До этого — в полуфинале городского Кубка — хоккеисты ЦДКА в упорнейшем противостоянии одержали верх над «Динамо». Для этого потребовалось три матча. Два завершились вничью (с дополнительным временем!) и лишь третий поединок принёс победу армейцам — 2:0. Голы забили Анатолий Тарасов и Всеволод Бобров. Играющий тренер соперников Михаил Якушин прокомментировал впоследствии неудачу своей команды так: «Сказалось, видимо, то, что армейская команда была моложе, к тому же в этих матчах блестяще сыграл Всеволод Бобров».

Похожая картина наблюдалась и в следующем сезоне. На сей раз ЦДКА и «Динамо» встретились в финале Кубка Москвы. Два дня подряд соперники тщетно пытались взять ворота. За 240 минут игрового времени ни одного гола! Естественно, нервы у хоккеистов стали сдавать. Были удалены с поля и дисквалифицированы до конца сезона лидеры команд Михаил Якушин и Всеволод Бобров. В протоколе было указано, что Бобров удалён за удар соперника клюшкой по ногам, а Якушин — за грубую игру. И спустя годы Михаил Иосифович вспоминал тот случай с досадой: «Я отмахнулся клюшкой от буквально приклеившегося ко мне Виноградова. Вины с себя не снимаю, но скажу в оправдание, что армеец постоянно цеплял клюшкой за коньки, хватал руками за куртку, исподтишка толкал руками».

В третьем матче, который команды проводили без лидеров, победу ЦДКА принёс точный удар Анатолия Тарасова — 1:0. Произошло это на 83-й минуте. Голевая засуха продолжалась в обшей сложности 323 минуты! Случай уникальный для хоккея с мячом.

Анатолий Салуцкий писал: «Товарищи по команде сами сразу же выдвинули Боброва на острие атаки, поручив ему дежурить в середине поля, — это создавало сильнейшую угрозу для противника. До Боброва армейцы применяли футбольную тактику, созданную “русачами” из московского “Динамо” — сильнейшей команды того времени в русском хоккее. Эту тактику можно было бы перевести на цифровой язык такой формулой: 1-2-3-5.

Но Всеволоду тесно было играть при пяти форвардах, и было решено Анатолия Тарасова из нападения перевести в полузащиту, трансформировав схему расстановки игроков, которая приобрела такой вид: 1-3-3-4. Иными словами, как и в футболе, появление в линии атаки такого сильнейшего форварда, как Бобров, подтолкнуло тренерскую мысль к поискам в том направлении, которое впоследствии привело к созданию так называемой “бразильской системы”».

Всё верно, но с одной оговоркой. Тренерская мысль отечественных специалистов сработала быстрее, чем бразильских. Об этом читателям предстоит узнать дальше.

Михаил Якушин в книге «Вечная тайна футбола» писал об игре Боброва так: «В ЦДКА сразу заметной фигурой стал Всеволод Бобров, который был яркой индивидуальностью и в хоккее с мячом. Он хорошо бегал на коньках, много маневрировал, владел своеобразной обводкой. Клюшку Бобров держал в левой руке, что было для соперников непривычным, и он умело пользовался этим».

Если Якушин был мастером не только футбола, но и хоккея с мячом, одним из лучших игроков за всю историю этой игры, то Никита Симонян — центрфорвард московского «Спартака» и сборной СССР — был знаменит только в футболе.

В книге «Футбол — только ли игра?» он поделился своими впечатлениями болельщика: «В январе 1946 года, приехав в Москву, я впервые лицезрел знаменитость в деле. Как известно, раньше почти все футболисты играли зимой в хоккей. Хоккея с шайбой у нас ещё не было — играли в хоккей с мячом. И, увидев Боброва на ледяном поле (а не заметить, не выделить его было просто нельзя, даже если б трибуны безмолвствовали и не кричали все вокруг: “Сева! Сева!”), был потрясён: соперники никак не могли к нему приспособиться — он одинаково владел и правой и левой рукой. Только подстроится соперник справа, а Бобров уже перевёл мяч на другую сторону».

