Солнце коснулось реки!

Ещё минутку, полминутки – и… может быть Капитан сам так поверил в создаваемый образ, но (готов был потом поклясться!) увидел – увидел! – на этом колесе… спицы – восемь вихревых потоков вырывались из солнечного центра и устремлялись к раскалённому ободу, у обода, солнечного края, резко изгибаясь влево. Стало так очевидно, что солнце не садилось, а именно катилось, вращалось с неимоверной скоростью, и вихри, днём сливавшиеся в сплошной раскалённый диск, начинали вдруг особенный предзакатный танец и обнаруживали себя. Ему даже захотелось крикнуть: «И всё-таки оно вертится!»

Корабля не было…

«Чёртов Орёл!» – воскликнул Капитан в сердцах, имея ввиду умершего Орликова, и тут же, осознав оплошность, безнадёжно махнул рукой: конечно же, небо услышало, приняло на свой счёт – какой теперь корабль!?

Постарался взять себя в руки, чтобы успокоиться, представил, как тысячу, или даже пять, десять тысяч лет назад на месте этой косы, словно в зрительном зале огромного природного театра собирались майскими вечерами жившие здесь люди и, с пониманием своего родства солнечному Богу, участвовали в этой великолепной мистерии заката. Они стояли, сначала воздев руки к проявившемуся коловрату, а затем сложив их перед собой ковшиком, готовые черпнуть волшебной смеси воды и света в тот самый миг, когда рдяный шар, раздвоившись и растроившись, начнёт магическое купание перед очередной своей смертью. Потом, с хвалебной молитвой надежды плескали из ковшиков волшебство себе на чело, опускали исполнившие ритуал руки вдоль тела, и, бездумные, как дети, грустя и радуясь одновременно, дожидались последнего луча, чтобы забрать его с собой в короткий майский сон, чтобы уже через несколько часов за этот к сердцу привязанный лучик вытянуть своё светило обратно уже из-за дальнего бора. Как же правы были древние, считавшие Солнце живым богом! Какие плоские нужно иметь мозги, какую неразвитую душу, чтобы считать этого бога простым раскаленным газовым шаром, право, легче труп признать за истинную сущность Человека…

Настолько ясно он видел эту картину, что не смог удержаться – на полусолнце, в самый миг начала пляски оглянулся на косу, чуть назад и право… все шестеро его друзей стояли лицом к закату, чем-то похожие на истуканов с острова Пасхи… Тоже все удивлённо-виноватые. И – уже не готовые к таинству. Проклятый Орликов расколол пространство в самом важном месте в самое главное время.

Отвернулся, даже со спины весь его вид словно кричал: «Как же это?.. Стой! погоди!» – то ли солнцу, уходящему в тот мир, то событиям в мире этом.

Солнце не услышало, зашло. Утонуло. Умерло…Другого чуда не последовало.

«Профукали, прозевали, пропили!.. Что теперь?» – Капитан смотрел на кровяной горизонт, словно испрашивал совета. Но и совета не было. Была жуткая явь, и – хочешь не хочешь, нужно было в неё окунаться – ведь теперь, после такого орловского кульбита, их отсюда эвакуируют и – всё… Со скандалом, разборами, выясненьями… Прислушался к небу – не хохочет ли над ним с верхотуры Невидимый Демон? Тихо…

Оттягивал минуту возвращенья.

– У меня чувство, что я когда-то здесь жил, – попытался связать разорванное пространство Поручик.

– Все мы тут где-то жили… в одном селе, может в Калуге, а может в Рязани… – отозвался – или процитировал? – Семён.

– … а может в Орле, – добавил кто-то.

Минута минула.

– Надо везти его в милицию, – с ровным холодом в голосе сказал Капитан.

– Самим – в милицию? С таким амбрэ? – Поручику идея не нравилась.

