Когда за нами сомкнулись стеклянные двери мы обернулись. Рядом с Русланом стоял Артур, и они оба смотрели нам вслед. И вдруг Алина остановилась, передала мне поводок Тайлера и быстро зашагала обратно. Мое сердце невольно сжалось, когда я увидел озарившееся радостью лицо Артура. Стоило Алине приблизиться, как он тут же нагнулся и заключил ее в объятия, оторвав от земли. Ещё несколько минут назад я упивался своей победой над старшим братом, а теперь он что-то быстро шептал на ухо моей девушке, держа в своих руках и даже не глядя в мою сторону. Я буквально чувствовал, как мышцы сковывал гнев, но мне на плечо легла рука Томаса.

— Стой на месте. Не провоцируй. Он ее не обидит.

— Что их связывает? — Процедил сквозь зубы я, будто надеялся, что телохранитель знает ответ. Я поймал на себе взгляд Артура через стеклянные двери. Он так смотрел на меня, что я похолодел, сообразив, что ему ничего не мешало бросить Алину в свою машину и умчаться в город прежде, чем я успею это предотвратить. Я видел, как он этого хотел. И как же трудно ему было расцепить свои руки вокруг талии моей девочки, но он это сделал. Алина возвращалась. Я изо всех сил пытался избавиться от раздражения, но это удалось лишь когда она встала на цыпочки и решительно притянула к себе мое лицо. Приблизив свои губы почти вплотную к моим, она прошептала, пристально глядя мне в глаза:

— Я люблю тебя, Адриан, но я должна была попрощаться.

— Что он сказал тебе?

— Ничего особенного, попросил беречь себя.

О, если бы я знал! Если бы я выслушал тогда Руслана, если бы вложил хоть какой-то смысл в предупреждение Артура, беда бы нас миновала.

Но я не сделал этого.

И все случилось. Из-за меня?

Агата

Апрельское сожжение пасхальных костров на Эльбе старая традиция, охватывающая практически все побережье реки. В Бланкенезе, как нам всегда казалось, это пламенное прощание с зимой разворачивалось с наибольшим масштабом. Костры на нашем побережье достигали 7 метров, слагаясь из старых рождественских елок, а гуляния продолжались до самого утра. Ночь, когда негласным правилом отменялись все диеты и разногласия между соседями. Все побережье встречало весну. Дожидаясь, когда пламя охватит установленное на верхушке каждого костра чучело, можно было объедаться немецкими сосисками, сардельками и рыбой, запивать пивом или домашним вином.

Мы с Адрианом каждый март томились в ожидании этого празднества. Нам всегда казалось, что вместе с треском, снопами искр, рассыпающимися на фоне черного неба и страстными языками пламени, охватывающими костер с нашей высохшей елкой, сгорали все наши беды, обиды и неудачи. Что они, когда от костров останется лишь серый пепел, развеются над Эльбой и превратятся в ничто. Этого никогда не происходило, а мы никогда не теряли надежду.

Прошло 5 лет, а я все с тем же нетерпением ждала того самого апрельского вечера, чтобы закутаться в специально купленное пончо и пойти танцевать под звездным небом, в котором роятся огненные светлячки, и воображать себя, как в детстве, одним из повелителей мух.

Но теперь все поменялось. Стало строже. В места большого скопления людей мне полагалось ходить с обоими телохранителями, которые должны были досконально следить за тем, что я кладу себе в рот и кто приближается ко мне. Если Саша с его отличным чувством юмора и толикой лояльности меня совершенно устраивал и как охранник, и как парень Моники, то чертов рыжий Френсис полностью оправдывал свое женское имя и был дотошен, как пенсионерка на рынке. Вообразив себя Фрэнком Фармером, он буквально дышал мне в затылок, обнюхивал каждую сосиску, которую я хотела съесть, заглядывал в каждый пивной стакан и был надоедливее мухи, которая жужжит не переставая и все никак не дает себя прихлопнуть.

Себастиан еле сдерживался от смеха, когда Френсис чуть не сбил меня с ног, приняв хлопок шишки в одном из костров за выстрел.

