– Тут уж ты выбирай: либо реактор, либо бабы. И потом, кто с водочкой дружен, тому х… не нужен, сам, небось, знаешь.

– Да как сказать… У меня вон пять сынов да две девки, обе сами уж бабки. Правду сказать, в те поры и не пили, как ноноче.

– А что так? Председатель не велел?

– Он и сейчас не велит. Да как-то вот не было… Всё лето работали… да и зимой работали.

– А теперь что, работы не стало?

– Теперь вас вот возют, эвона армия, да толку-то. Сидели б уж на своих реакторах…

– Кто ж тогда отгулы даст? Мы вот тут две недели пьём – четыре выходных, за каждый выходной – два отгула. Итого восемь, а праздник попадёт – все десять, десять отгулов – считай, что отпуск. И своих тридцать рабочих дней.

– Как же там ваши реакторы?

– Главное, дядя Серёжа – капусту посадить, бураки в кучу собрать, а реакторы, они железные, их не полоть, не дёргать – что с ними будет? Не сгниют, не убегут

– Как же чернобыльский убёг?

– Ну… раз в год палка стреляет.

– Это верно.

Но второе удивление было куда как круче.

– Тебе налить, дед?

– Коль не жалко.

– Сколько?

– Сколь не жалко.

– Не упадёшь?

– Ты нам поровну налей, поглядим.

Стало интересно. Выпили по кружке чемергеса, потом вдогон ещё по полкружки. Когда к вечеру Гена очнулся, дед сидел на том же месте, пил с ребятами и всё так же по-стариковски балаболил.

– Ты, дед, никак изнутри лужёный?

– Не, – отшучивался старый, – у меня против вашего два горла: одно в брюхо идёт, а другое прямо в серёдце, – и постучал, чисто Аркадий, ребром ладони по грудине, – если в брюхо пущу – пьянею, если в серёдце – вино сразу в радость переходит.

И не понять было – шутит, нет? Но ведь не пьяный – весёлый!

– Разве так можно? – оказывалось, хоть он и Виночерпий, а чего-то самого главного про это вино, что он черпает, и не знает. – Как?

– Огонь же … можно дом сжечь, а можно суп сварить, решай сам… пока ты ему хозяин. Вместо головы у вас палец, вот вы же одним животом и живёте…

– Мы не животом, мы всё-таки головой, – амнистировал Винч голову.

– Э-э… – отмахнулся Дед, – головой жить нельзя, в ей самой толку нет, ей только пальцу вашему команду и давать – пять, четыре… нажимай… она вроде пастуха, с самого-то пастуха ни мяса, ни молока, ни шерстинки. Живут либо животом, либо серёдцем. У живота помол грубый, только для нежити, она-то вас, своих кормильцев, и корчит, а у серёдца помол тонкий, господень пух, какой хошь пирожок выпечь можно, а для нежити он что вода в решете – ей не взять.

– Научишь… через серёдце? – уже уважительно спросил Виночерпий.

– А что не научить, наливай.

Он выпивал, глаза начинали лучиться, какое-то сосредоточенное блаженство появлялось в глубине их…

Винч недоумевал: тут же простая понятная химия, как физиология может обмануть химию? Как это – сразу в радость, без дури? А грамм-градус на килограмм веса? Куда градус пропадает?

– Дак ты опять головой про живот думаешь, а в серёдце все не так… химия-фимия – это всё для нежити.

– Уж если твоё серёдце такое чудесное, то ему и водки не надо, с воды можно забалдеть.

– Можно, – просто ответил Сергей Иванович, – правильному серёдцу ни на что запрета нет. И с воды можно, и без воды можно… но это уже серёдцу труд, а мы не трудники.

– А водку сразу в радость – без труда?

– Куда как проще. Серёдце не обманешь. Живот можно и обмануть, а серёдце нельзя.

– Погоди, погоди… – заработала мысль у Виночерпия, – животу, значит, тоже можно воду подсунуть?

– Конечно. Только мимо вашей головы пронеси.

– Как это?

– Да так… Живот глупой, если голова не скажет, сам ничего не поймёт.

– А как мимо головы?

– А вот так… – Выпивал, и ещё другое говорил, совсем непонятное, видно уже под хмельком. – Из воды вино сделать не хитро, этому научишься, а вот придётся тебе один раз вино в живую воду обратить, тут бы не сплоховать!..

