— Сейчас! — крикнула девушка и сказала Яну: — А настоящее?..

— Ты же знаешь.

— Знаю, но хочу еще раз услышать.

Вихура дал два коротких сигнала, показывая, что пора, и махнул рукой.

— Твое. Все твое. Если хочешь, возьми Шарика. — Он погладил овчарку.

— Скоро война кончится…

— Как только кончится…

— Не загадывай, милый, боюсь.

— Сестра! — Из землянки выглянул солдат с забинтованной головой.

— Иду! — Девушка взмахнула рукой и быстро заговорила: — Утром наши ходили за Одер на разведку. Принесли трофейные конфеты. Бери, это тебе. Пора, Ян.

— Да, Огонек! До свидания!

И он решил: пусть все смотрят — обнял Марусю и крепко поцеловал.

— За Одером встретимся! — крикнула она, убегая к своим раненым.

— За Одером! — повторил он.

Опустив стекло кабины, он смотрел назад, пока белый флаг не скрылся за стеной стволов, а потом долго разглядывал небольшую жестяную коробочку, в которой постукивали конфеты.

— Это которые сосут, да? — спросил Вихура.

Кос не ответил, а может, даже и не слышал. Он внимательно смотрел на лес вдоль дороги. В лесу стояли сосредоточенные перед наступлением войска: на огневых позициях под пестрыми маскировочными сетками, рядом с дивизионными 76-мм пушками и 122-мм гаубицами, торчали тяжелые пушки-гаубицы и дальнобойные орудия со стройными стволами; в складках местности притаились приземистые минометы крупных калибров; в тени сосен зеленели танки. Свисающие с ветвей шнуры телефонных кабелей сплетались над землянками штабов в толстые узлы.

Дорога была пустынной. Изредка пылили навстречу колонны с боеприпасами или саперный грузовик с плоскодонным понтоном. Даже на перекрестках дорог — никого.

— А отсюда тебе пешком надо, — сказал шофер и остановил машину.

Шарик выскочил первым и побежал в лес.

— Пока, Вихура! Спасибо. — Кос пожал измазанную мазутом руку товарища.

— Я бы остался с вами, да под броней душно. И места для пятого нет.

— Ясно.

— Раньше времени будешь.

— Ну, всего хорошего!

Грузовик тронулся дальше. Кос вошел в кусты и неожиданно почувствовал, как кто-то положил ему руку на плечо. Удивленный, он обернулся и увидел перед собой сержанта в каске, застегнутой под подбородком, и с ремнем через плечо.

— Армейский комендантский патруль. Ваш пропуск.

Янек оглянулся, словно выискивая, куда бы убежать, но там уже стояли двое с автоматами. Шарик вернулся и выглядывал из кустов, ожидая приказа.

— У меня нет пропуска.

— Снимите ремень, — приказал старший патруля.

— Мой танк находится в полукилометре отсюда. Я только…

— Снимите ремень, — повторил сержант. — Ваша собака?

— Нет, — ответил Кос. — Пошел отсюда! — отогнал он овчарку. — Разрешите мне объяснить?..

Объяснения не потребовались. Сержант считал, что поскольку у него есть право задерживать солдат, то чем больше он их приведет, тем лучше выполнит задачу, — довольно частая ошибка среди начинающих, слишком ретивых стражей порядка. А может быть, он просто хотел показать, что умеет нести службу лучше, чем другие…

Как бы там ни было, но в мрачной землянке у развилки дороги Янек нашел многочисленную, разношерстную компанию. Сидели здесь задержанные патрулями всевозможные комбинаторы и лодыри, но были и такие, которых поймали в кустах, когда они неосторожно удалились на какие-нибудь сто метров от своих окопов. Были даже такие, как сидевший рядом с Косом и с жаром объяснявший:

— Велика беда, что указательный не двигается, зато средний сгибается. — Он показал ладонь и подвигал пальцами. — Но врач уперся, и я утек без документов. Мой дядя шкуру бы с меня спустил, коли узнал бы, что я переправу через Одру в госпитале пролежал.

Кос посмотрел на часы, встал с нар и начал барабанить кулаками в дверь.

— Чего тебе? — спросил часовой.

— К командиру. Немедленно доложите.

— Сейчас, — услышал он ленивый голос за дверью.

— Я с вами, — встал солдат, убежавший из госпиталя. — Товарищ сержант подтвердит…

— Кто к командиру? — В приоткрывшихся дверях показалась голова сержанта. — Не все. Один только.

Он проводил Коса между деревьями к раскладному столику, за которым сидел молодой симпатичный хорунжий в чистеньком мундире с ремнем, пахнущим еще свежевыделанной кожей.