Он был тощий и нескладный, ниже Себа на полголовы. А на фоне Саши вообще смахивал на объект охраны, а не на телохранителя. Я не могла понять, на кой черт он вообще выбрал эту профессию, учился бы себе на биолога или зоолога. Ковырялся бы в травинках или лягушках, пользы бы больше было.

Моника отхлебнула еще пива и потянула меня к дальнему костру, где пламя уже почти настигло чучело. Я подхватила с деревянной стойки под навесом новый стакан и поспешила за ней в надежде, что хотя бы раз выпью из него без предварительной встряски и полного молекулярного анализа Френсиса. Но тот, худощавая зараза, был начеку, и выхватил из моих рук стакан до того неловко, что часть содержимого выплеснулась прямо на новое пончо.

— Твою мать, — прорычала я, отряхивая залитую пивом одежду, — ты что, меня сам угробить решил? Почему твои руки никакую жидкость удержать не могут, чтобы не расплескать?!

— Я просто делаю свою работу, — Френсис невинно развел руками.

— Если тебя так волнуют эти пластиковые стаканы, Ненси, сбегай к фургончику Дрю и купи им закупоренные бутылки, — вступился за меня Саша, отнимая у того стакан, чтобы передать мне.

— Нет, лучше я сам буду приносить Агате выпить, — упрямо заявил Френсис, не желая отпускать меня от себя даже на 3 метра. Что на него нашло? Ведь в обычные дни он вел себя совершенно адекватно.

— Тем лучше, поработаешь официантом. Может быть, эта профессия подойдет тебе лучше! — Огрызнулась я.

— Да ладно тебе, Агата, расслабься, — Себастиан успокаивающе потрепал меня по плечу. Жар костра, у которого мы стояли, вынудил его расстегнуть куртку, и я отметила про себя, что желтая рубашка, выглядывавшая из под нее, делала парня похожим на солнышко. В его глазах отражался огонь, делая их похожими на плавящийся янтарь.

Как красиво… я невольно залюбовалась ими. Только собираясь на этот праздник, я здорово переживала, что совесть меня просто изгложет, если я буду смеяться и веселиться с Себастианом, как в былые времена, пока мы учились в школе, а Теон с Артуром сажали нас к себе на плечи, чтобы мы раньше всех могли увидеть, как чучело охватывает пламя.

Но мне было так спокойно, так… умиротворенно. Огонь распространялся вокруг, и его алые, оранжевые, бордовые и терракотовые ленты поглощали все на своем пути к вершине. Это зрелище всегда будоражило, возбуждало, вот и теперь люди вокруг нас радостно кричали и обнимались, будто немецкая сборная по футболу снова взяла кубок мира. Но я чувствовала, что костер оказывал на меня противоположный всеобщему ликованию эффект. Он так расслаблял, словно я утопала в горячей ванне с пеной, его теплые волны так ласкали мое лицо, будто это были губы Томаса. Ванна… А мы ни разу не принимали ее вместе.

Сознание отчаянно путалось, я перестала понимать, где находилась. Земля ускользала из под ног, голова страшно закружилась, и начало казаться, что костров вокруг стало в сотню раз больше. Сначала у меня отнялись руки, и стакан с пивом полетел в пустоту, потом в ногах появилась такая слабость, что мне пришлось прислониться спиной к Себастиану, чтобы не упасть. Он спросил о чем-то, но его голос донесся до меня, как со дна глухого колодца, и я не могла различить ни слова. Ночь озаряли уличные фонари и, разумеется, костры, но мне вдруг стало катастрофически не хватать освещения. Будто сквозь кромешный сумрак я различила рядом с собой взволнованное лицо Саши.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что-то не так… — пролепетала я, но не услышала свой голос.

Мое сознание насильно погружалось в сон. И это не пиво на меня так действовало. В одном из осушенных мной пластиковых стаканчиков затесался сильнодействующее снотворное.

— Увези меня отсюда! — Взмолилась я, из последних сил хватаясь за рукав Сашиного пальто.

Больше я ничего не могла понять. Время то растягивалось до часов, то сужалось до секунд. Я плыла по воздуху, кто-то уносил меня от костров.