Я выпрямилась, собираясь с духом. Кайленд, наконец, поднял на меня взгляд своих покрасневших и умоляющих о чем-то глаз. О чем? О прощении? Я никогда его не прощу.

— Ты оставишь Деннвилл, — сказал он скрипучим голосом. — Уходи отсюда и не оглядывайся.

Я смотрела на него секунду, вдруг почувствовав себя странно пустой и онемевшей.

— Ты самое большое разочарование в моей жизни, — сказала я. — Пока я жива, никогда тебя не прощу.

Кайленд кивнул, как будто это была лучшая идея, которая когда-либо приходила мне в голову.

— Хорошо, — выдохнул он, а потом повернулся ко мне спиной.

Я подошла к его входной двери на ватных ногах. Взяла свой рюкзак, бумажный конверт со стипендией, который оставила на полу, и вышла из дома Кайленда Барретта и из его жизни, оставив позади человека, которому по глупости отдала свое сердце, того, кто не хотел любить или удержать меня, того, кто предал меня самым жестоким способом. Жалкие слова, которыми я умоляла его, эхом отдавались в моей голове, постыдные и унизительные.

Я не вернулась к своему трейлеру, а пошла в лес, не потрудившись убирать ветви деревьев со своего пути, которые ударяли меня по лицу, вызывая небольшие, горящие порезы на щеках. Боль вывела меня из тумана и снова, я вспоминала слова Кайленда: «Шелли беременна». Я остановилась у лозы дикой жимолости, и меня вырвало на землю. Затем я пошла дальше, все время, прижимая эту стипендию к груди, как будто это был мой спасательный круг — она чувствовалась теплой и утешительной против моего тела. Не знаю, как долго я бродила, но даже в моем шоковом состоянии, мое тело знало, где я находилась, и, в конце концов, я вернулась к своему трейлеру. Сидя на ступеньках и глядя на закат, я решила две вещи: во-первых, я собираюсь уехать в Калифорнию как можно быстрее и во-вторых, я никогда снова не буду влюбляться.

Никогда.

Четыре года спустя

Как говорится: нет ничего лучше, чем вернуться домой. Было уже далеко за полдень, когда я впервые за долгое время увидела горы Аппалачи за окном моей машины. Я схватилась за руль. Несмотря на нервозность, беспокойство и несколько неопределенное будущее, по моим венам бежало возбуждение — чувство, что я вернулась туда, где должна была быть. Я опустила окно вниз, когда свернула с шоссе и глубоко вдохнула прохладный, наполненный ароматом сосен горный воздух, который так отличается от теплого, соленого воздуха Сан-Диего, которым я дышала в течение последних четырех лет, пока училась в колледже. Я не приезжала домой на летние или зимние каникулы, предпочитая ходить на занятия круглый год и закончить колледж раньше. Я задержалась в Сан-Диего еще на пару месяцев, чтобы закончить кое-какие дела со своей педагогической практикой, и поэтому мне не пришлось ехать по зимней погоде, чтобы добраться домой.

И вот теперь я была здесь, горы едва оживали с приходом весны. Боже, я так скучала по Кентукки. Меня охватил неожиданный покой, и чуть позже, когда повернула вверх по горной дороге к нашему трейлеру, я слегка улыбнулась.

— Дом, милый дом, — прошептала я.

Все будет хорошо. Я вернулась, потому что у меня была одна идея. У меня была цель.

Въехав на гору, я смотрела на маленькие, обветшалые домики, стоявшие по сторонам дороги. Удивительно, но некоторые из них выглядели лучше, чем я помнила. Несколько человек на горе очистили свои дворы. Ну, это было позитивное зрелище.

Но слишком скоро тревога ударила в полную силу, когда я повернула, зная, что через минуту буду проезжать мимо дома Кайленда. Я нарочно держала взгляд прямо, не смея даже смотреть на маленький синий домик, который, как я знала, был слева. Я повернула на следующем повороте и, глубоко вздохнув, въехала на грязную поляну рядом с нашим трейлером. Выключив двигатель, я несколько минут сидела в машине, просто глядя на единственный дом, который покинула всего несколько лет назад. Но, как же всего за эти несколько лет все смогло измениться!

