Если опытному тренеру, взявшемуся сформировать сборную или клубную команду заново, обычно хватает трёх месяцев, чтобы наладить дружную игру нападения, то добиться в такой же срок и подлинного коллективизма в игре защиты, насколько мне известно, не удавалось ещё никому.
Одна из аксиом футбола состоит, между прочим, в том, что чем выше класс игры вратаря, а также каждого из защитников и полузащитников, тем больше времени уходит на достижение прочных автоматических связей между всеми участниками обороны, ибо асы футбола — люди творческие, а следовательно, всегда импровизаторы. Но в действиях защиты сумма индивидуальных импровизаций, как известно, отнюдь не гарантирует ещё слаженности общего манёвра, которая вырабатывается многократным педантичным повторением специальных упражнений».
Именно поэтому Аркадьев без особых колебаний определил линию обороны и полузащиту на основе игроков ЦДСА, которые притёрлись друг к другу за много лет совместных выступлений. К сожалению тренера, из неё выпал Чистохвалов, поэтому на место правого защитника он был вынужден поставить всегда игравшего в центре обороны Крыжевского.
Ворота защищал Леонид Иванов, оборонительная линия также была неизменна: Константин Крыжевский, Анатолий Башашкин и Юрий Нырков. Стабильно выглядела и полузащита: Александр Петров и Игорь Нетто.
Постоянные перестановки происходили только в нападении. Лишь место правого крайнего было закреплено за Василием Трофимовым. На остальных позициях пробовались самые разные сочетания.
Аксель Вартанян в своей «Летописи» отмечал: «Беззубая игра линии нападения требовала немедленного усиления. Испробовано уже более полутора десятков форвардов. Вспомнили вдруг о Боброве и немедля мобилизовали его в сборную непосредственно перед международным циклом... На повторную игру с поляками ввели Боброва в основной состав и вскоре наделили капитанскими полномочиями».
Анатолий Салуцкий видел эту ситуацию так: «Аркадьев относился к предстоящим Олимпийским играм как к главному делу своей жизни: он считал, что настал его звёздный час. Конечно, как человек трезво мыслящий, Борис Андреевич не был абсолютно уверен в победе. Но он рассматривал предстоящую первую для советских спортсменов Олимпиаду как своего рода поприще для максимального творческого самовыражения. Многие месяцы Аркадьев жил в состоянии огромного подъёма, нервного напряжения, его обуревали надежды и замыслы...
Создав костяк команды в основном из армейцев и динамовцев, разделявших принципы его тактического мышления, Борис Андреевич всё же не был удовлетворён. Он чувствовал, что в этой команде чего-то не хватает. Да и объективно сборная не блистала...
Тем не менее ни один игрок, приглашённый Борисом Андреевичем в сборную, не вызывал у него сомнений. А вот все вместе они, как считал сам тренер, не являлись тем совершенным футбольным ансамблем, о создании которого он мечтал. Порой в его памяти мимолётно всплывал образ Всеволода Боброва — не как реальная фигура, не как игрок, способный претендовать на место в сборной, а как символ, как тот хранитель священного огня победы, которого, по мнению Аркадьева, недоставало олимпийской сборной...
Но как раз в это время Аркадьев увидел в одной из игр Всеволода Боброва — и словно прозрел! Бобров был, если позволительно так сказать, его “первой любовью”, и былые чувства вновь нахлынули на тренера. Да иначе и быть не могло. В конце концов, оба они были глубоко порядочными людьми, в 1949 году они разошлись достойно, по-доброму, не составляя перечня взаимных обид и не устраивая дележа спортивной славы. Поэтому в 1952 году мгновенно были забыты прошлые размолвки, Аркадьев немедленно и с радостью включил Боброва в состав олимпийской команды».
Всеволод Бобров за свою спортивную карьеру перенёс четыре операции по поводу менисков коленных суставов: в 1947, 1950, 1952 и 1953 годах.
