Глядя на точёную фигурку и лёгкую походку кормилицы, Лент невольно задумался: каким станет он к двумстам? Хотя уж он-то точно вряд ли доживёт.

Алевтина окинула его настороженным взглядом.

– Так и пойдёшь?

Контраст получился разительным, но менять своего решения Лент не собирался. Гладко выбритый, молодой, синеглазый, с зачёсанными в хвост волосами, он избрал своим вечерним туалетом чёрную водолазку, такую же, как «доставал» на свой прошлый юбилей. Анна говорила, что такой стиль ему идёт, делает его элегантнее. Видела бы она его сейчас. Сердце защемило.

Довершали образ чёрные брюки и чёрные туфли. Из украшений – серьга. Серебряная вещица, чернённая, заговорённая «от сглаза», подаренная на рождение бабушкой. Эта маленькая реликвия была найдена ими с Алевтиной в процессе генерального шмона перед отправкой вещей за рубеж. Украшений Лент не носил в принципе – достаточно уставал от оберегов и амулетов, но Алевтина сказала, что надеть эту серьгу на столетие будет очень символично. Он согласился и начал свой сотый день рождения (если не считать поздравлений) с секундной экзекуции – прокалывания левого уха.

Оглядев себя в зеркале пустого архива, он подумал, что нет, не похож. Ему хотелось поймать ту волну, на которой они выходили из дому пятьдесят лет тому назад. Она – со своим безумным начёсом. Он – в непривычной ему водолазке, выпячивающей мышцы. Сейчас всё было иначе. Мышцы не нарастали, хоть ты тресни, а рядом стояла не вызывающая Джина Лоллобриджида, а миниатюрная снежная королева. Они получились неплохой чёрно-белой парой – трефовый туз и пиковая дама. Если перевести на профессиональный жаргон Алевтины, то скандал в казённом доме. М-да… Хорошенькое начало.

Телефон снова зазвонил. Лент выдал задорное «Алло», не глядя на номер, и приготовился благодарить за поздравления. Но в трубке молчали. Международный звонок? Такое сегодня было. Нужно немного подождать, должно щёлкнуть. Жалко, что Пыжа уже увезли, поставить бы его на эту работу. Лент повторил несколько раз с совершенно идентичной интонацией это самое «алло», а потом обернулся к Алевтине и добавил почему-то по-французски: «Что за бордель?». С чего вдруг ему пришла на ум эта вульгарная фраза, он и сам не понял, но телекоммуникации в двадцать первом веке могли быть и порасторопнее, это факт, бордель они в своем ведомстве развели знатный.

Трубка хмыкнула, и Лент невольно осёкся: хмык был дамским.

– О, мадам, извините, это я не вам, – воскликнул он в попытке оправдать свою грубость, но трубка замолчала уже иначе и, когда Лент посмотрел на экран, тот показывал дежурную заставку «к работе готов».

Интересный получился поздравительный звонок. Синева внутри Лента безразлично пожимала печами: номером ошиблись. А зелень выла. Она чуяла, что никакой ошибки не было. Во всём виноват его длинный язык! Спугнул. Ведь она хотела что-то сказать! Именно она, и действительно хотела.

Он поднял глаза на своё отражение и снова не узнал. Трефовый туз пропал, заместившись сконфуженным червонным валетом. Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Никто не знает, что сделал бы Лент, если бы трубка снова не ожила. На этот раз синие рапортовали, что проезд раскопан, и Лаврентий Петрович может выходить. Это вернуло его на землю. Да и время поджимало. Не опоздают, конечно, без них не начнут, но и первыми не будут.

В зеркале на стене снова отразился туз – нобле́с обли́ж. Хорошо, что Алевтина всё это время тактично молчала. Умная женщина. Лента сейчас только тронь – тут и нормальный мужик не знает, что может выкинуть, а плохо контролирующий собственное пламя ведьмак и вовсе пожароопасен.

Спустились они быстро. Алевтина, несмотря на юбки, перебирала миниатюрными ножками в сапожках довольно живо. На выходе из парадного сильные руки буквально внесли её в припаркованный перед дверью внедорожник и, аккуратно поправив подол платья, захлопнули снаружи дверь.

Тронулись, как во сне. Моргали поворотники и ленивый снежок моргал вместе с ними.

– Ты сегодня думал об Анне, – отчего-то сказала Алевтина.

