Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Генри, — резко произнесла Эмми, — сколько вы там выпили?

— Выпили?.. Я не считал. Доктор Гриффитс уехал в Калабрию, и это, конечно, нам вовсе не на руку.

— Я тоже так считаю.

— А как Долли?

— Она… — Эмми помолчала, словно не знала, что сказать. — Она спит.

— Ну, не важно. Я поговорю с ней утром.

— Да, так будет лучше, — согласилась Эмми. — Оставь все переговоры до утра.

Генри, начавший делать какие-то записи в карманном блокноте, с удивлением посмотрел на жену. Эмми тем временем продолжила:

— Я иду спать. — Она немного помолчала. — Кстати, я начинаю волноваться за Долли. Я хотела поговорить об этом с тобой. Но ты, как я вижу, не в том состоянии, чтобы сейчас что-то слушать и тем более давать советы. Спокойной ночи.

Чувство оскорбленной невинности на несколько секунд лишило Генри дара речи. Эмми за это время успела дойти до двери.

— Ты сейчас себя очень глупо ведешь, — наконец вымолвил он не без чувства собственного достоинства. Сознание того, что он выпил три приличные порции виски, заставляло Генри говорить медленно и тщательно подбирать слова. — У меня сложилось ложное впечатление, что тебе небезразлична моя работа и что ты искренне пытаешься мне помочь. Но если ты вознамерилась продемонстрировать мне приступ ревности, и то лишь потому, что Сара Мэссингем — так уж вышло — исключительно привлекательная женщина, равно как и блестящий доктор… — Тут он замолчал. Отчасти оттого, что у него не хватило дыхания, а отчасти потому, что просто уже забыл начало фразы и не знал, как лучше ее закончить.

— Да ну тебя с твоими аллергиями и анафилактическими шоками! — фыркнула Эмми и, громыхнув дверью, ушла.

У Генри хватило ума не бежать вслед за ней. Правда, произошло это скорее на уровне подсознания. Он вернулся к своим записям и добавил в них список имен. Примроуз и Эдвард Дюваль. Вайолет и Пит Ван дер Ховен. Дэффодил и Чак Суошгеймер. Долли Ундервуд-Трип. Энтони Гриффитс. Он начал вспоминать их всех, одного за другим, затем зачеркнул Примроуз, но очень тоненькой линией, которую в случае чего можно было бы и стереть. Напротив имени Эдвард Дюваль он поставил вопросительный знак. Сам доктор ровным счетом ничего не выигрывал от смерти Кристэл. Или это не совсем так? Генри вписал мелкими буковками два слова: «законы Швейцарии» — и тоже поставил крохотный вопросительный знак.

Пита Ван дер Ховена он тоже вычеркнул, хотя рядом с его именем также появилось замечание «законы Голландии?». Вайолет — и снова вопрос. И если насчет Примроуз еще оставались сомнения относительно того, виновна она или нет, то Дэффодил и Чак Суошгеймер были решительно вычеркнуты без всяких раздумий. Долли — большой вопросительный знак. Тони Гриффитс — вопрос и слова «стаканчик для зубной щетки».

Закончив свое невеселое занятие, Генри взглянул на часы и решил, что теперь самое время отправиться наверх. Он счел это сейчас вполне безопасным, даже несмотря на то что в Черной комнате еще горел свет. Эмми лежала в кровати и, по-видимому, крепко спала. Во всяком случае, когда он открыл дверь, она даже не пошевелилась. Генри разделся, потом долго и шумно принимал душ и, наконец, забрался в постель. Несколько минут он еще читал роман Майкла Арлена, который лежал на тумбочке у кровати и предназначался для гостей леди Бэллок. За все это время Эмми не двигалась и на мужа не реагировала, из-за чего Генри сделал правильный вывод: она не спит.

— Доброй ночи, дорогая! — негромко произнес он. — Надеюсь, что очень скоро ты заснешь.

И прежде чем она успела что-то сказать, он потушил свет.

Глава 12

На следующее утро Эмми, разумеется, испытала глубочайшее чувство раскаяния. Она встала задолго до Генри, спустилась в кухню и приготовила сразу два чайника ароматного чая. Первый она поставила на самый красивый поднос, который только смогла отыскать, и отнесла в комнату Долли. Не получив ответа на стук, она тихонько отворила дверь и почти неслышно вошла. Долли лежала, свернувшись калачиком под стареньким стеганым одеялом, точно так же как и вчера, когда Эмми уходила отсюда, в той же позе, и так же тяжело, но ровно дышала.