В колене человека имеются два мениска — наружный и внутренний. Эти хрящевые образования исполняют роль своеобразных амортизаторов, уменьшают трение в коленном суставе. При травме мениск разрывается и перестаёт выполнять своё основное предназначение, становясь для организма практически чужеродным телом. Однако каждое удаление мениска делает сустав менее подвижным, и при значительных нагрузках, что неизбежно у спортсменов, вызывает болевые ощущения. Весьма важные функции выполняют также крестообразные и боковые связки, которых по две в каждом коленном суставе.
Досконально знавший медицинские проблемы Боброва Олег Белаковский свидетельствовал, что у Боброва были вырезаны три мениска. В своей книге он рассказывал, что при травме в 1946 году в Киеве у Боброва был разорван мениск и одновременно повреждена передняя крестообразная связка.
Это в современных условиях удаление мениска превратилось в рутинную операцию, и случаи, когда она существенным образом сказывается на успешности карьеры футболиста, стали достаточно редки. Справляется современная медицина и с разрывами крестообразных связок. Известно, что срок восстановления после такой операции составляет шесть—восемь месяцев. И хотя разрывы крестообразных связок даже при удачно сделанных операциях в некоторых случаях имеют последствия (потеря скоростных качеств), футболисты продолжают выступления. Скажем, португалец Данни, игравший за «Зенит» из Санкт-Петербурга, перенёс три операции по поводу разрыва передней крестообразной связки на одном и том же колене (!), но продолжал оставаться полезным для своей команды.
Однако во времена, о которых мы рассказываем, спортивная медицина делала только первые шаги.
Олег Белаковский объяснял: «В спортивной медицине нет ещё ни ЦИТО, ни академика Н. Н. Приорова, ни профессора 3. С. Мироновой. По той простой причине, что нет ещё самой спортивной медицины. Ещё нет понятия “травма спортивная”, она ещё не отделена от травмы производственной и бытовой.
Я не уверен, что именно в силу этих обстоятельств, в силу того, что специфике спортивной травмы лишь предстоит проложить водораздел между методами лечения спортивных и всех прочих повреждений, югославский профессор Гроспич сделал не совсем удачную операцию Боброву, удалив ему внутренний мениск на левом коленном суставе. Операция не привела к полному выздоровлению больного. Кроме того, в этом же левом суставе был повреждён и наружный мениск.
Тяжёлое впечатление производил и правый коленный сустав, где был травмирован внутренний мениск.
И вот с такими ногами Бобров продолжал играть...
Но ноги есть ноги. Тем более ноги футболиста. Состояние Боброва к 1950 году становится настолько тяжёлым, что пришлось отвезти его в только что созданное в Центральном институте травматологии и ортопедии (ЦИТО) отделение спортивной травмы, возглавляемое молодым, энергичным и уже достаточно известным хирургом заслуженным мастером спорта Зоей Сергеевной Мироновой.
Консилиум у Мироновой подтвердил самые худшие предположения. Но оптимистка по природе, человек, обладающий “спортивной косточкой”, она сразу же поняла, с кем имеет дело.
— Меня не столько смущают ваши колени, — с присущей ей прямотой заявила Зоя Сергеевна, — хотя в общем-то они, прямо скажем, никуда не годятся, сколько смущает меня ваша, Всеволод Михайлович, одержимость. И тут, батенька мой, терпение и время необходимы. На ноги мы вас поставим. Но при условии: терпение, время, режим...
И Бобров терпел. Терпел во время операции, терпел во время бесконечных процедур. И постепенно состояние его стало улучшаться.
А страна готовилась тогда к своей первой Олимпиаде. Нам предстояло взять в Финляндии свой первый олимпийский старт...
Готовилась к играм и сборная команда СССР по футболу.
Тяжёлые травмы, преследовавшие Боброва всё это время, в буквальном смысле делали его “безногим футболистом”. Повреждён, как мы помним, левый коленный сустав. Ни к чёрту не годится правый. Играет на мастерстве, на воле, что называется, “на зубах”, играет на чём угодно и чем угодно, но только не ногами. Потому что по всем медицинским и спортивным канонам играть с такими ногами просто невозможно. К тому же Боброву не восемнадцать и не двадцать, а почти тридцать — возраст для футбола почтенный.
