— Капитан, заключенный по Вашему приказанию прибыл! — отчитался мужчина.

Вацлав оторвался от созерцания работы людей и с удивлением заметил, что человек обращался к той самой рыжеволосой девушке, восседавшей на кресле.

— Ну, здравствуй, — она говорила уже совсем иным голосом. Да и выглядела другим человеком. Девушка положила ногу на ногу, с неким высокомерием смотря на своего заключенного сверху вниз. — Приношу извинения, что так всё вышло. Позволь представиться, — она наклонилась ближе. — Я — Вацлав Флён.

Примечание к части

*Подразумеваются боевые машины, шагающие на двух или более ногах

— Хорошо, ты — Флён, я — Флён. Это потрясающе. Но я очень занят, поэтому перейду сразу к делу.

Девушка говорила о себе в мужском роде. Для Вацлава это показалось странным, и он посчитал, что у неё есть «сюрприз», а затем вспомнил отчет Софии. Человек перед ним биологически оставался женщиной. И тем не менее она уверенно продолжала говорить так, будто на самом деле была мужчиной.

Впрочем, Вацлав не знал, отчего он больше опешил. От похищения, от поведения человека перед ним или что она называла себя его именем.

Вацлава — как решил называть её капитан — изменилась. Теперь она вела себя адекватнее, по крайней мере, девушка больше не делала резких движений, не выглядела загнанным в угол животным или, на худой конец, маньяком, не понимающим, что с ним произошло. Униформа её полнила, и теперь она не выглядела хрупкой. Волосы со лба аккуратно убраны и скреплены заколкой, а глаза выделены черным карандашом. Флён и не заметил бы у неё очков, если бы не очистительные лазеры, пробежавшиеся по линзам.

— У меня на тебя большие планы. Ну а пока тебе придется посидеть некоторое время одному у себя в комнате. Не буянь, пожалуйста, и все будет хорошо. Наша следующая остановка будет на Дарготе. Там-то мы и познакомимся теснее, — Вацлава махнула рукой, приказывая тем самым увести узника. — Рада видеть тебя в полном здравии.

Мужчина шмыгнул носом, не сильно радостный всем этим словам.

Его не вернули в свою комнату, как он ожидал. Вместо этого отвели в лазарет. Вацлав счел это за лазарет. Помещение было намного больше, чем на Фрейе, но не выделялось из темной гаммы красок остальных частей корабля. По своей недолгой прогулке Флён вообще сделал вывод, что корабль захватили или угнали. В коридорах свисали кабели, стены вскрыты, а некоторые блоки были погружены в темноту, и только огни аварийных полос не давали блуждающему там потеряться.

Сканирование тела проходило дольше, чем можно было предположить. Мужчину удерживали неизвестным ему устройством — стоило ему лечь на койку, как он больше не мог пошевелиться. Поля оранжевого цвета проходили сквозь него раз за разом. Пациент не видел, как на его теле остаются метки, но если бы заметил их, то сразу понял, что они отмечали места имплантатов.

— Отвратительно, — донеслось сбоку.

Посмотреть в ту сторону оказалось непросто. Глаза болели от постоянных попыток завернуть их, и Вацлаву удалось разглядеть только голографические эскизы рук. Вероятно, его собственные, судя по многочисленным заметкам. Неизвестные люди обсуждали что-то еще, но голос их был неразборчив из-за постоянного гудения устройств рядом с ухом.

«Неужели так шумит агрегат?» — так мог задуматься Флён, привыкший, что техника нынешнего поколения работала беззвучно.

Последующие дни мужчина провел в каюте. Как и раньше ему приносили еду, но люди, выполнявшие требование капитана (а Вац оставался уверен, что это её требование), не проявляли никакого интереса к пленнику. Делали нарочито всё быстро, чтобы Флён не успел бросить вопросы. А если ему удавалось, то налетал на стену молчаливого равнодушия.

Оставаться наедине с собой оказалось не так просто, как могло показаться поначалу. Постепенно стены начали давить, а невозможность выбраться наружу и пройтись селила странное чувство. Вацлав не мог описать это. Само осознание собственного положения угнетало, а девушку он постепенно считал поехавшей на голову.