Я оставила Кентукки сломленная и разбитая, раздавленная так, что думала, уже никогда не поправлюсь. Но если время и не залечило все раны, то, по крайней мере, сделало их терпимыми. И я выжила.

Потянувшись, я вышла из своего маленького автомобиля — красного «Фольксваген Рэббит», который купила за три тысячи долларов. Он был не очень красивым, но это все, что я могла себе позволить. Правда была в том, что мне он нравился. И он был моим. Это была первая вещь, которой я когда-либо владела. Я обслуживала столики в большом сетевом ресторане по вечерам после занятий, наконец-то накопив достаточно денег, чтобы купить собственный транспорт. Он только что помог мне преодолеть две тысячи миль от Калифорнии до Кентукки. Я бы сказала, что он проделал достойную работу. Хороший выбор. Или, скорее всего, мне просто повезло, но это тоже было хорошо.

Я вышла из машины и огляделась вокруг, как будто видела все это в первый раз. Трейлер выглядел примерно так же, каким я его запомнила — маленький и удручающий. Но, тем не менее, я почувствовала себя счастливой.

— Каким бы скромным он не был, дома всегда лучше, — прошептала я.

«Скромный», вероятно, было щедрым словом для нашего трейлера, но это было по-прежнему достаточно безопасное место. И у всех должно быть такое место.

Тем не менее, я планировала вытащить отсюда маму и сестру так быстро, как только смогу — куда-то в местечко побольше, поудобнее, туда, где у всех нас будут свои комнаты.

Сейчас мама лежала в психиатрической больнице в Лексингтоне. Через три года после моего отъезда у нее случился особенно тяжелый приступ, и, к счастью, Сэм вмешался и предложил оплатить ее лечение в действительно замечательном учреждении. Это было облегчение, потому что когда я услышала новости, то планировала вернуться домой. Марло никак не могла справиться с этим сама. На самом деле я была удивлена, что сестра согласилась позволить Сэму заплатить, что красноречиво говорило о том, насколько все было плохо.

«Ох, мама…»

Старая дверная ручка скрипнула, когда я повернула ее и толкнула дверь, знакомый звук заставил меня снова почувствовать себя маленькой девочкой.

— Эй, привет, — крикнула я.

Я услышала громкий, взволнованный крик из спальни. Дверь распахнулась, выскочила Марло и набросилась на меня, обнимая и подпрыгивая вместе со мной, громко смеясь.

— Остановись! Стой! — закричала я. — Я давно не писала. Я намочу штаны.

Марло со смехом опустила меня на землю. Затем улыбнулась и обняла меня, сказав:

— Добро пожаловать домой, сестренка. Выпускница колледжа.

Я улыбнулась в ответ, крепко сжимая ее и сдерживая слезы. Марло терпеть не могла, когда я плакала. Я быстро сходила в туалет, а когда вернулась, сестра улыбнулась и снова взяла меня за руки.

— Дай-ка я посмотрю на тебя. — Её взгляд исследовал меня в течение минуты, и она покачала головой. — Ты всегда была красивой, Тен, но, вау, ты прекрасно выглядишь.

Я смущенно покачала головой.

— Я такая же, — возразила я. — Просто новая одежда и стрижка.

Марло тоже покачала головой.

— Нет, нет, это не только одежда и волосы. Это ты. Ты выглядишь взрослой. Но ты слишком худая. В Калифорнии все сидят на диете?

Я фыркнула.

— Ага. Это немного отличается от голодной диеты, на которой мы всегда сидели. Там они делают это нарочно.

Марло выпустила наполовину смех наполовину стон и приложила руку ко лбу.

— Ну, как ты? — спросила она, садясь на диван. — Странно возвращаться домой?

Я села рядом с ней.

— Да. Вроде того. В смысле, я пока не уверена.

На ее лице появилось озабоченное выражение.

— Ты его видела?

— Кого? — спросила я, как будто не знала, о ком именно она говорит.

Сестра только подняла брови. Я вздохнула.