Как рассказывал автору книги Владимир Савдунин, резервный состав выглядел не слабее основного. Во всяком случае, ни разу на тренировках не проигрывал. А Валерий Бехтенев не без гордости заявлял, что забил «основе» два мяча, что отмечалось в английской прессе.

Если ветерана Сергея Ильина Якушин взял в Англию, понимая, что тот ни разу не выйдет на поле, то на одного из ведущих форвардов Василия Трофимова он рассчитывал, хотя в предпоследнем матче чемпионата как раз с ленинградскими одноклубниками тот получил болезненную травму колена и в полную силу играть не мог.

Якушин надеялся, что Трофимов сумеет восстановиться, но на всякий случай взял 24-летнего правого крайнего ленинградцев Евгения Архангельского. Привлечение Архангельского себя полностью оправдало. В какой-то мере то же можно сказать и о другом ленинградце — полузащитнике Борисе Орешкине, которому пришлось заменить травмированного Леонида Соловьёва.

Устроители турне получили краткие игровые характеристики на игроков «Динамо». Про Всеволода Боброва говорилось: «Один из самых молодых талантливейших мастеров советского футбола. За один сезон 1945 года завоевал огромную популярность. Обладает молниеносным рывком, исключительно хорошо “видит поле”, то есть быстро оценивает положение и в нужный момент всегда оказывается у мяча. Славится своим разнообразным и неотразимым ударом, который сочетается с изящной техникой игры. Подлинный виртуоз хоккея».

С такой характеристикой можно было покорять любые высоты. И Бобров её подтвердил.

Многое оказалось новым и непривычным для Всеволода ещё до выхода на футбольное поле. Чтобы придать лоск внешнему виду футболистов, их «приодели». Всей делегации была выдана одинаковая верхняя одежда — тёмно-синие драповые пальто и велюровые шляпы. Ботинки жёлтого оттенка на толстой подошве и широкие брюки дополнили этот безвкусный наряд. Одежду им не шили по заказу, а на скорую руку подобрали на каком-то промтоварном складе.

Бобров чувствовал себя весьма неуютно в длинном пальто с короткими рукавами, из которых сантиметров на десять выглядывали рукава пиджака. Шляпы с удовольствием носили Константин Бесков, Леонид Соловьёв, Всеволод Радикорский и не придававший особого значения внешнему виду Алексей Хомич, а Якушин, Сергей Соловьёв и Бобров вскоре надели привычные кепки.

Во время перелёта Всеволод познакомился с радиокомментатором Вадимом Синявским. Синявского уже знали, и не только болельщики, по военным репортажам, но широкая известность пришла к нему после поездки с «Динамо» в Великобританию.

В своей книге Бобров вспоминал:

«— Ну как, Сева, — спрашивает он меня, — первый раз в жизни будешь играть на чужой земле?

— Да, — отвечаю, — и первый раз в жизни лечу на самолёте, и первый раз в жизни вижу вас. Вот какой у меня необычный день...»

Зажатые, сторонящиеся общения не только из-за незнания языка, но и в силу заданных установок, динамовцы сразу же получили от английских репортёров не лучшее определение — «молчаливые люди в синих пальто».

Английская пресса старалась представить гостей в невыгодном свете. Бульварная «Санди тайме» писала: «Это попросту начинающие игроки, они рабочие, любители, которые ездят на игру ночью, используя свободное время».

«Дейли мейл» пошла ещё дальше: «Сегодня у советских динамовцев перерыв для водки и икры. Молчаливые советские футболисты будут петь под дикие, надоедливые звуки балалайки и кричать “ура” или другие слова, выражая свой восторг».

Прибытие «Динамо» стало не только заметным спортивным, но и политическим событием. Оно стало одной из тем на переговорах нового премьер-министра Великобритании Клемента Эттли в Вашингтоне с президентом США Гарри Трумэном.

На матч «Динамо» и «Челси» было продано 74 тысячи билетов. Это был рекорд посещаемости английских стадионов, где проводились встречи клубных команд. А с учётом безбилетников, тесным кольцом окруживших поле, зрителей насчитывалось куда больше.

Бобров отмечал: «Часть зрителей прорвалась к футбольному полю и разместилась плотной живой стеной вдоль боковых и лицевых линий. Безбилетники устроились на крышах близлежащих домов, даже на электрических столбах и рекламных щитах, привязав себя к ним ремнями».

