— Ты сильный человек. А я вот уже не могу без Погружений. Сон для меня не очень притягателен, воспоминания пока не интересуют меня, а вот Игра — совсем другое дело. Все эти разнообразные миры и вселенные! Разве может быть что-то увлекательнее этого?

— Может. Реальная жизнь. Без обмана. Она довольно монотонна и, возможно, неинтересна, но зато она правдива и естественна. И мне этого вполне достаточно.

— Но она может быть и жестокой. Как этот ковчег. Даже мой отец, который всю свою жизнь противился виртуальным мирам, в конце концов сдался и погрузился в Сон.

— Люди меняются со временем… Кстати, ты обещал, что покажешь мне один из твоих персональных миров. Возьмёшь меня с собой? Твоё предложение ещё в силе?

— А ты пойдёшь со мной? Это же против твоих принципов?

— Плевать на принципы! После этой экспедиции мы уже никогда не будем прежними… — неожиданно жёстко произнесла Линда.

— С этим не поспоришь.

— Кай, можно к тебе? Что-то мне холодно без куртки и ботинок…

— Конечно.

Я снял свою куртку и накинул на её босые ноги, когда она придвинулась и, повернувшись, прижалась ко мне спиной, а затем крепко обнял девушку, пытаясь согреть в своих объятиях. Больше мы не разговаривали. Она тихо лежала в моих руках, а я вдыхал аромат её волос, слушал её дыхание, и мне хотелось, чтобы этот момент длился вечно. Я закрыл глаза и уже не обращал внимания на окружающую обстановку, наслаждаясь близостью тёплого, мягкого тела Линды и её волнующим запахом.

Не знаю, сколько времени мы так пролежали, я периодически засыпал, потом вновь просыпался и старался не шевелиться, чтобы не потревожить девушку. В один из моментов пробуждения я понял, что праздник ангелов наконец-то закончился — за стенами барака больше не было слышно пьяных воплей и хохота. Тишину нарушали только громкий храп узников, да несвязное бормотание одной из рабынь, расположившейся на ночлег неподалёку от нас. Я вновь провалился в сон, на этот раз надолго, и проснулся уже утром от криков стражников, приволокших котёл с похлёбкой. Мы с Линдой не успели даже привести себя в порядок — надо было срочно становиться в очередь за едой, чтобы не остаться голодными.

Покончив с завтраком, если таким словом можно назвать то, чем нас накормили ангелы, мы по очереди сходили в туалетную камеру барака и помылись. Остальные арестанты не особо следили за своей гигиеной, но для нас двоих такое положение вещей было неприемлемым. После этого, чтобы хоть как-то занять себя, мы вновь попытались побеседовать с обитателями барака, но они на все наши вопросы отвечали скупо и неохотно, а некоторые из них порой вели себя даже враждебно. Несмотря на это, было заметно, что они уже понемногу привыкли к нам и, хотя и с большим трудом, но всё же шли на контакт. Те малые сведения, какие нам удалось вытянуть из них, говорили о том, что причины, по которым они оказались в заточении, были различными: кого-то захватили в плен при очередном набеге ангелов на приграничные территории, другие провинились и попали сюда в наказание, но были также и такие, кто просто по состоянию здоровья уже не могли выполнять свои обязанности, и их отправили в барак как ненужный, бесполезный теперь рабочий материал.

Примерно в середине дня входная дверь распахнулась, и вошёл Теорис с двумя охранниками. Он оглядел барак, расплылся в довольной улыбке, заметив меня с Линдой, и провозгласил:

— Вы, безумные отщепенцы, ваше время пришло. Мой ментор Изориус ожидает вас в своём доме!

Это известие придало нам новых сил. Окрылённые надеждой на скороевызволение из плена, мы тотчас же поспешили к ожидающим нас ангелам и лекарю. Стражники в очередной раз связали мне руки и повели нас прочь из барака.

