Как ни странно, это событие оказалось в тени широко обсуждаемого перехода Сергея Сальникова из «Спартака» в московское «Динамо». Если в том случае возникла перепалка, выплеснувшаяся на страницы газет, то, как выразился в своей «Летописи» Аксель Вартанян, «никаких следов смена рода войск сухопутного офицера ни в закулисной переписке, ни в СМИ не оставила... Два года уговаривал его Василий Сталин, и на третий уломал».

Александр Нилин отразил это событие так: «Армейцы расстались с Бобровым с меньшим сожалением, чем можно было ожидать. Бобров перешёл в ВВС по существу на положение, какое занимал постаревший Федотов в послевоенном ЦДКА. Армейцам же образца 1950 года нужен был, конечно, другой Бобров, то есть такой, каким он был до травмы 1946 года.

Бобров давал атаке армейцев необычайно много, в какой бы форме он ни находился. Но влюблённость Аркадьева, которую он и не скрывал, в талант Боброва мешала отчасти тренеру в осуществлении тех тактических решений, где требовалось подавление воли главного игрока ради выполнения отрепетированных на тренировках манёвров».

Стоит, однако, согласиться и с выводом Анатолия Салуцкого: «Трудно сказать, какие мысли одолевали в то время Боброва. Но что касается Аркадьева, то он был абсолютно убеждён, что Всеволод, как говорится, уже “сошёл”, — сколь это ни грустно, сколь ни печально, но травмы больше не дадут ему играть по-настоящему, вынудят Боброва в расцвете лет расстаться с футболом».

Лев Филатов вспоминал: «Борис Аркадьев, произносивший у нас в редакции один из своих чудесных, неторопливых монологов, вдруг сказал: «“Если было бы уместно спортсмена назвать гением, то я предложил бы Боброва...”

Он был влюблён в этого форварда. В его прорывах, обводке и ударах угадывал человеческую одарённость — молодецкую удаль, широту натуры и закрывал глаза на его прегрешения, считая их шалостями от избытка сил».

Аркадьев не идеализировал игру Боброва. Замечал в ней и недостатки, но прежде всего видел достоинства. В книге «Тактика футбольной игры» он писал: «Наиболее целесообразно применять обводку в зоне непосредственной близости ворот противника, где защищающиеся в стремлении не дать нападающим ударить по воротам атакуют их особенно стремительно.

Этой-то необходимостью защитника спешить в игре у своих ворот может хорошо воспользоваться нападающий и обвести его, чтобы получить возможность забить гол. Много мячей Всеволода Боброва было забито именно так.

Однако тот же Бобров, увлекаясь иногда обводкой на середине поля, нередко срывает подготовку к атаке, замедляя темп розыгрыша мяча или теряя его».

Обратимся к черновикам книги Бориса Аркадьева, которые представил Анатолий Салуцкий: «Из всех футболистов, попадавших под моё тренерское руководство, наибольшим мастерством обводки бесспорно владел Всеволод Бобров... При этом его метод и средства обводки были исключительно оригинальны... Если обычно в обводке приводят к успеху так называемые финты, то есть обманные действия, построенные на инсценировке действительных, то обводка Боброва строилась по своему психологическому “механизму” на совершенно других принципах.

Например, если Всеволод делает какой-то финт, его дальнейшие действия строятся соответственно реакции противника на этот финт, и если финт не вызывал предполагавшейся реакции, то финт становился подлинным действием. Такой психологический механизм его обводки делает её очень гибкой, оперативной, творческой и освобождает её от предрешённой безотносительности к поведению противника и жёсткой программы действий.

К обводке Боброва нельзя было приспособиться... финт превращался в подлинное действие, а подлинное действие становилось финтом. В этой непрерывной и молниеносной смене тактических замыслов и творилась Бобровым его игра, будь то хоккей или футбол... Убедительность его обманных действий была обусловлена совершенно особым, свойственным почти ему одному, внутренним содержанием его движений.