Да, с самого утра. И даже когда думал о Мине, всё равно думал об Анне. Словно в подтверждение этой мысли фары выхватили из темноты дальним светом кусок заснеженного двора.

«Где-то на белом свете, там где всегда мороз, трутся спиной медведи…» Она танцевала твист не хуже Наташи Варлей. Не пропустила ни одного дня съёмок в павильонах «Мосфильма» и очень жалела, что не поехала в Крым и на Кавказ, не захотела оставлять его одного надолго. А песню эту пела всякий раз, как начинался снегопад. «Где-то на белом свете…»

Ведьмы встречали их у входа. Синих тут же отправили ­– «нечего!» – и предоставили Ленту возможность оценить глубину своих усилий. Что там говорила Савила про «акцент на юбиляра»? Лент по наивности своей полагал, что ничего насыщеннее платья Алевтины на себя уже не наденешь. Оказалось, что наденешь. То есть чего только не наденешь.

Дамы сверкали друг перед другом голыми спинами, жемчугами, меховыми накидками и шарфами из перьев, всё совершенно белое, но такое, что «мамочки мои». Лент сразу почувствовал своим долгом найти комплимент для каждой и оттого, не закрывая рта, вертелся юлой и беспрерывно склонялся в поклонах к протянутым рукам. Возможно, к некоторым не единожды, запутаться было несложно – один только московский клан насчитывает около двухсот красавиц, от прочих были только делегаты, но всё же! Ещё недавно Лент свалился бы с ног от одной мысли, что придётся столько галантничать, но новоприобретённая сущность справлялась с задачей без видимых усилий. Больше того, ему это нравилось. Поди ж ты…

Лёгкая музыка дополняла звон бокалов ненавязчивым фоном. Голоса журчали и лились. Белоснежные прелестницы толпились в фойе, болтая и смеясь на лестнице и у буфета, изредка отвлекаемые от бесед официантами, тоже в белом. Что примечательно, магии не было. Чтобы при таком скоплении ведьм никто не шепнул и не глянул, такое само по себе было чудом и наталкивало на мысль, что и это условие было обязательным. Что же задумала эта большеротая Бригитта? Сейчас она защищала собою закрытые двери в центральный зал, рассылая направо и налево весёлые и часто непристойные шуточки, и отнекивалась от просьб – как же начинать без главы клана?

Действительно, Савилы пока не было, и не только её – погода и пробки задержали многих. Любочки тоже не было, но та прибыла скоро, Лент видел как мелькнуло ярким пятном немедленно скрывшееся в гардеробе цветное пальто, то самое, купленное на «подъёмные», а потом помощница сразу оказалась рядом, как всегда готовая помочь. Он склонился к её руке, но Любочка совершенно не поняла, что от неё требовалось, и спешно полезла в сумку-клатч за блокнотом. Лент расхохотался. Она была просто прекрасна, его скромная мышка-помощница. Белый цвет делал её плотнее, она больше не казалась ему бледной поганкой, да и фасон её брючного ансамбля ужасно ей шёл. Понимать женскую моду Лент никогда не брался, но не мог не заметить, как строго и одновременно воздушно выглядела сегодня его скромная Любочка, очень подходящее для неё сочетание. Наверняка Савила выбирала.

Как только он подумал о Савиле, все головы обернулись на шум распахнувшейся и тут же захлопнувшейся двери. Войти в неё никто не успел, но животный вопль прорвался. Ничего необычного, принимая во внимание специфику клана, но как-то не ко времени. Лент понимал, что следующий ход за ним, в конце концов, кто у нас защитник от нечисти, пусть и посиневший? Жаль, что шампанское и шелка не способствуют боевой форме. Значит, включаем анализ.

Итак, вопил кот. Не совсем обычный. Попадаются такие мелкие гости из-за Черты, мимикрирующие под фауну. Однако защитные руны Лента молчали. Молчали и гости. Фоновая музыка, разобрать которую до этого момента было невозможно, оказалась «Жаворонком» Поля Мориа, и Лент сразу почувствовал себя на передаче «В мире животных». Прекрасно!

Дверь снова распахнулась, на этот раз более решительно, и в холл влетела разъярённая рыжая великанша. Савила? То, что было на ней надето… было неоднозначно – за спиной сверкали крылья, а в руках(!), в руках она держала орущую белую кошку в какой-то сверкающей диадеме. К кошке тянулся охранник: «С животными не положено!». Савила лягалась, вокруг неё звенели подвески и перья, но охранник не отставал.