«Ты разрываешь мою душу. Наполовину агония, наполовину надежда».

О да.

Я прочитал эти строки в книге «Доводы рассудка», и почти повторил их Тенли, когда смотрел в ее нежное лицо, на ее губы, опухшие и красные от моих поцелуев, в ее глаза полные любви. Тогда я остановил себя. Это было бы несправедливо. Я подпустил ее так близко, как никогда никого не подпускал. Но мы с ней не занимались любовью. И я не сказал, что люблю ее, и не позволил Тенли сказать это мне. Я поклялся, что это будет барьером между нами, который позволил бы мне уехать отсюда, по крайней мере, с частью моего сердца, все еще обладая хотя бы одной частью меня, которой не владела она. Это та часть, которая заставила бы меня двигаться дальше.

Я так старался сопротивляться ей, но был слишком слаб и слишком эгоистичен. И теперь мы оба заплатим за это свою цену, когда я уеду.

Может быть, мы сможем быть вместе… когда-нибудь. Когда-нибудь, когда я увижу мир, когда узнаю, каково жить там, за пределами этого города. Должны же где-нибудь быть места, наполненные счастьем и надеждой. Хотя, если быть полностью честным с самим собой, то с Тенли я почувствовал это. Очень долго и очень упорно я отодвигал воспоминания о моих родителях и Сайласе. Они были слишком болезненны, наполненные слишком большим горем. А с плохими воспоминаниями я должен был оттолкнуть и хорошие. Я не мог отделить их друг от друга. Но потом пришла Тенли, и помогла мне сделать это… даже не прилагая усилий.

И теперь на этих холмах впервые за четыре года я почувствовал себя по-другому. Несколько недель назад, когда шел домой из школы, я заметил, как кролик снует под кустом, и неожиданно воспоминания нахлынули на меня, словно удар по голове, от чего мне даже пришлось остановиться. Однажды, когда мне было около десяти лет, а Сайласу было пятнадцать, мы увидели, как раненый маленький кролик прыгал через дорогу. Мы поймали его и принесли домой, оставив в старом сарае за нашим домом. Мы кормили его молоком из пипетки, а потом овощами. Мы назвали его Баги, и как только он стал достаточно сильным, выпустили его из сарая, оставив на обочине дороги, там, где его нашли. Сайлас сказал, что так у него будет больше шансов найти свою семью кроликов. Я заплакал, и брат назвал меня плаксой, но по дороге домой обнимал меня за плечи.

Затем однажды вечером Сайлас и я сидели на улице, пока мама и папа ругались внутри дома. Сайласу только что исполнилось восемнадцать. Он собирался окончить школу, и планировал работать на шахте. Мой отец достаточно зарабатывал, и у нас было все необходимо. Но родители не могли позволить оплатить колледж Сайласа.

— Всего несколько месяцев, Кай, — прошептал он. — Пока у меня не будет достаточно денег, чтобы вытащить нас отсюда, а потом мы уедем, не оглядываясь назад. Куда бы ты хотел поехать?

— В Нью-Йорк, — ответил я, как всегда не раздумывая.

Брат кивнул, как будто впервые услышал это.

— Значит, поедем туда. Мне просто нужно пару месяцев, и мы уедем, братишка. Ты никогда не будешь работать на этих шахтах. Ты будешь делать что-нибудь важное, что-нибудь великое, что действительно имеет значение. И кто знает, может и я тоже.

Я кивнул и вдруг, справа от нас, мы увидели движение, а когда повернули головы, появился кролик. Он сидел прямо на краю нашего двора, наблюдая за нами в течение минуты, а затем похромал прочь. В моем сердце я знал, что это был Баги. И увидеть его было похоже на знак, что все будет хорошо. Жизнь может навредить вам, но вы снова можете встать, если были достаточно сильны, и особенно если у вас был правильный человек, готовый помочь вам. Сайлас положил руку мне на плечо, и мы сидели там до тех пор, пока в доме не стало тихо, и было безопасно вернуться внутрь.

