– Конечно. Это не к спеху. А теперь разрешите мои сомнения, откройте секрет, дорогая моя Любочка, что это так потрясающе пахнет?

Фу… Кажется, пронесло.

Любочка широко улыбнулась и прошла к окну, где на подоконнике, на подносе, возвышались горкой разные сдобные штучки. Жутко калорийные, не печёные, а жареные рогалики, пирожки, лепёшки… густо посыпанные сахарной пудрой. Пахли они яблочным повидлом и корицей, а ещё прошлым.

– А пять съешь?

– Съем.

– А десять?

– Запросто!

– А двадцать? Чур, надкусывание не считается. Я серьёзно и по-честному, без фокусов и ворожбы.

– На голодный желудок съем и двадцать, – заверил Лент и, обхватив за тоненькую талию, усадил Анну себе на руки и, путаясь в её кружевном переднике, притянул к себе, чтобы уткнуться носом в шейные позвонки. Она прекрасно пахла. Не хуже пирожков, которые пекла, но печёные пирожки Лент любил намного меньше жареных.

– У тебя начнётся изжога!

Она, как всегда, оказалась права. С её уходом Ленту приходилось бороться с изжогой постоянно. Отвары Алевтины и домашняя еда быстро возвращали его в норму, но командировки не менее быстро возвращали изжогу. Он вспомнил венский кофе в парижском кафе, вспомнил Мину, вспомнил пентакль, и наконец вспомнил зачем пришёл к Любочке.

– Дорогая моя, я приехал, чтобы поговорить с Ольхой.

Домой Лент добрался поздно, злющим от пробок и перегруженным полученной информацией. Не количеством таковой, а её неопределённостью.

На Любочкиной кухне он долго и с ухищрениями выпытывал у лешего про арканы. Тот оказался жадным. Выкручивался. Убегал и подсовывал Ленту в собеседники девчонку, а Ольха вообще ничего не знала, кроме вызубренных в ските молитв. В общем, разговор оказался долгим, но в итоге Лент установил, что арканы перемещения возможны, и руны в этом случае достаточно надёжные помощники. Как инструмент такой аркан не универсален, разве что в делах любовных, поскольку базируется на эмоциональной привязке между людьми, а как активируется и вовсе никто уже не помнит.

Ужимки и недоговорки лешего ужасно измотали. Сколько раз Лент терял терпение и зеленел? Леший пугался и убегал, снова оставляя за себя девчонку, и так по кругу. Пока на кухню не ввалился пришедший в себя сосед Любочки Аристарх. Он уставился сумасшедшими глазами на полупрозрачную Ольху, потом на Любочку, рассеянно кивнув в узнавании, а потом на Лента. Тот невольно подметил, что глаза у соседа стали светлыми, серо-голубыми, но их Аристарх сразу закрыл, даже зажмурился.

– Слепой! – захныкал он сдавленно. – Слепой ведьмак!

Потом они его дружно отпаивали чаем, предварительно попросив убраться мару, уговаривали и объясняли, что у него нервный шок, оттого что его стукнуло током. Придумала это Любочка. Аристарх с ней радостно согласился и охотно поддался на все последующие уговоры – и перекусить, и успокоиться, и отправиться восвояси. Он почти ничего не помнил, так что возиться с его памятью Лент не стал.

И вот теперь, сидя напротив Алевтины, с Пыжом на плече и телефоном в руке, он раздумывал над следующим шагом.

Что-то он упускал. Остатки потусторонней силы в Аристархе ясно дали ему понять, что для демонов он «слепой». Это было любопытно, но ненасущно, мало ли, а вот аркан перемещения – это интересно. Высший Демон не зря оставил ему подсказку. Вероятно, рогатый надеялся, что таким образом Лента выбросит к Мине. Чего греха таить, если аркан использует эмоциональную привязку, то к Мине его как раз и выбросит, куда ж ещё? Но зачем? Демон хочет с ним поговорить и использует для этого Мину, как наживку? Почему так сложно? В офис тот пришёл безо всяких экивоков, мог и домой подскочить, в дверь позвонить, Лент бы вышел, перетёрли бы.

