— Говорю тебе, я и близко не подходила к проклятому чемодану! Я была в ее номере, когда она собиралась, но я бы никогда не посмела хоть что-то и пальцем тронуть. Ты знаешь, какой она человек, — все было аккуратно завернуто и сложено, как начинка в праздничном пироге. Когда собираюсь я, то просто сворачиваю вещи и кое-как запихиваю в чемодан.

— Мисс Филд позвали куда-то во время сборов, верно?

— Да, Тереза попросила зайти к ней в номер, чтобы проверить что-то. Ее не было минут десять.

— И ты все это время была в ее комнате?

— Да.

— Больше никто не входил?

— Никто.

— Что ж, — произнес Генри, — видимо, тот, кто рылся в чемодане Рейчел, не нашел того, что искал. Если только, — добавил он сурово, — ты не все мне рассказала.

Большие глаза Вероники стали еще больше, и она захлопала ресницами с чересчур невинным видом.

— Нет, дядя Генри, я все тебе рассказала.

— Надеюсь. А теперь тебе лучше бежать по своим делам. Мне надо кое-кому позвонить. Не забывай, о чем я тебе говорил, и не ищи неприятностей. Ты зайдешь к нам вечером?

— Не смогу — иду в кино с Доналдом.

Генри задумался. Он волновался за Веронику больше, чем хотел ей показать. И все-таки он не мог запретить ей пойти в кино с молодым человеком, подозревать которого не было серьезных оснований, хотя этот молодой человек, возможно, был не совсем правдив. Наконец Генри сказал:

— Не обсуждай это ни с кем, Ронни. Даже с Доналдом. И в особенности не говори ему, что думаешь, будто что-то обнаружила. Кстати, о чем ты там болтала за обедом?

— А, да ни о чем. — Выражение невинности на ее лице снова показалось ему наигранным. — Так, что-то смутное. В любом случае ты же сказал, что мне не надо лезть в…

— Если ты на что-то наткнулась, скажи мне.

— Нет, правда. Ничего особенного.

Генри раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, как дядя Вероники, он хотел, чтобы она не имела с этим делом ничего общего. С другой — как полицейский — он понимал, что она находится в таком положении, которое позволяло ей собрать те самые крупицы информации, которые могут оказаться бесценными. В конце концов он сказал:

— Ладно, зайди к нам завтра, и мы все обсудим.

— Мне жаль, дядя Генри, но я не смогу — пообещала Нэнси, что на выходные мы вместе поедем к ее родителям. Ты же помнишь Нэнси Блейк? Мы вместе снимаем квартиру.

— Ну, в любом случае так ты окажешься подальше от неприятностей. Тогда до понедельника.

— До понедельника, — отозвалась Вероника. Она надела пальто, поцеловала Генри в нос и ушла.

Генри позвонил по телефону, а затем поехал на Онслоу-стрит в Кенсингтоне, где жил доктор Уолтер Маркхэм.

Доктор Маркхэм был полным, располагающим к себе человеком под шестьдесят.

— Какая трагедия, — повторял он, пока они с Генри шли в его уютный, обитый кожей кабинет, — какая трагедия. Такая очаровательная женщина и такая молодая. И все-таки не нам ее обвинять, если она сочла необходимым покончить с собой.

Эти слова привлекли внимание Генри. Еще один человек предположил самоубийство.

— Почему вы так говорите? — поинтересовался он.

— Ну… — Доктор Маркхэм замялся. — Я думаю, вскрытие показало состояние ее здоровья.

— Вы были ее лечащим врачом. Она чем-то болела?

— Я думаю, — произнес доктор, — она страдала от неизлечимого рака.

— Вы так думаете?