Непосредственно возле ворот стояли полицейские и корреспонденты. Такое соседство однажды едва не помешало ходу игры. При счёте 0:2 на 37-й минуте за снос Бескова был назначен пенальти. К одиннадцатиметровой отметке подошёл Леонид Соловьёв. Его сильный удар пришёлся в штангу, а отскочивший мяч угодил в голову стоявшего рядом корреспондента...

А начался матч атаками динамовцев, но их удары были неточны. Упустил выгодный момент и Бобров. По возвращении он рассказывал в «Красном спорте»: «В начале игры я вырвался вперёд и остался один на один с вратарём. На наших стадионах зрители в этот момент замирают и уже после удара выражают свои чувства. Здесь же рёв, свист, крики, шум трещоток, одним словом, всё то, что английские газеты называют “вокальным аккомпанементом”, усилилось до такой степени, что я оказался попросту оглушённым и потерял контроль над собой. Я ударил, но мяч пролетел мимо. Потом Хомич рассказывал мне, что он пережил примерно то же самое...»

Тем не менее Хомич стал одним из героев матча, если не главным. В самом конце первого тайма случился эпизод, во многом определивший дальнейший ход встречи. Вот как его увидел Михаил Якушин: «Томми Лаутон, этот выдающийся центрфорвард, не входя в штрафную, нанёс удар необычайной силы в правый от Хомича верхний угол ворот. В тот момент я только и успел подумать: “Всё, верный гол...” Как Хомич в броске отбил мяч, и сейчас объяснить не могу. Вратарей с такой реакцией я не встречал...

Теперь представьте себе, как должна была реагировать на бросок Хомича публика, если даже я, тренер, стоявший у его ворот, не мог поверить в то, что он парирует удар Лаутона. На трибунах царил какой-то невообразимый восторг. Тут ещё примешалось то, что зрители, уже начавшие симпатизировать нам за хорошую игру, понимали, что если бы счёт стал 3:0, то всё, наверное, было бы кончено. А им так не хотелось этого!.. Мне кажется, что прежде всего за этот бросок Хомич получил в Англии прозвище “Тигр”».

Правда, сам Хомич в книге «Девятнадцать на девять» говорил, что «Тигром» его прозвали в Англии после первой публичной тренировки: «Постараюсь показать, что они не ошиблись. Попробую почувствовать себя в “тигровой шкуре”».

Много позже Алексей Хомич вспоминал: «Прорыв Лаутона на 23-й минуте закончился печально. Я бросился навстречу мелькнувшей бутсе и уловил его удивление: как это кипер решился — ведь тогда носки английских бутс были такие твёрдые, что гвозди можно было заколачивать. Однако я бросился, но Лаутон успел откатить мяч Гудцену — 0:1...

Когда счёт стал 2:2, тот же Лаутон забил мне третий гол, при этом оттолкнув от мяча. Но мы не знали, как английские арбитры толкуют правила: оказывается, разрешалось нападение на вратаря, типа силовых приёмов в хоккее...

Газеты комментировали мою игру с восхищением, а я не мог простить себе второй гол, пропущенный только по моей вине. И тренер был не очень доволен».

Скорее всего, Хомич казнился напрасно. Второй мяч оказался в его воротах после того, как Станкевич, пытаясь разрядить обстановку в штрафной, угодил в ногу Уильямсу, и мяч рикошетом влетел в сетку.

В этом матче Хомич прервал 19 верховых передач (при росте 172 сантиметра!) и 7 передач низом, 12 раз ловил мяч после угловых ударов, 12 раз поймал посланные в ворота мячи, 14 — отбил или поймал в прыжках в падении. В приведённом выше эпизоде он совершил нечто большее — сохранил надежду...

После перерыва динамовцы сразу же бросились в атаку. В середине тайма Карцев после передачи Бескова хлёстким ударом метров с восемнадцати в левый угол ворот сократил разрыв в счёте. 1:2.

В сборнике «Девятнадцать на девять» Василий Карцев высказался так: «Среди всех своих голов самым важным и самым почётным считаю забитый мною на 65-й минуте в ворота “Челси”. Сергей Соловьёв, получив мяч, стремительно прошёл по своему краю и отдал его назад Бескову, вошедшему в штрафную площадь. Бесков, не задерживаясь, передал мяч мне. И вдруг, первый раз за всю игру, я увидел не только мяч, но и ворота. Я ударил. И на мгновение опять перестал видеть ворота. Но зато увидел и услышал грохот и рёв трибун. И я понял — гол!»