Я не могу Вам описать того, что чувствую, но я знаю, что Ваша супруга перед родами переживала очень похожее состояние души. Не отрицайте, Вы знаете, что она сделала. И что бы Вы об этом ни думали, уверяю Вас, у Веры Васильевны были на то самые веские причины.

Заклинаю Вас именем Вашей жены и сына: расскажите мне, что она говорила перед смертью! Я пыталась восстановить сама, но знаю, что в подобного рода вещах нельзя допускать ошибок, даже малейших. Мне нужна каждая буква, каждая, понимаете? Иначе я не смогу его спасти и никогда себе этого не прощу. Помогите мне.

С безграничной надеждой,

Ваша Анна

Лент смотрел на исписанный лист, не слишком аккуратно вырванный из общей тетради, наверняка такой же, как сотни тех, что остались от Анны. Он сидел на кровати в комнате, в которой сегодня проснулся, и не узнавал её. Ставни были открыты, солнечный свет выбелил ещё недавно казавшиеся ему старинными стены, в которых теперь не было ничего старинного, а если и было, то пряталось под косметикой вполне современного ремонта.

Документы из папки он разбросал по покрывалу кровати и, как только увидел этот, больше ничего не искал.

У окна стояла Алевтина. Не так. У окна молчала Алевтина. Письмо она тоже прочла, но не сказала ни слова. Лент вообще сомневался, что она до конца осознаёт и принимает то, что ей довелось сегодня узнать.

Время от времени он проводил ладонью по бумаге и снова замирал.

– Алевтина, помоги, – как он это сказал? Ведь не собирался.

Она подошла и села рядом. Погладила его по волосам.

– Лентушка, это было так давно... Я могу заставить тебя забыть…

– Не смей!

– Не буду…

Он снова прошёлся по разбросанным документам.

– Она просила заклинание, которое написала чернокнижница для мамы. Где оно?

Алевтина разворошила ладонью разбросанные бумаги и растерянно развела руками.

– Это был такой клочок кожи, тонкий, почти пергамент. Верочка всегда держала его при себе и шептала потихоньку, повторяя. Алфавит латинский. Гласных мало. Здесь ничего такого нет…

– Ладно, жди!

Сидеть Ленту надоело, надо было действовать.

Отца он нашёл в кабинете, тот был чернее тучи, но Лент ничуть не испугался и, положив перед ним письмо, потребовал: – Я хочу закрыть эту страницу моей жизни, отец. Я хочу знать, что было написано на том клочке бумаги, который ты отдал Анне. Больше вопросов не будет.

Отец вздохнул тяжелее и дольше, чем могло показаться нужным.

– Я принимаю твои условия. Где-то нужно провести черту и поставить на прошлом крест.

Он встал и прошёл к одному их старинных комодов. Лент не узнавал этого шаркающего шага и сгорбленной спины, хотелось обнять старика, ободрить, но не сейчас, для этого у них ещё будет время. Сейчас нужно поставить точку в одном из ответвлений его расследования. Как ни странно, но в голову приходила именно такая ассоциация. Именно расследование. Начавшееся тогда, в Париже, и ещё не завершённое полностью, потому что состоит из нескольких подразделов.

Сначала была мама. Она переписала историю, и сделала это не из любви к сыну, а из любви к его отцу. Она знала, что призывая Демона, должна была пережить смерть любимого Петеньки. Его тело осталось бы с нею, это так, но не дух – и этого ей было мало. Лент расскажет об этом отцу сегодня же – отец должен знать. Нет, пусть расскажет Алевтина. Это будет честно.

Итак мама ушла, отказавшись от выполнения родовой клятвы, заменив её другой. Клятвой служения Демону в следующей жизни и добровольной жертвой. Недопуск чёрного в этот мир – достаточная заслуга. А это значит что? А это значит, что переселение силы произошло. В эту секунда родилась девочка, которую назвали Анной. Она приняла в себя часть жёлтой силы, но родилась почему-то светлой. Как несправедливо – родиться светлой для того, чтобы служить чёрному. Парадокс.