Услышал это после и забыл, а вот урок из воды в вино не только разговором остался.

Однажды взяла аркадьевская жена Люба Виночерпия за лацкан.

– Не наливайте вы Валерке, нельзя ему!

«Ладно, ладно! Конечно, конечно! Не будем, не буду!..».

А как не наливать? Сказать: «Извини, брат Аркадий, не велела тебе жена наливать!». Или того хуже: «Ты же больной, убери-ка стакан!». Тем более, что был опыт, по-товарищески… Аркадий посидел немного вместе со всеми и ушёл. Напился в одиночку втрое против команды, и на следующее утро – припадок…Тут и вспомнил виночерпий про живот и голову. А вдруг? И в одну из пьянок, после третьей, налил Аркадию воды, благо она со спиртом всегда на столе рядом, уперся взглядом Аркадию в лоб, как показал дед, да ещё влез мысленно внутрь фляжки с водой и, как живу душу, заклинал её: «вино, вино, вино…». Не прокатит – отшутится. Аркадий пил и морщился, потом крякнул, запил той же водой, и к концу мероприятия был отнюдь не трезвее остальных, даже наоборот (крепка вода!), хотя больше ни градуса в его утробу не попало. Винч был в восторге, правда, отягощённом размышлениями: «Да, сработало, но… Но Аркадий-то был реально пьян, домой-то его волокли, и Люба причитала точно так же, как если бы Аркадий упился совсем не водой. Кайф – хорошо, но… печень? Печень принимает воду, как воду… или?.. А мозговые клетки так же миллионами умирают… или?..». Он чувствовал себя, как Архимед в предбаннике, как Ньютон в калитке яблоневого сада… да что там Архимед! – как Христос в Канне галилейской, наверняка тот именно такую штуку проделал на свадьбе! Но открытие откладывалось, потому что, попробовав на другой день, уперевшись взглядом в собственный лоб в зеркале над раковиной, похмелиться из-под крана, чтоб не пахло на работе, разочаровался. Выпил сначала водки и снова из-под крана – опять не прокатило. «Конечно, я-то знаю, что это вода, Аркадий же не знал, гости галилейские не знали! Не должен человек знать, что его обманывают, он верить должен, сначала нужно заставить человека верить, а потом уже обманывай его сколько влезет! И самого человека, и его печень, и его мозговые клетки».

Хотя несомненный плюс для времён постоянного безеднежья и тупой борьбы с пьянством был налицо, в серию это ноу-хау запускать не решался, достаточно ведь одного прокола и сомнение, известный пожиратель веры, магию уничтожит. Кто-то как будто подсказывал ему – когда можно плацебнуть, когда никак нельзя.

Экспериментировал. В частности, он обнаружил, захмелеть от воды можно, только если из этого стакана перед этим пили спиртное. Сначала он думал, что эффект обеспечивает оставшийся запах, но он наблюдался и тогда, когда уже пятый раз из стакана пьют только воду – какой уж запах! «Гомеопатия, – восхищался Винч, – достаточно одной молекулы!» Однако, и на следующий день продраенные с песочком после чая кружки, в которых уже точно не было ни одной цедваашпятьоашинки – работали! Дальше: работал и вчерашний мятый пластик в отличие от точно такого же нового. Дело было не в молекуле, дураки эти гомеопаты, просто стаканы «помнили» и, неживые, стеклянные, алюминиевые, железные и пластиковые умели передавать налитой в них жидкости, а через неё и пьющему, весь букет некогда бывшего в них напитка. «Помнили» – ещё как-то укладывалось в голове, но «передавали»!.. Восхищала его непонятная, невидимая связь между всеми «участниками соревнований» – нутром, стеклом, водой, вином, существующими не просто совершенно в разных физических (не говоря уже психических, энергетических) состояниях, но и в разные времена! Чудит природа…

Ни с кем никогда не делился своим опытом. Тот же подсказчик внушал ему: бестайность сразу будет означать бессилие. Ни-кому! И хотя еще недавно немыслимое чудо упаивать водой открылось (не с той ли поры у Винча и появилось искусство сохранения заначки?), более, как ему казалось, простое дело – пускать настоящее спиртное через серёдце, чтобы сразу и только в радость, оставалось для него недоступным – серёдца не хватало