В акте расследования говорилось, что командира корабля подвела неудовлетворительная организация руководства полётами. Рядом с Кольцовом, куда садился самолёт, находился другой аэродром — Арамиль. Из-за халатности наземных служб приводные радиостанции на обоих аэродромах работали на одних и тех же частотах. Штурман попал на волну Арамиля, поэтому лётчики, получая команды с одного аэродрома, пытались приземлиться на другом. Потеряв пространственную ориентировку, самолёт за пределами аэропорта с высоты тридцати метров рухнул на землю...

Погибли все 19 человек, находившиеся на борту: шесть членов экипажа, 11 игроков, врач Зиновий Альперин и массажист Алексей Галкин.

Считали погибшим и Гольдина, поскольку на борту самолёта было найдено его служебное удостоверение...

В своих публикациях о гибели команды ВВС Владимир Пахомов сообщал, что Василий Сталин, который в экстренном порядке собрал новый состав и отправил его на следующий день поездом в Челябинск, скрыл от игроков случившееся. Якобы он сказал, что самолёт произвёл вынужденную посадку в Свердловске, в результате чего большинство хоккеистов не могут играть.

Эта информация неверна. Представьте, как бы отреагировали игроки, узнав истинную причину столь неожиданных перемен. Командующий действительно взял грех на душу, но не в этом случае.

Виктор Шувалов рассказывал: «У меня на Хорошевке была комната в коммуналке. Вечер. Вдруг приезжает бледный Миша Степанян, адъютант Василия Иосифовича: “Собирайся, “Хозяин” вызывает!” Двинули в штаб Военно-воздушных сил на Ленинградском проспекте. В приёмной уже Сашка Виноградов, ещё несколько хоккеистов. Спрашиваю: что случилось? “Да что-то с ребятами...” Минут через десять Степанян дверь открывает: “Заходите!”

И слышим: “Несчастье — команда в Свердловске при посадке разбилась, все погибли. Вам нужно собираться, ехать поездом в Челябинск и играть матч...”

Эта игра состоялась в день, предусмотренный календарём, и никто из зрителей не догадался, что с “Дзержинцем” встречались не те соперники. Из прежнего состава в живых остались Бобров, Виноградов и я. Всего нас было восемь человек, в том числе даже футболисты. Помню, в тройке со мной играли Бобров и футболист Анисимов».

В данном случае память Шувалова подвела. Анисимов не привлекался в команду. Это могли быть Анатолий Архипов либо Александр Афонькин.

Николай Пучков вспоминал: «За мной приехали ночью. Сказали, что вызывает командующий, посадили в машину. Собрали нас человек шесть — молодых и тех, кто поопытнее, но не проходил в основной состав. Вошли в кабинет Василия Иосифовича, и он объявил нам о том, что произошло. При этом рыдал. Потом успокоился и сказал, что всем нам надо выезжать в Челябинск играть — Всеволод Михайлович уже ждёт. И мы успели на матч к назначенному времени!

Хорошо помню счёт своего первого матча: выиграли у “Дзержинца” 6:3. Партнёры хвалили. Видимо, просто хотели подбодрить, дебют всё же. На самом же деле игру тогда сделал Бобров.

Следующий наш матч, который должны были провести в Свердловске, отменили. Все поехали на похороны погибших ребят...»

В действительности матч в Челябинске был сыгран на сутки позже, чем было запланировано. А встреча ВВС со свердловчанами не состоялась, была перенесена на март.

Поначалу решили хоронить погибших втихую из-за боязни огласки, но вмешался командующий Уральским военным округом Георгий Константинович Жуков. «Маршал Победы» распорядился, чтобы похороны прошли прилюдно, с воинскими почестями, в присутствии родных и близких. Венков оказалось столько, что они не поместились в траурном зале, коим стал деревянный поселковый клуб в Кольцове.

Николай Пучков рассказывал: «В Свердловске пришли в ангар, где они лежали. Были все, родители, жёны. Приехали из Москвы Анатолий Тарасов, Владимир Никаноров, Михаил Орехов — цеэсковцы... Земля, всё перемешано, тела просеяны металлом. Блеснул новенький погон майорский — Бориса Бочарникова, звание ему только-только присвоили...»

