Алан же продолжал идти впереди, не обращая на болтовню внимания.

Вацлав не знал, что и думать. Неужели все это правда? Почему тогда весь корабль, вместе с беженцами, не взяли в рабство? Какой прок с него одного. Если только…

— Проклятье, — выдохнул мужчина, когда они остановились в камере.

Неужели его заказали, и решили вот так отомстить? Флён попытался перебрать в голове, кому он мог перейти дорогу. Только ДюГанд мог провернуть такую операцию, но, опять же, почему только один человек?

Сопровождающие общались с охраной, находящейся по другую сторону от толстого стекла.

— …Рабство у нас запрещено, сами знаете, — раздался голос фараона из динамиков.

Питлби оставался немногословен. Он прижал настоящий лист, исписанный рукописным текстом и заверенный круглой печатью, к стеклу, на уровне глаз. Человек на той стороне понимающе покивал и, пожав плечами, дал троице «зеленый свет».

Дальнейший путь прошел как в тумане. Единственное, что помнил Вацлав, это постоянные коридоры, затхлый воздух и погружение все ниже и ниже. Будь он в куда благоприятной ситуации, то изучал бы все с удовольствием, хотя здесь и нечем было любоваться.

Они проходили районы, больше похожие на коробки немыслимых размеров, кишащие жизнью от пола до самого потолка. На дне копошились люди, занимаясь своей рутиной. А на самом верху общественный транспорт вывозил желающих в другие места этой планеты. За многометровыми стенами находился другой подобный район. Может быть, иных размеров или форм. И сверху, и снизу, и во все стороны — везде там было продолжение безграничного города.

Как правило, простым обывателям не требовалось куда-то перемещаться. Порой у них не было на это средств или разрешений. Самые амбициозные мечтали покинуть это место. Оптимисты хотели переехать на уровень выше, ведь чем ближе к поверхности, тем лучше условия для жизни. Это было непросто, и чаще они добивались своей цели всю жизнь. Поднимаясь наверх или, что хуже, падали на дно. На Дарготе нет ничего страшнее падения.

И вот он был здесь. Когда Вацлав пришел в себя, то видел как немытые тела проходили мимо, со скучающим видом бросая на него взгляд. Чуть впереди шла целая вереница подобных рыжему человеку неудачников, скованных одной цепью. Стоило оказаться рядом, как можно было разглядеть в них такую же потерянность. От мала до велика — они не хотели свыкнуться с мыслью об их положении.

Откуда они были? Какой жизнью жили? Каковы были их обычаи? — такие вопросы мелькнули в голове Вацлава, пока не опомнился, и не нашел себя вновь среди них. Ему хотелось думать на отвлеченные темы, но осознанность происходящего накатывала сильнее и сильнее, разбивая те крупицы мыслей, что удавалось собрать в единый кусок.

На плечо начало капать что-то горячее. Парень резко вскинул голову вверх и увидел проезжающий по рельсам вагон. Черная жижа капала с него, орошая всех внизу.

— Заводите их в хату, развезем уже завтра, — удалось выхватить слова надзирателей из общего гомона.

Под «хатой» подразумевалась совсем небольшая комната, усыпанная соломой. Деревянный пол под ногами застонал, а в некоторых местах уж начал проседать. В углу была вырублена дыра под местный туалет. Воняло испражнениями, а мухи раздражающе гудели вокруг.

Вацлав нашел себе место у стены, рядом с решеткой. Он не замечал, что давно грыз ногти, и уже причинял сам себе боль.

— Первые дни всегда тяжело, — мужчина рядом обратил на него внимание. Его лицо уже заросло нечесаной бородой, практически полностью покрытой сединой. — Кто ты? — голос незнакомца звучал с хрипотцой. Создавалось даже впечатление, что он говорил через силу.

— Наверное, лучше, кем был? — невесело усмехнулся его сосед.

— Может быть, и лучше. Итак, так кем ты был? — не унимался собеседник.

— Капитаном корабля, — пожал плечами Флён. Его не слишком тянуло на болтовню с остальными.

— Мда? — мужчина вопросительно изогнул бровь. — На вояку ты непохож.

— Да, — Флён натянуто улыбнулся. — Это так.