О побеге можно было не задумываться. Побег, как считал узник, должен совершаться ради конечного результата, а не ради самого процесса. Раньше он много слышал о людях, которые сбегали из мест заключения просто потому что. Им некуда было бежать и деваться, однако, они все равно делали это. Флён так поступать не намеревался. Он совершенно не знал строения корабля — хотя в свое время сохранял разные планировки на мемо-ячейку — и стоило бы ему совершить побег, как его бы вскоре поймали. И неизвестно что сделала бы с ним местный капитан в порыве злости. На Дарготе тоже некуда было податься. Вацлав читал об этой планете разве что новостные сводки, да слухи, сулившие потерявшемуся там ничего хорошего. А без денег и документов на верхних уровнях его бы даже не стали слушать.

Время скрашивали книги. Вместе с едой ему принесли парочку таких, настолько старых, что Вацлав всё боялся как бы они не рассыпались в руках. Языка большей части из них он не понимал. Те же, которые разобрать удалось, захватили своим сюжетом. В одной из них рассказывалось о подводных путешествиях, об отважных людях и событиях, что стряслись с ними. Флён был готов поклясться, что если бы не литература, то он бы умер со скуки.

Хотелось бы растягивать процесс чтения, но совладать с собой оказалось непросто. В конце концов, как раздумывал пленник, его заключение продлится недолго. Оставалось около двух дней. Максимум неделя. До Даргота без остановок можно было добраться за половину недели, плюс-минус некоторое время в зависимости от корабля. Этот же, скорее всего, идет безопасным, своим путем, стараясь не попадаться на глаза патрулям и конвоям, и Вацлав рассчитал, что им потребуется чуть меньше месяца. Сколько прошло времени? — это оставалось хорошим вопросом. Узник пребывал в незнании и старался опираться на свои биологические часы.

Затем же, когда Вацлав дремал, в каюту вошли. Начальники всегда приходили тогда, когда он спал, вероятно, делали так нарочно. В дверном проеме вновь стоял человек, который однажды его привел к Вацлаве. Алан Питлби, как он представился позже, был немногословен. Всегда проводником оказывался этот человек, позволяя узнику следовать за ним без наручников. Питлби либо понимал положение Флёна, либо выполнял поручение — как бы то ни было, никогда не выпускал мужчину из виду.

— Куда мы направляемся? — рыжий молодой человек решил поинтересоваться, когда молчание начало давить.

— Мы на Дарготе. Идем в наши апартаменты, — Питлби изогнул бровь, взглянув на Вацлава. — Это будет нелегкий путь. Начнется он с того, что ты раб, готовый к продаже.

Стоило ему закончить, как на запястьях Флёна щелкнули кандалы. Цепь тянулась от руки до руки и до шеи. Ноги остались свободны, но Флён сразу догадался, что он отмечен маячком. Выхода теперь не оставалось.

Шлюзовые ворота раскрылись, представляя недлинный коридор, а в конце виднелась камера постпроверки. Мужчину подтолкнули в спину, каждый шаг давался ему с трудом. Внутри поселился даже не холод, а смятение, и стойкое желание провалиться сквозь землю горело в голове. Ранее, когда Вацлав слышал эту фразу, то даже не представлял, что будет чувствовать нечто подобное. Ватные ноги отказывались слушаться, и некогда капитан едва сдерживал себя. Еще немного и он начал бы молить о пощаде, или же кричать другую несуразицу, лишь бы его уберегли от такой участи.

В голове стали появляться различные картины его рабства. Настолько отчетливые, что повисли перед глазами.

— Это неправильно, — не выдержал Вацлав. Слова вырвались сами собой. Он обязан был что-то сказать, иначе бы его разорвало изнутри. Флён ненавидел себя, что просто не мог упасть в обморок. Пропустить все это. И все же приходилось проходить через разворачивающиеся ужасы. — Капитан же хотела…

— Да брось, — хлопнул его по плечу сопровождающий. — Думаешь, капитан бы сказала тебе все прямо? Не переживай. Еще не все так плохо. Может быть, попадешь к хорошему хозяину, и дальнейшая жизнь будет не так плоха.