— Пожалуй, мне лучше все объяснить. — Доктор откинулся на спинку кресла. — Мисс Пэнкгерст числилась среди моих пациентов. К счастью, мы с ней редко встречались как врач и пациентка. Время от времени она приходила с простудой или какой-нибудь подобной мелкой проблемой. Тем не менее мы были соседями и, смею сказать, друзьями. Пару месяцев назад она пришла ко мне в полном смятении. — Он помолчал. — Она не позволила мне ее осмотреть и попросила дать ей адрес лучшего специалиста в Лондоне в области онкологических заболеваний. Разумеется, я был очень обеспокоен. Она уверяла меня, что делает это по просьбе кого-то из друзей… так обычно и бывает. Люди, подозревающие, что у них может быть такой диагноз, прилагают максимум усилий, чтобы скрыть его, пока не будут точно уверены. Они не хотят без необходимости расстраивать близких и друзей. Хелен подтвердила мои подозрения, настаивая, чтобы я никому не рассказывал о ее визите. В первую очередь она хотела, чтобы мисс Пайпер ничего об этом не узнала. Ее соседка по комнате — тоже моя пациентка. Я ничего не мог сделать, кроме как дать ей нужную информацию. Когда я прочитал в газетах о произошедшей трагедии, то, разумеется, предположил…

— Кого вы ей порекомендовали? — быстро спросил Генри.

Доктор Маркхэм не мог решить, что ему делать.

— Не думаю, что имею право… — начал он.

— Доктор, — сказал Генри, — с Хелен Пэнкгерст все было в абсолютном порядке, и она не покончила с собой. Ее убили.

— Господи! Убили? Какой ужас! — Доктор действительно был потрясен. — Но кто?

— Это я и пытаюсь выяснить, — ответил Генри, — и информация, которой вы располагаете, способна помочь.

— Ну, раз дело обстоит так… Я посоветовал ей обратиться к сэру Джеймсу Брейтуэйту. Он известный эксперт в таких вопросах. Принимает на Уимпол-стрит. Господи… убийство.

— Спасибо, — поблагодарил его Генри, — вы очень мне помогли. И, пожалуйста, никому об этом не рассказывайте. Кое-что из того, что я вам раскрыл, должно оставаться в тайне.

— Разумеется, инспектор. Разумеется. Убийство… какая трагедия. Какая трагедия.

Сэр Джеймс Брейтуэйт, как сообщила юная, но весьма строгая брюнетка в белой униформе, был очень занят и не принимал никого до конца следующей недели. Он только сегодня вернулся с конференции в Вене, добавила она, и за время отсутствия у него накопилось много работы.

При виде визитной карточки Генри она, однако, испуганно распахнула большие карие глаза. Девушка предложила Генри расположиться в комнате для ожидания и почти бегом скрылась за тяжелой дубовой дверью, которая вела во внутренние помещения солидного дома на Уимпол-стрит.

Генри сел. Он был тут один, если не считать бронзовой статуэтки Дианы-охотницы. На столике лежала стопка старых журналов. Генри казалось все более и более громким тиканье золоченых бронзовых часов на каминной полке и приглушенный рев автомобилей за стеной. Если верить в то, что здания могут впитывать отголоски событий и переживаний, свидетелями которых они становились, то эта комната, без сомнения, видела множество трагедий. Здесь томились в мучительном ожидании, испытывая боль и отчаяние, столько людей, что было куда больше шансов увидеть привидение прямо тут, чем в доме, где совершили одно убийство. Генри вздрогнул, представив, как Хелен Пэнкгерст сидит здесь и ждет… представил Майкла Хили.

Дверь открылась, и брюнетка сказала:

— Сэр Джеймс может уделить вам несколько минут прямо сейчас, инспектор.

Генри встал и последовал за ней в кабинет.

Тут все было оформлено так, чтобы пациенты не думали о предназначении помещения. Большие арочные окна выходили в тихий садик, слабый январский солнечный свет, пробивавшийся сквозь белые муслиновые шторы, придавал светлой комнате уютный вид. Если не обращать внимания на два шкафчика с карточками пациентов и обитый кожей письменный стол, комнату можно было бы счесть приятно обставленной гостиной в частной квартире. Сам сэр Джеймс Брейтуэйт излучал спокойствие и хорошее настроение. Он оказался высоким, приятной внешности человеком с совершенно седыми волосами, гладким улыбчивым лицом и голубыми глазами, сверкавшими из-за очков в роговой оправе. Человек из тех, перед которым самые серьезные проблемы отступают и кажутся пустяком. Человек, которому легко доверять.

— Мой дорогой инспектор, — приветствовал он Генри, — прошу вас, заходите, садитесь. Что я могу для вас сделать? Надеюсь, ваш визит — это не плохой знак? — Его голубые глаза весело поблескивали.

— Весьма великодушно с вашей стороны принять меня, сэр Джеймс. Насколько я понимаю, вы сейчас очень заняты.