Дело в том, что, начиная обводку противника каким-то действием с мячом, он не предрешал заранее исхода дальнейшего единоборства, а действовал, не теряя инициативы, соответственно реакции противника... Всеволод, как правило, не предрешал способов и приёмов преодоления противника, а действовал соответственно его поведению. Любая игровая ситуация, в которой оказывался Бобров с мячом или шайбой на клюшке, или с футбольным мячом в ногах, мгновенно оценивалась им прежде всего с точки зрения возможности забить гол... Он сразу же почувствовал, что пространство и время — его родная стихия, так возникло то “сольное” мастерство игры Всеволода Боброва, в котором, пожалуй, ему не было равных.

Метод обводки противников у Всеволода Боброва во многом и по существу отличался от такового у других мастеров этого игрового действия. Дело в том, что Всеволод применял тот или иной приём не безотносительно к противнику, а творил и импровизировал обводку в ходе её исполнения... Он выходил на поле игры в мяч или в шайбу с поднятым забралом, и противники знали, что Всеволод Бобров будет обязательно применять индивидуальный обыгрыш защитников, то есть будет обводить их с целью непосредственного взятия ворот. Противники отлично знали это, и его обводка не была для них неожиданностью...

Естественно, возникает вопрос: в чём секрет, а вернее причина столь высокой эффективности его дриблинга, почему нельзя было не поверить его финтам, почему на его обманные приёмы попадались самые матёрые и опытные мастера? Прежде чем ответить на этот вопрос, напомню, что обводка противника ему одинаково удавалась во всех играх, в которые он играл и техническое умение в которых не имело между собой ничего общего...

Он обладал всеми двигательными качествами, необходимыми в таких больших и столь разных командных играх, как футбол, хоккей с мячом и хоккей с шайбой. Однако его основным и главным игровым качеством была быстрота во всех возможных её проявлениях: быстрота тактического мышления, быстрота технического исполнения и, наконец, быстрота передвижения по полю игры».

Совершенно прав был Анатолий Салуцкий: «Отношения между Аркадьевым и Бобровым были несколько необычными для тренера и футболиста. Они основывались на глубочайшем уважении, причём тренер, необычайно ценя Всеволода, как игрока и как личность, признавал за Бобровым право последнего слова, никогда на него не давил, полностью доверяя интуиции и спортивному гению своего подопечного. А Бобров, со своей стороны, необычайно ценил советы Аркадьева...»

И многие годы спустя Борис Андреевич Аркадьев восхищённо говорил: «Хороший человечек был Всеволод... Своим характером. Если бы великолепные игроки возникали на таком человеческом материале, как Бобров, это было бы прекрасно! Обычно чемпионский характер — плохой характер... Я любил Боброва больше других. Но в моём общении с остальными игроками это не проявлялось».

Один из ведущих футбольных журналистов Олег Кучеренко, работавший главным редактором еженедельника «Футбол» в 1990-е годы, ссылался на разговор с Борисом Аркадьевым: «Я услышал от него такую истину: “Федотов был талантливейший футболист, а Бобров — гениальный”. На мой вопрос, в чём тут разница, Борис Андреевич пояснил: “Федотов мог освоить любой увиденный им технический приём после ряда тренировок. Боброву же стоило один раз внимательно посмотреть на исполнение любого приёма, как он тут же повторял его”».

После завершения футбольного сезона 1949 года Всеволод Бобров перешёл из ЦДКА в команду, представлявшую Московский округ Военно-воздушных сил. О том, что возглавлял ВВС сын «вождя народов» Иосифа Сталина Василий, известно каждому, хоть мало-мальски интересующемуся историей отечественного спорта. О дружеских отношениях звезды футбола и отпрыска всесильного хозяина страны созданы кинофильмы, опубликованы многочисленные статьи.

Общеизвестно, что эпатажный генерал старался любой ценой привлечь в свои команды лучших спортсменов страны. Под флаг ВВС в конце 1940-х — начале 1950-х годов перешли представители многих видов спорта. Чемпионских званий добились команды ВВС по хоккею, баскетболу, волейболу, водному поло, однако в футболе «потолком» для лётчиков стало лишь четвёртое место в 1950 году. А именно достижения футбольной команды в любом спортивном обществе во все времена определяли его престиж, на неё должны были равняться остальные.