Эрик перевёл взгляд на экран.

— «Гуаньдао» — обойти с тыла, по-тихому! «Шуангоу», «Цзянь» — тесните их к морю! Берите всех оставшихся летунов!

Десять минут назад Эрик Ли видел сон о том, как летит над красными песками Марса. Семь минут назад, натянув первые попавшиеся штаны и футболку, запрыгивал в конвертоплан, ожидающий на крыше небоскрёба. А теперь сидел возле экрана, и отблески света создавали странные узоры на биосплаве механических рук.

Расклад был неплохой. Противники пытались было отойти к главному входу в кампус, но отряд «Гуаньдао» перехватил их. «Цзянь» и «Шуангоу» наступали под прикрытием беспилотников. Враги отстреливались, но не могли ни прорваться к цели, ни сбежать. Только спутник всё ещё был ослеплён, и это нервировало Ли. Когда имплант начал воспроизводить голос связиста, Эрик на мгновение ощутил надежду.

— Сработали хеморецепторы в лаборатории «C», шеф! Чужаки, оружие, взрывчатка!

— Что показывают камеры?

— Ничего такого! Наверное, кто-то зациклил передачу!

Это означало две вещи. Во-первых, нападающим помогал кто-то изнутри. А во-вторых, «пальма» окупила себя на все сто. Вряд ли захватчики поняли, что простое растение в горшке будет частью системы безопасности. На том и погорели.

— Кто-нибудь из сотрудников есть в лаборатории?

— Да, шеф. Профессор Цзинь.

Металлические кулаки Ли сжались. Его куколка была там, рядом с неизвестными ублюдками. А ведь должна была быть с ним! Но опять осталась допоздна, хотя даже последний сотрудник ушёл спать. Эрик решил, когда всё закончится, поговорить с Чжай о её привычках.

Между тем конвертоплан уже садился на кампус «Ян Ван». Индикатор заряда имплантов проецировал на линзу отметку «97 %» — так что Эрик отсоединил от разъёма в крестце силовой кабель и выскочил из салона, по пути отдавая команды:

— «Цзянь» — отходите к точке, которую я отметил! Занимайте позиции и сидите тихо! Противник захватил ценного заложника! Женщина, лет тридцать пять. Она должна выжить, понятно? И пусть кто-то лабораторию разминирует сразу, как сможет!

Ли тянуло к Чжай, но идти туда было нельзя: никак не сдержишь ярость. Эрик уже бывал на другой стороне таких боев и знал, что нападающие позаботятся об отступлении, потому отправился к арсеналу — помешать любым путём. И вскоре уже мчался обратно: засада оказалась успешной — двое из пяти врагов погибли сразу. Чжай была жива, хотя командир «Цзянь» упомянул, что слышал женский крик. Эрик, сжав зубы, пообещал себе, что виновник пожалеет о содеянном. Пара безопасников уже спустилась в лабораторию — связи с ними не было, и оставалось лишь положиться на профессионализм бойцов.

Ли взобрался на крышу трёхэтажного корпуса, откуда хорошо просматривался пролив По Чон Ван. И в тот же миг из-за облаков вылетел бледно-зелёный конвертоплан, приступивший к обстрелу наземных позиций. Эрик выжидал, вскинув ракетницу на плечо. В установке было четыре заряда, хотя хватило бы и одного, метко выпущенного. Импланты в глазах уже рассчитывали траекторию, и палец плавно прижался к спуску. Доверяться автоматике Ли не хотел: в машине могла работать глушилка.

Конвертоплан поливал огнём землю, а Ли продолжал ждать момента. Если промахнуться, пушки переключатся на крышу, и такой обстрел не выдержит даже самое совершенное тело… Наконец, зелёная машина зависла в одном месте и сбросила десантные тросы. Эрик выдохнул, надавил на спусковой крючок — и через секунду ночь на несколько мгновений осветилась взрывом. Ли бросил оружие, спрыгнул вниз и убрался с засвеченной позиции.