Теорис, не оборачиваясь и не останавливаясь, торопливым шагом шёл впереди, словно хотел как можно быстрее доставить нас к своему начальнику. Ангелы время от времени подталкивали нас в спины, стараясь подстроиться под темп лекаря. Вскоре мы покинули захламлённую, ещё несущую на своей поверхности следы вчерашнего буйного празднества, но уже обезлюдевшую центральную площадь и направились в один из проходов между хибарами, окружающими стадион.

Путь к дому Изориуса был довольно запутанным. Как оказалось, концентрические кольца из хижин на внешней границе площади по мере удаления от центра отсека теряли своё строгое геометрическое построение, и уже ближе к его периферии дома и постройки воздвигались хаотично, без соблюдения какого-либо определённого порядка. Мы петляли примерно минут десять, пока не остановились у невысокого деревянного дома с покатой крышей, сооружённого из старых брёвен и ветхих, местами потрескавшихся досок.

Теорис подошёл к узкой двери и несколько раз громко ударил по ней обратной стороной кулака, затем распахнул её и скрылся в хижине. Спустя минуту он вышел наружу и объявил:

— Охрана, оставайтесь здесь. Я сам отведу отщепенцев к Изориусу.

Стражники переглянулись, но ничего не сказали и молча встали по обе стороны от двери.

Лекарь нетерпеливо махнул рукой, данным жестом повелевая нам заходить внутрь, и буркнул:

— Поторапливайтесь! Изориус не любит долго ждать!

Я пропустил Линду вперёд и, ещё раз охватив взглядом соседние постройки, шагнул в дверной проём. Внутри дом состоял только из одной комнаты, в центре которой находился большой круглый деревянный стол, заваленный различными предметами непонятного мне предназначения. Вокруг стола стояло несколько стульев, а у противоположной от входной двери стены располагалась широкая и низкая кровать, застланная шкурами и мехами животных. У трёх других стен стояло множество грубо сколоченных деревянных стеллажей и полок, заполненных домашней утварью, кувшинами всевозможных размеров, странными инструментами довольно примитивной конструкции, статуэтками, рисунками и картами на маленьких плоских досках и прочим подобным хламом. На столе и на специальных столбиках, расставленных по всей комнате, были установлены небольшие открытые чаши с маслом и горящим в нём фитилём. Так как окон в доме не было, они являлись единственным источником освещения. Горьковатый дым от них поднимался к потолку и выходил наружу через специальное отверстие в крыше хижины. Хозяин дома стоял у стола и молча наблюдал за нами.

Теорис подошёл к нему и хрипло произнёс:

— Изориус, как видишь, с ними ничего не случилось. Я сберёг их от ангелов до твоего появления. Надеюсь, теперь наша мечта сбудется!

— Не торопись, ученик. Я ещё не проверил этих чужеземцев.

Человек, произнёсший эти слова, был неимоверно толст. Я впервые видел представителя человеческого рода, обладавшего такими обширными размерами, причём роста он был небольшого — меньше меня на две головы, но живот его был раздут словно воздушный шар, а толстая, вся в складках, шея заканчивалась круглой, лысой головой с полными, розовыми щеками и пухлыми губами. На макушке у него краснело большое родимое пятно, а маленькие глазки буквально утопали в лоснящихся выпуклостях лица. Так же как и у его ученика, через гигантские мочки ушей Изориуса была продета тонкая железная цепь, идущая под тройным подбородком от уха до уха. И одет он был, как и Теорис, в широкий тёмный балахон с капюшоном, который сейчас был откинут на спину. Свои руки он расположил прямо на куполообразном животе и задумчиво перебирал пухлыми пальцами, внимательно нас разглядывая. Мы, в свою очередь, тоже рассматривали его, не решаясь заговорить первыми.

Когда напряжение достигло предела и я хотел было уже нарушить затянувшееся молчание, он вдруг проговорил неожиданно тонким голосом:

— Ну что ж, чужеземцы, добро пожаловать в мою скромную обитель!

Я вздохнул с облегчением. Наконец-то хоть кто-то в Цитадели произнёс искренние слова приветствия в наш адрес. И, кроме того, этот кто-то был единственным человеком в городе ангелов, кто не обозвал нас отщепенцами.