Шли годы, девочка росла. Сила матери привела её к Ленту. Но ничего не подозревающий лишённый силы отец не мог передать ей нужных знаний, а без должного воспитания и чувству тёмного долга тоже взяться неоткуда. Итак, она ничего не знала о том, что её ждёт. Демон тоже не торопился её просвещать. Судя по записям Анны, первые видения начались у неё тогда, когда Лент вошёл в силу. Такой сосуд Демону, вероятно, подходил, тогда и начались видения, маскируемые ею под профессиональный стресс. Лент не знал технологии призыва, не знал, может ли Демон заставить свою избранницу призвать его через силу, но судя по тому, как настойчиво Анна пыталась установить слова жертвенной клятвы, давление усиливалось. Она не хотела потерять Лента. Наверняка не хотела и прочих смертей, связанных с материализацией. Да и себе, пожалуй, не желала подобной участи. Супруга Демона. Да уж.

Как бы то ни было, заклинание снова сработало, Жертва была принята, и Демон отправился за Черту дожидаться следующей кандидатки, которая, возможно, окажется более сговорчивой. Так и получилось. С Миной договорились.

Правда, переданная Анной сила в итоге привела её к Ленту, но поздно, воплощение началось, сосуд был избран. Как странно, что Мина не пожалела того, кого любила. Может, не любила? Да нет. Если вспомнить что Алевтина прочитала по её руке, то действительно любила. Любила и отдала Демону в качестве сосуда. Почему?

Возможно, это связано с целями, которые преследует в своём возрождении чёрный. Время покажет. А сейчас Лент закроет для себя даже не одну, а две ступени расследования.

Отец обернулся, причём, стоял он намного ровнее и увереннее, чем несколько минут назад, вероятно, потому что на его ладони поблёскивал тот самый зажим для галстука с выпуклой деталью, украшенной алмазами или фионитами. В прошлый раз Лент принял его за булавку. Именно с помощью этого артефакта отец «успокаивал» сына во время ужина с Миной здесь, в этом доме. Да и сейчас от одного взгляда на эту вещицу по телу Лента разлился покой. Артефакт был щедро заряжен силой синих.

– Возьми, здесь гравировка, пусть это останется у тебя, и в качестве последнего штриха добавлю, что жертва должна быть добровольной, но не может быть связана с самоубийством, только с выбором. Вера могла умереть в родах и могла выжить. Выбор делается именно в такой момент. Что-то похожее наверняка случилось и с Анной, она попала в аварию, но, вероятно, на грани жизни и смерти у неё оставался выбор, и она его сделала. Иначе Жертва не была бы принята. А теперь перейдём к делам, сын, у нас много работы, а неожиданный визит глав кланов отбрасывает нас назад по срокам.

– Подожди, отец. Мы обязательно займёмся делами, но тебе тоже следует кое-что услышать.

– Уж не думаешь ли ты, сын, что сможешь чем-то меня удивить? – блистательный отставной советник снова был блистателен, а с тем и безгранично циничен. – Разве что ты созрел раскрыть тайну своей исключительности.

Только за одну эту ухмылку ещё вчера Лент мог запросто отказаться от своего намерения и оставить отца в неведение, но не сегодня – Анна изменила отношения между ними бесповоротно.

Он снисходительно хмыкнул, прошёл к двери, раскрыл её и обернулся, приглашая:

– Пойдём, Пьеро. Ты же не заставишь Алевтину ждать.

Оставив Алевтину рыдать на груди у Петеньки – а вслушиваться в ответы Алевтины на вопросы отца быстро стало бестактным – Лент отправился в парк. Пошёл по той самой дороге, по которой совсем недавно прогуливались лошади, призывно помахивая ему хвостами. Почему призывно? А кто его знает! Но в парк Лента тянуло. И ветерок в спину подгонял, и солнышко подсвечивало дорогу. Заблудиться он не боялся – лошади оставили достаточно следов, которые ещё не успели убрать.

Так он дошёл до Ланкастерских ворот. Перешёл дорогу и отправился к выключенным фонтанам. На соседней детской площадке визжали малыши, и Лент подсознательно ускорил шаг – от шума хотелось оторваться. Это оказалось непросто – солнечный день выгнал на улицу всех, кого не призвал на службу офисный мир. А значит, дорожками парка бродили не только пожилые пары, но носились и дети в сопровождении мам и нянь.