Получалось, что сегодня Лент коснулся сразу двух тем, которых пообещал себе временно не касаться. Первая – это намерения Демона. Ведь решил же, пусть ими занимаются аналитики синих! Вторая – Мина… Тут сложнее, но тоже не ко времени. Сначала нужно разобраться, какая роль в этой авантюре отведена девушке. А пока непонятна сама авантюра – непонятны и роли. То есть стремиться ко встрече с Миной пока не только рано, но и глупо, и он прекрасно это понимал, однако, глядя на пентакль, осознавал не менее отчётливо, что стоит ему узнать, как активируется этот аркан, сделает он это немедленно и не задумываясь.

Алевтина молчала. Ждала. Он встал и отправился в архив с твёрдым убеждением просидеть там всю ночь, весь следующий день и, если надо, всё остальное оставшееся до отъезда время.

Того, как она сплела за его спиной свою любимую руну, он не увидел, но почувствовал. Именно эта руна латала его разбитое сердце последние пятьдесят лет. Руна благодарности. Она замещала собой щемящее чувство утраты, он ведь и правда был благодарен Анне за те годы, что они прожили вместе. Но по отношению к нынешней боли руна сработала иначе: по телу растеклось тепло – он жив, он силён, он снова молод. За это вполне стоило поблагодарить судьбу. А ещё Лент мысленно поблагодарил кормилицу за её тихую любовь и за то, что она всегда рядом.

Что ж, неудивительно, ведь Мину благодарить ему пока не за что.

Проснулся Лент поздно. В своей кровати, как ни странно – хотя совсем не помнил, как ложился спать. Из гостиной доносился заливистый женский смех. Он потихоньку вылез из спальни и обнаружил, что его прелестницы затеяли на дому курсы кройки и шитья, завалив круглый стол разноцветным тряпьём, очень ярким, прямо по-клоунски.

Прошествовав мимо дам под пожелания доброго послеобеденного утра, он машинально отметил, что все в сборе, и отправился по привычному утреннему маршруту. А смех за его спиной, как он смел надеяться, не имел никакого отношения к его байковой пижаме – они же давно угорают, разве нет?

Причиной визита Любочки оказался дневник, который она переписала и решила завезти, а Савила как раз в это же время притащила к Алевтине любимый красный брючный костюм с целью перекрасить его в белый цвет. Юбилей надвигался неумолимо, и Бригитта не уступала – только белый. Любочка зразу занервничала – у неё тоже не было ничего белого, может, и ей перекрасить? Одна Алевтина участвовала в эксперименте просто так, за компанию, в её гардеробе белого хватало – руны прекрасно хранили не только книги: «несколько белых нарядов остались ещё со времён Верочки». Она предлагала поделиться, но ни Савила, ни Любочка как-то не загорелись идеей шлейфов, шалей и палантинов. А тюрбан с эгреткой из перьев экзотических птиц стал тем самым катализатором, вызвавшим первый взрыв хохота, разбудивший Лента. Алевтина не смеялась, но и не обижалась. Если старая подруга предпочитает перекрашивать вот это брючное безобразие, то почему не помочь? Тем более, что задачка была интересной.

Покопавшись в старых конспектах «близкого круга», дамы без труда нашли то, что искали – Анна часто возвращалась к теории отражения света, всё пыталась выяснить, отчего она такая белая. Так что записей было много, а противоречий в них – ещё больше.

«Для того, чтобы получить белый цвет, нужно соединить три цвета: синий, зелёный и жёлтый» – писала Анна, но тут же добавляла, что используя простые краски, добиться этого невозможно, она пробовала, получается чёрный. Белый цвет кажется нам белым только потому, что отражает все остальные цвета, то есть это – не цвет, а зеркальный эффект. Кроме того, Анна углублялась в разные философские рассуждения, тратить время на которые мог кто угодно, даже Лент, но только не ведьмы. Они – женщины дела!

Разложив на столе красные брюки, они выложили поверх них синие, раздобытые Алевтиной в шкафу у Лента, и раздумывали над тем где бы достать жёлтые, а пока хохотали о разнице в росте. Красные брюки, само собой, были длиннее.

– Звони Бригиттке! – схватилась за сердце притворщица Алевтина, когда Лент зашёл в гостиную. – Говори, что твой наряд будет белым до колена. Вали на юбиляра, это у него ноги короткие.