По радиосвязи уже докладывали, что налёт врагов провалился. «Гуаньдао» и «Шуангоу» сообщили, что немногие выжившие запрыгивают в корабль на воздушной подушке и спешат убраться подальше. «Цзянь» — что последние двое сдались. Только вот про Чжай не было ни слова…

Эрик нашёл её лежащей рядом с трупом врага. Копошившийся над ней медик тут же отскочил и пролепетал что-то о смертельном ранении. Но Ли, ничего не ответив, развернулся и пошёл к пленникам, обездвиженным под последней целой сосной. Их экзоскелеты валялись рядом, как сброшенные крабьи панцири. Один показался как будто местным, а второй — явным гвайло. Он начал фразу «Я думаю, сейчас начнётся допрос, тогда…» — но не закончил её: кулак Эрика врезался в лицо врага, раскрошив кости. Другой парень попытался было отползти, но только разозлил Ли: тот набросился с рыком, ударил, ударил снова… Каждый удар немного облегчал злость. Но их потребовалось столько, что тело пленника перестало дёргаться, кричать и молить. Когда Эрик закончил, осталось лишь красно-серое месиво.

«Уберите здесь всё. Доклад о потерях — мне на терминал. Официальная версия — авария на газопроводе, — отвернувшись, процедил Ли. — Приступайте».

Пора было возвращаться в кабинет. Туда, где тихо и холодно, где вид на небоскрёбы Абердина скрывают толстые ставни, где мрак рассеивает лишь россыпь разноцветных индикаторов на оборудовании. Когда пришёл отчёт, Эрику было уже наплевать на исход операции. Он заряжал своё тело, а на экране перед ним сменялись фотографии.

Вот он со своей куколкой ночью у скалы Влюблённых. На заднем плане — серый камень в лунном свете и созвездия ароматических палочек на нём. Она, свесив ноги, сидит на вытянутой металлической руке Ли. На лице — загадочная полуулыбка… Вот полёт на конвертоплане. Боковая дверь открыта: обнявшись, они висят над стеклянной громадой купола Рипалс Бэй с синим треугольником «Вайскрафт» сверху. Одной рукой Эрик держится за поручень, второй — прижимает к себе Чжай, широко раскрывшую глаза… А вот они прогуливаются по аллее, укрытой среди платанов — фотограф шёл за ними следом. Каждый идёт по своей стороне, но чувствуется, что они вместе…

Ли не раз говорил, что никогда не отпустит Чжай. И ненавидел невыполненные обещания. Выходит, теперь таким стало на одно больше. Он погрузился в срочные дела, чтобы забыться, и только когда рассвет пробился сквозь щели в ставнях, ушли мрачные мысли. Пора было собираться с духом: директор уже скоро потребует доклад. Вдохнув сквозь сжатые зубы, Эрик отправился смывать с рук то, что раньше было человеческой плотью и кровью, переодеваться и приходить в себя.

Это заняло полчаса, и ровно в семь утра он постучался в единственную на весь комплекс деревянную дверь. Кажется, ей было лет пятьсот, а материал застал времена Чингисхана. На фоне морёного дуба с узорной резьбой чёрная биополимерная рука смотрелась даже странно. Она осязала заметно точнее, чем когда-то данная ему от природы. Ли провёл пальцами по узорам драконов и фениксов — и ощутил каждую трещинку под гладким лаком. А другой рукой провёл по запястью, задержавшись над тиснёным иероглифом «ван». Наконец, голос изнутри дал разрешение войти.

Кабинет директора Хо больше походил на музей. На тяжёлом дубовом столе стояла бронзовая модель солнечной системы, а рядом с ней — покрытый патиной поднос с керамическим чайничком, кувшинчиком и тремя чашками. Деревянный шкаф был заполнен бумажными книгами в твёрдом переплёте — от Конфуция и Платона до классики двадцать первого века. Картина на белой стене изображала трёхмачтовый парусник посреди шторма. А в воздухе пахло жжёным сандалом. Директор же был одет в синий костюм — традиционные халат и брюки. Он не поспешил к Эрику, а остался созерцать ухоженный парк из окна. К счастью, там не пострадало ни травинки.

Ли знал, что Эдварду Хо семьдесят, хотя выглядел тот не старше шестидесяти — тай-чи и омолаживание делали своё дело. Он носил седые усы, доходившие до уголков тонких губ, а голову брил наголо — не признавал ни пересадку волос, ни генную терапию. Но сегодня к портрету добавились мешки под красными глазами.

Так что Эрик, оглядев Эдварда и его кабинет, в очередной раз подумал, что Хо и впрямь верит в пропагандистскую чушь для фай-чай — «гонконгскую гордость», «возвращение к корням». С Мартином Хо, его братом и предшественником, было понятнее: тот жил в одной из вилл Рипалс Бэй, носил костюмы тех же марок, что и гонконгский Консорциум, играл в гольф по выходным… Но сейчас тело Мартина лежало в одном из склепов на мысе Хак Кок Тау, и повлиять на решения «Ян Ван» он уже не мог.