— Я принесла вам чай, Долли, — бодро заявила Эмми и поставила поднос на низенький стол из бамбука, стоявший у кровати.

— Что такое? — Женщина лениво заворочалась в постели.

— Чай, — пояснила Эмми.

Единственным ответом было тихое ворчание.

— Принести вам сюда завтрак чуть позже, или вы сами спуститесь на кухню?

Наступила пауза, но тишина в комнате не наступила. Среди стонов и громких зевков Эмми услышала едва различимые слова:

— Попробую спуститься.

— Хорошо, — так же жизнерадостно отозвалась Эмми, понимая, что со стороны она сейчас напоминает не очень удачную пародию на заботливую медсестру. — Я рада, что вы себя чувствуете немного лучше.

Долли пробормотала что-то совсем неразборчивое и перевернулась на другой бок, пряча лицо в подушку, словно солнечный свет раздражал ее. Эмми вздохнула и отправилась вниз за вторым подносом.

Этот она понесла в Черную комнату, где ей повезло куда больше. Генри уже проснулся, и супруги сразу начали изливать друг на друга свои страдания, потом дружно занялись самобичеванием. Слова их повторять дословно было бы делом неблагодарным, но закончилось все вполне удовлетворительно, как и должно быть при счастливом браке.

Эмми уже в сотый раз повторяла:

— Нет, во всем виновата только я. Я вела себя как самая настоящая идиотка. Но, дорогой, дело в том, что я действительно очень беспокоилась за Долли. И волнуюсь до сих пор.

— А что с ней такое?

— Ну… Я понимаю, что завещание стало для нее настоящим потрясением. Наверное, не стоит удивляться и тому, что она потеряла сознание, хотя это совсем на нее не похоже. Ну, не в ее характере, что ли.

— Долли уже не молода, — напомнил Генри. — И еще не забывай, что в последнее время ей пришлось немало пережить. Она перенапряглась. К тому же…

Он замолчал.

— Что еще?..

— Ну… Планкет счел такой шок, как завещание, приятным потрясением.

— А разве это не так?

— Не совсем, — поправил ее Генри. — Если при этом Долли поняла, что теперь ее могут подозревать в убийстве.

— Я не думаю, что имеются основания официально кого-то подозревать.

— Верно, но Долли была единственной, кто знал, зачем я приехал сюда и вообще кто я такой. К тому же она знала и про фокус с подталкиванием стаканчика и предупреждением духа об опасности. И она единственная, кто до сих пор оставался чистым, то есть вне всяких подозрений, потому что у нее не было на то мотива. Все понимали, что после смерти Кристэл она потеряет буквально все.

Эмми кивнула:

— Я поняла тебя. Ну хорошо. Допустим, что потерю сознания можно легко объяснить. Но она довольно быстро пришла в себя после этого. Она спокойно дошла до своей комнаты, и при этом ей потребовался минимум посторонней помощи. Но с тех пор она… она никак не может присоединиться к нам.

— Но ведь доктор Дюваль дал ей успокоительное, — заметил Генри.

— Я помню. И это тоже считаю вполне естественным. Я и ожидала, что она будет спать или по крайней мере постоянно чувствовать себя сонной. Но это лишь на некоторое время. Потом она должна была бы встрепенуться и снова ожить, но этого не произошло почему-то. Она продолжает лежать в постели, как будто ее кто-то умышленно постоянно накачивает снотворным. Я уверена: здесь что-то не так.

Генри похлопал Эмми по руке, чтобы поскорей успокоить супругу:

— Мне кажется, ты напрасно так волнуешься. Я не сомневаюсь и в том, что доктор Дюваль дал ей какое-то сильное средство, чтобы она выспалась как следует. Уже сегодня утром она снова будет в порядке. Вот увидишь.

— Ошибаешься, — заявила Эмми. — Я только что отнесла ей наверх чай. Нет, я не хочу, конечно, сказать, что она заболела, но она какая-то… не такая. Она словно в тумане.

— Раз так… — задумался Генри. — Мне в любом случае нужно с ней обязательно поговорить. Так что если ей не полегчает и после завтрака, я свяжусь с доктором Дювалем по телефону. — Он увидел, как изменилось лицо Эмми, словно она засомневалась в необходимости поступить именно так, и осведомился: — А что в этом такого?

91
{"b":"746323","o":1}