– Кого ты сейчас в какой милиции найдёшь? Ночь на носу, гроза вон идёт, – поддержал его Аркадий, – да и не об этом надо думать. – Все посмотрели на него, – чтобы очистить себя после убийства, нужно четырнадцать источников, по-честности, мне бабушка…

– Пошёл ты… к своей бабушке! Везти! И чем быстрее, тем лучше, – у Капитана была своя логика, только бы убрать то, что стало препятствием чуду, с берега, – закоченеет, в машину его не всунешь. – Он так верил, чувствовал, что встреченный всеми вместе, всемером, мистический закат откроет некий вход (или выход) в некую новую реальность, так коряво показавшуюся в недавнем двухчасовом сне, возможность главного поступка, отклика мира на его зов, в чудо верил – от себя уже не таился – в чудо явления фантастического, спасающего родину «Орла»… и тут эта одноимённая гнусь!

– Давай его сейчас согнём по сиденью, а утром отвезём.

– А на работу утром ты, Аркаша, не хочешь?

– Знаешь, Шура, мне ба … – осёкся, но продолжил, – раньше, когда в деревне был покойник, с капустой дело никогда не имели. Если кто решался её, к примеру, квасить – всегда горькая получалась, если сажали – сохла. По-честности! А с засухой потом бороться можно только одним способом: выкопать из могилы труп алкоголика и утопить его в реке, тогда дождь пойдёт.

– А если его сразу утопить, алкоголика?

Переглянулись.

– Повезём! – Прекратил Капитан двусмысленный спор.

– Ну, так заводи свой запорожец.

– На переднем?

– Нет, в багажник засунем… Шучу, давай быстрей – гроза.

Тучи – как быстро! – нависли над левым, правым от косы, берегом, как цепные небесные псы, метались и рычали, но дальше какой-то невидимой глазу преграды не двигались, отчего – ну, точно, что псы на привязи! – с каждой минутой бесновались всё злее и страшней. На мгновенье показалось, что это вовсе не тучи и не псы, а огромная чёрная птица с огненной грудью исступлённо бьётся в эту преграду и не никак не может прорваться к беззащитным жертвам.

Орликова вынесли из палатки сначала волоком, за ноги, потом, Семён и Африка, на руках. В «запоре» откинули передние сиденья, Капитан со стороны руля принимал, Поручик помогал проталкивать изнутри. Орликов не пролезал.

– Боком, боком давай!

– Головой разверните! – резонно посоветовал Капитан.

– Кто ж покойников головой? – возмутился Африка.

– Подумаешь, тонкости, не на кладбище везём, – Семёну крутиться с покойником было в лом, – и зачем ты только его из гаража вытаскивал!

– Да валите всё на меня! Не-не-не… нельзя головой. Поворачивай!

– Тьфу, ты, господи…

– Жень, а почему нельзя вперёд головой?

Африка придал голосу таинственно-торжественную значимость.

– Принято так в христианстве.

– Понятно, что принято, а почему? – не унимался подначивать Семён.

– По кочану, – он не знал, почему, но знал, что в церкви с этим строго, – в христианстве с этим строго.

– Всё бы тебе христианство… при чём тут христианство? Ни при чём тут христианство, даже наоборот.

– Что значит – наоборот?

– Ну, не наоборот, а вопреки. Давай на спор, что ни один поп тебе этого объяснит…

– Дьякон Владимир бы объяснил.

– И наш бы дьякон не стал.

– Думаешь, попы такие дураки?

– А вот тут как раз наоборот: думаю, что умные, потому и не объяснят. – Даже в такой неподходящий момент Семён не отказал себе в удовольствии подёргать неофита, – за тысячи лет до твоего христианства люди верили, а то и знали точно: когда покойника несут головой назад, он заметает свой след волосами и дух его обратной дороги к живым уже не найдёт, а будет там, где ему и положено. Попам этого признать нельзя, потому что это чистой воды язычество, а оно им – кость в горле, не проглотить, не выплюнуть.

– Да ты наговоришь… начитался всякой ерунды, – обидно огрызнулся Африка, – целый народ у тебя теперь неправ, все православные…

Наконец кое-как запихнули, только правая нога торчала теперь из водительской двери.

– Подсогни её, Васильич, в коленке, в коленке, – ласково просил Аркадий покойника, которого, в отличие от живого Орликова, можно было и любить.

– Не хочет, закоченел уже.

– А как же левая влезла? Она что у него, короче?

– Померяй… давай голову поднимем.

Подтянули в обратную сторону, подогнули голову Орлу, как спящему петуху, почти под крыло. Семён сел на переднее сиденье, потом передумал, вылез.