Но не все отклики были столь восторженными. Литератор Александр Нилин при подготовке книги о блистательном динамовце Василии Трофимове — футболисте и хоккеисте — сделал собственные выводы: «В русском хоккее он выделялся великолепным владением клюшкой, остроумием мгновенных решений (прыгал, например, на коньках, перепрыгивал через клюшки озадаченных защитников). Но игроком особо широкого плана в русском хоккее Бобров, однако, не был. Выдающийся левый крайний, но и только левый крайний. Трофимов же играл по всему полю...»

Весьма показательна и ещё одна сентенция Нилина: «В составе ЦДКА появился и Анатолий Тарасов. С точки зрения Трофимова, всегда придирчиво относящегося к скоростным качествам игрока, Тарасов был тихоходом. Но в понимании игры ему, как легко догадаться, зная о дальнейшей его судьбе, отказать было трудно».

«В ту пору начали играть и в хоккей с шайбой, — вспоминал Никита Симонян. — В Москву приехала чехословацкая команда ЛТЦ. И снова всех поразил Бобров. Он так управлялся с новой для него хоккейной клюшкой и шайбой, словно этому предшествовало несколько лет подготовки».

К встречам с ЛТЦ мы вскоре обратимся, но прежде расскажем о других событиях, не менее важных...

Как мы уже говорили, в описании приезда Всеволода Боброва в Москву в августе 1944-го у авторов книг имелись отдельные нестыковки. В изложении самого Боброва фигурировал некий тренер ЦДКА, который отправил его в команду авиаучилища. В ту пору ещё не было дублирующих составов (их стали формировать в 1945 году, а разыгрывать своё первенство они начали в 1946-м), поэтому официального помощника — второго тренера — у Бориса Андреевича Аркадьева не имелось. Кто был тот загадочный тренер, нам уже не узнать. Да и важно ли это?

Точно известно, что это был не Аркадьев. Борис Андреевич впервые увидел Боброва в игре в том самом матче армейских «русачей», о которой рассказывалось ранее.

Анатолию Салуцкому довелось держать в руках письменное подтверждение самого Аркадьева: «Борис Андреевич сообщает об этом в отрывках своих неизданных записок. Написанные от руки, крупным круглым почерком, на листах в клеточку, вырванных из тетради большого формата, эти беглые заметки позволяют пролить истинный свет на историю футбольного дебюта Всеволода Боброва.

Борис Андреевич пишет: “Я пришёл на первую тренировку хоккейной команды посмотреть на новичка, и то, что я увидел, поразило меня. Прежде всего я увидел, что новичок, попав в общество чемпионов страны, не чувствовал себя экзаменующимся и держался уверенно и спокойно и в раздевалке и на льду. Я сразу всё понял: это был настоящий, волей божьей талант и мастер индивидуальной игры. ‘Проходимость’ Боброва при помощи скоростной обводки сквозь оборону противника была буквально потрясающей... А после разыгранного Приза открытия хоккейного сезона все заговорили о появлении новой хоккейной ‘звезды’ небывалой величины”».

Аркадьев, к великому сожалению, не оставил мемуаров. Называл он себя «тугопис», как отмечал один из лучших футбольных обозревателей Лев Филатов, которому на посту главного редактора еженедельника «Футбол-хоккей» многократно доводилось редактировать статьи Аркадьева. Выступая по различным аспектам футбола, Борис Андреевич заинтересованно вступал в полемику с другими специалистами. А вот на книгу воспоминаний так и не сподобился...

Хотя попытки предпринимал. По всей вероятности, Салуцкому случилось держать в руках страницы не доведённой до конца рукописи, о которой в разговоре с Аркадьевым упоминает в книге «Московский футбол» Константин Есенин:

«— Пишете книгу?

— Да, вместе с братом Виталием пишем книгу о двух “Ф”.

Аркадьев улыбается, увидев недоумение на лице собеседника.

— “футбол — фехтование”, — говорит он. — Название это ещё условно...»

Если Борис Андреевич стал заслуженным тренером СССР по футболу, то его брат-близнец Виталий Андреевич — по фехтованию. Да и «футбольному» Аркадьеву этот вид спорта был не чужд, равно как «фехтовальному» — футбол.

Салуцкий продолжал: «Павел Михайлович Коротков, играющий тренер команды тех лет, а также многие другие люди, которые в годы войны были непосредственно связаны с Всеволодом Бобровым, так объясняют его появление в составе армейских футболистов.