— А-а, так ты из этих ни то гражданский, ни то военный. Некоторые зовут таких наемниками. Видимо, ты кому-то перешел дорогу, вот и очутился здесь.

— Ну, а Вы?

— Ну, а я обычный пилот баржи.

Вацлав не спешил отвечать, совсем не понимая, к чему этот разговор.

— Первые дни всегда тяжело, — вновь повторил мужчина. — Потом привыкаешь. Но ты, как я вижу, привыкать к этому не намерен, не так ли?

Узник поморщился.

— К чему все это?

— Нам надо бежать, — прошептал незнакомец.

Конечно, о подобном Вацлав не переставал раздумывать. Даже несмотря на безвыходность положения, он думал над собственным спасением. Но мысли оставались мыслями, не имеющими под собой никакого основания. А теперь о побеге говорил неизвестный ему человек.

— Мы умрем так и так, — продолжал бородатый мужчина. — Если никто не выкупит, то отправят в молотилку. А если и выкупят, то сгинешь от тех условий, где ты там жить будешь. Скорее всего, от работы и загнешься. В лучшем случае тебе дадут палку и отправят за какую-нибудь банду воевать. И это если не учитывать других поехавших, которые вольны делать с тобой все что угодно. Разве не лучше совершить побег, а там уж разбираться с тем, что есть? — он примолк на некоторое время. — Подумай над этим, — сказал неизвестный под конец, прижавшись к стене и склонив голову, явно, чтобы вздремнуть.

Только позже мужчина представился как Эдвард. Ему нужен был сообщник для его замысла, уверенный, что только вместе можно что-то сделать, как и выжить в этом мире. Остальным Эдвард не доверял, у него оказался очень узкий — да и удивительно, что вообще оказался — круг общения. В основном он состоял из пилотов и капитанов, попавших в плен и впоследствии доставленных в рабские загоны. В план Вацлава так никто и не вводил, да и он сам относился к затее скептически.

Их водили на базар. Огромная площадь, усеянная торговыми точками и кишащая людьми. Все закутки были крыты тентовой тканью, а в местах её отсутствия сверху постоянно что-то капало. Насколько Флён мог заметить — здесь продавали всё. Включая их самих.

Это место — как его называли здесь: рынок рабов — представлял собой целый комплекс. В одной его части расположился зал с крытыми столами, диванами и несколькими ложами. В другой же находился высокий дощатый помост, где выводили рабов и распродавали их посредством аукциона. Остальной товар ждал своей череды скрытый за занавесом. Часть людей продавали отдельно. Наверняка по сделке с важными персонами.

Рынок рабов был единственным хорошо освещенным местом, где мебель обтянута бархатом или кожей (но Вац не мог это утверждать), а посетители были одеты в деловые костюмы. Казалось большой ошибкой, что рынок оказался внутри базара, похожий на остров среди грязного моря. Впрочем, чистота острова оставалась под вопросом.

Очередь Вацлава и Эдварда все не наступала. Когда приходило время выхода очередного товара, то живот каждый раз скручивало с новой силой. И каждый раз уводили кого-то другого.

Держать себя в руках помогал Эдвард. Порой его речи были наполнены мрачностью, безысходностью, но чаще он говорил, что им было необходимо спасаться. «Лучше уж умереть, зная, что ты делал всё возможное, чтобы выбраться. Нежели блеять в стойле», — такой был основной его мотив. В остальном он с Флёном обсуждал корабли и космос, все что угодно, да так, словно и не были они никогда рабами. Пока их не затыкали надзиратели.

— Гляди, — сказал Эдвард, когда их снова вели на рынок. Мужчина кивнул в сторону, а затем кинул взгляд через плечо на рыжего товарища.

Вдалеке плотным строем шли вооруженные люди в бронекостюмах с натянутой поверх белой накидкой. А на груди раскинулся красный крест. Некоторые другие выглядели беднее — в гражданской одежде, да бронежилете. У кого-то даже имелась каска, скорее имитирующая защиту. И все эти люди среди всеокружающей грязи, мазута и масла выглядели очень странно. Необычно. Чисто.

— Это крестоносцы, — продолжил Эдвард.