Я должен был не только себе, но и своему брату. Я должен был попытаться прожить жизнь где-нибудь в другом месте. Прожить жизнь, которую у него отняли. Жизнь, о которой он мечтал. И, возможно, если бы Тенли осталась здесь, однажды я бы вернулся за ней. Или, может быть, она останется в теплых воспоминаниях. Может, она встретит какого-нибудь порядочного парня в Эвансли, который будет работать на шахтах, и они заведут детей. И конечно, они будут бороться, и иногда им придется наскребать деньги на арендную плату и покупать детскую одежду в супермаркете, но они будут счастливы и…

Черт нет!

Мне хотелось орать от гнева и разочарования, которые принесли мне эти мысли, заставляя меня чувствовать себя более отчаянным, чем я когда-либо чувствовал в своей несчастной жизни. Тенли Фалин. Красивая, добрая, умная, страстная, нежная Тенли Фалин заслужила жизнь лучше, чем сводить концы с концами и бороться. Она итак всегда это делала.

Я положил голову обратно на свои руки. Это была безвыходная ситуация. Представляя, как она переживает всю жизнь полную страданий, я чувствовал себя ожесточенным. Подобрав шишку на земле рядом с собой, бросил её так сильно, как только смог с холма к деревьям внизу. В отдалении, я услышал, что она с тихим звуком обо что-то ударилась.

Через несколько минут я встал и, засунув руки в карманы, направился домой. Дул теплый ветерок, и земля была усыпана полевыми цветами, которые так любила Тенли. Весна официально вступила в свои права.

Выпускные экзамены были не за горами, и мне пришлось много учиться. Но, честно говоря, я не волновался. Я знал весь материал так хорошо, что мог пересказать его наизусть во сне и был бы шокирован, если бы меня не выбрали победителем на эту стипендию. Моя успеваемость была идеальной. Я убедился в этом, несмотря на то, что жил в постоянном переменчивом состоянии от эйфории до агонии. И даже несмотря на то, что большую часть времени мой ум был сосредоточен на постоянной боли между ног — боли, которая была бы удовлетворена, только если бы я погрузился в тесное тело Тенли.

Я покачал головой и поджал губы.

— Нет, — произнес я вслух. — Просто нет.

«Ты думаешь, что сейчас тебе плохо, Кайленд? Но будет еще хуже, если овладеешь Тенли таким образом, а потом оставишь ее здесь».

Я издал сдавленный звук, когда почувствовал, как из моего желудка поднимается кислота.

Каким-то образом я ведь сопротивлялся до сих пор, и не отступлю сейчас. Я сделал глубокий успокаивающий вдох горного воздуха, когда мой дом появился в поле зрения. Проходя мимо трейлера Тенли, я сопротивлялся тому, чтобы подойти к ее двери и постучать. Я увеличил темп, чтобы мое предательское тело не сделало выбор за меня. Она, наверное, задавалась вопросом, куда я подевался сегодня после школы. Я улизнул через заднюю дверь и выбрал дальний путь домой — путь в одиночестве, чтобы избежать с ней встречи. Тенли ничего не сказала, но я был уверен, что ей, вероятно, было больно. Но мне уже дано было пора начать отталкивать ее от себя. Ей нужно было понять, что происходит, и начать отдаляться от меня, как и мне отдаляться от нее. Таким образом, по крайней мере, это было бы легче, чем сорвать пластырь через пару месяцев.

Пару месяцев и я больше никогда ее не увижу.

Отчаяние пронеслось по моим венам.

Я услышал женский смех, доносящийся из трейлера, и что-то внутри меня радовалось настолько, насколько сжалось от боли и тоски. Тенли.

Наполовину агония, наполовину надежда.

Наполовину боль, наполовину экстаз.

Наполовину горе, наполовину радость.

Наполовину падение, наполовину спасение.

— Почему ты меня избегаешь?

Кайленд резко вскинул голову, с удивлением на лице.

— Тенли, Боже, ты напугала меня.

Мне сразу вспомнились те первые несколько раз, когда он сделал то же самое со мной, и мое сердце сжалось. Мне казалось, что я теряю его, а он еще даже не уехал. В последнее время мы оба были заняты, я работала, по крайней мере, три раза в неделю, что было хорошо, но спустя несколько недель стало ясно, что мы редко видимся, и это было целенаправленно с его стороны.