Хоккеистам ЦДКА на следующий после похорон день предстоял матч с местным «Динамо». Ничто не должно было нарушить ритма жизни Советской страны...

«Про гибель ВВС ни одна газета не написала, — вспоминал Виктор Шувалов. — Но “сарафанное радио” разлетелось моментально. Челябинск знал, что команда погибла, и против меня никаких провокаций не было. И после тоже. А из Челябинска мы поехали в Свердловск. Повели нас в ангар, где лежали трупы и вещи с разбитого самолёта. Вот это было страшно...

Около аэродрома целый посёлок — для обслуги. Сельский клуб. На сцене выставили 19 гробов, обтянутых красной материей. Думаю, в них землю подсыпали, чтоб хоть что-то весили. Подходили открытые “студебеккеры”, солдаты выносили гробы. На краю кладбища вырыли большую могилу на 6 человек экипажа и 13 членов нашей команды.

Потом возле аэродрома Кольцово установили гранитный обелиск, выбили все фамилии. Когда бывал с ВВС и ЦДСА в Свердловске — всегда заказывали автобус до кладбища. Цветы клали...»

Народу годами внушали, что советская авиация лучшая в мире, а наши пилоты летают выше, дальше и быстрее всех остальных. Ни непосредственно после авиакатастрофы, ни в дальнейшем на протяжении 19 (!) лет в печати не появлялось сообщений о ней. Как отмечал Владимир Пахомов, ему с невероятным трудом удалось пробить такую публикацию в еженедельнике «Футбол-хоккей» лишь в январе 1969 года.

Анатолий Сеглин вспоминал: «Василий Иосифович чтил память погибших, оказывал помощь их родственникам. Это был бесподобный человек, который очень любил спорт, поднимал не только игровые виды, но и плавание, лыжи... Он бросил всё и принялся создавать хоккейную команду заново, что ему удалось блестяще».

Эту команду ВВС пополнили игроки, уже известные болельщикам по предыдущему сезону: Борис Тропин, Андрей Чаплинский, Анатолий Архипов, Александр Афонькин, Александр Стриганов. Добавились и молодые: Николай Пучков и Виктор Тихонов — будущие заслуженные тренеры СССР.

Однако даже в отчётах о матчах упоминались только Бобров, Виноградов и Шувалов. Авторы остальных заброшенных шайб не персонифицировались, их именовали просто — лётчики... Легализовались, кроме названных, ещё две привычные болельщикам фамилии — Жибуртович и Моисеев, хотя это были младший брат Юрия Жибуртовича Павел и однофамилец Александра Моисеева Анатолий. Фигурировал также в последующих воспоминаниях однофамилец Василия Володина Юрий (проявивший себя как футболист), но в статистических данных мы его не обнаружили.

Услышав поначалу в объявлении диктора стадиона «Динамо» знакомые фамилии, даже рьяные поклонники лётчиков пришли в смятение, решив, что слухи о гибели команды не соответствуют действительности. «Дьявольской задумкой» назвал этот ход Василия Сталина Владимир Пахомов.

Очевидцы отмечали, что именно в сезоне 1950 года Всеволод Бобров играл с особым вдохновением. Став капитаном и играющим тренером команды, в Челябинске он забросил четыре шайбы из шести. Подобного успеха он добивался ещё трижды. А в Ленинграде, где лётчики сокрушили местное «Динамо» со счётом 16:6, Бобров отличился восемь раз.

Львиную долю шайб, заброшенных в январе—марте в тринадцати матчах, забила первая тройка, где поначалу вместе с Бобровым и Шуваловым играл Архипов, а заканчивал чемпионат с ними добившийся перехода Бабич. На счету Боброва было 36 голов, а Шувалова — 27.

Опередив остальных по результативности (это был рекорд по числу голов в одном чемпионате — 131), хоккеисты ВВС не вошли в число призёров. Они отстали на два очка от финишировавшего вторым московского «Динамо» и на одно от «Крыльев Советов», над которыми имели перевес в личных встречах. По два раза «матрасники» (было у жёлто-голубых и такое прозвище) уступили в том турнире чемпиону ЦДКА и московскому «Динамо». Особенно болезненным было поражение от армейцев — 1:9, ставшее самым крупным в истории команды. Именно после него раздосадованные лётчики учинили разгром на берегах Невы.